Страница 19 из 21
Так, концепция «социальных и политических трансфертов» описывает трансграничный обмен идеями, технологическими и организационными инновациями, социальным опытом, профессиональными навыками, заимствования механизмов политического регулирования. В целом, через трансмигрантов в страну исхода попадают многие достижения экономически развитых обществ. Авторы исследований транснационализма на уровне индивидов и групп предлагают для описания данного феномена концепцию пяти «Т»: трансферты (денежные переводы), торговля, транспорт, телекоммуникации, туризм.[96]
В то же время рост этнической и религиозной неоднородности, как современных государств Запада, так и России, и все более интенсивные взаимодействия этнических и этнорелигиозных транснациональных иммиграционных сообществ поверх существующих границ приводит к размыванию национальных идентичностей и уже зачастую стимулирует новые этнические, этнорелигиозные и этнополитические конфликты и ставит вопросы не только национальной, но и глобальной безопасности. Считается, что транснационализм снижает значимость национальных идентичностей, принадлежностей, лояльностей, что ведет к эрозии центральных элементов государств и создает угрозу их целостности.[97] Одна из кризисных тенденций видится в том, что государство уже не справляется с классической задачей «социальной интеграции» по причине ориентации людей на все более устойчивые транснациональные структуры.
В результате транснациональной массовой миграции из государств «бедного Юга» в государства «богатого Севера» и благодаря возможностям «глобального общения», которое обеспечивают новые информационные технологии, формируются транснациональные этнорелигиозные коммуникативные сети (ТЭКС) – как тематически определенные многомерные системы взаимодействия, которые осуществляются поверх национальных и государственных границ. В этих интенсивных коммуникативных взаимодействиях участвуют: 1) детерриторизированные этнические сообщества (новые глобальные диаспоры, мигранты, беженцы и организации, претендующие на их представительство), которые борются за свои групповые права, социокультурное или религиозное самоопределение; 2) правительства стран исхода; 3) правительства принимающих стран; 4) религиозные и этнокультурные организации принимающих стран; 5) религиозные и этнокультурные организации стран исхода; 6) неформальные группы и 7) индивиды. В результате ТЭКС зачастую играют важную роль в глобальной актуализации локальных конфликтов. Они задают ту систему координат, в которой определяется содержание и конфигурация конфликта, что может сопровождаться попытками управления конфликтом, его эскалацией или его временным урегулированием.[98] Все это может не только порождать новые конфликты, но и служить политизации и интернационализации локальных этнокультурных и этнорелигиозных конфликтов. Именно качественно новый, глобальный характер современной транснациональной иммиграции, позволяет, как представляется, для анализа особенностей динамики такого рода конфликтов использовать несколько модернизированный концепт «треугольника/триады Р.Брубейкера»,[99] сторонами которого являются:
1) Принимающие государства, стремящиеся к интеграции новых транснациональных мигрантов и преодолению кризиса национальной идентичности, посредством осуществления того или иного варианта политики мультикультурализма. Однако на практике мультикультурализм «зачастую оборачивается этнонационализмом, а различия – борьбой за основанные на нём привилегии и неуниверсальные нормы. Поощряя и даже спонсируя бюджетными деньгами развитие различий, используемых в дальнейшем «этническими предпринимателями» в борьбе за статус, власть и ресурсы, государство/центральные власти закладывают огромный конфликтогенный потенциал между представителями разных народов, которые, по декларативным заявлениям политических элит, должны консолидироваться в единую политическую нацию посредством формируемой единой надэтнической политической идентичности.[100] Отсюда констатация краха этой политики лидерами Германии, Великобритании, Франции.
2) Новые иммигрантские сообщества (особенно мусульманские), с одной стороны, создавая новые экстерриториальные пространства, живут между двумя мирами, соединяя их друг с другом. С другой – сопротивляются интеграции в принимающие западные общества на его условиях и борются за собственные права и интересы. Однако «будучи не в состоянии адаптироваться и преуспеть в чуждой для них среде, переселенцы с периферии быстро образуют замкнутые сообщества, где воспроизводят традиционные привычные для них связи и отношения. При этом они обычно принимают западное подданство и продолжают преобразовывать социальную среду западных стран, не разделяя, а иногда даже не понимая принципов гражданского общества».[101] Причем, новые этнические сообщества (их организации), могут брать на себя функции этнических лобби. Степень успешности выполнения этой функции зависит от ряда факторов:
степень сплоченности этнического сообщества, если иммигрантская группа поддерживает сильные связи внутри сообщества, а также экономически достаточно диверсифицирована, то она имеет ресурс давления;
политические беженцы, в отличие от трудовых мигрантов, как правило, более склонны к организации этнических лобби;
иммигранты из стран, имеющих территориальные конфликты, лоббируют интересы исторической родины значительно активнее, чем иммигранты из стран, не имеющих открытых или латентных конфликтов;
этнические лобби наиболее успешны в тех случаях, когда их цели совпадают с интересами политических элит принимающего общества. [102]
3) Государства исхода, заинтересованные, в силу политических и экономических причин, в сохранении постоянных связей с иммигрантами и использующие их сообщества для оказания влияния на внутреннюю и внешнюю политику принимающих стран. Так, исламские страны Азии и Африки «…учатся влиять на…политику «изнутри» самих больших стран за счет миграции их населения в державы-лидеры и использования мигрантами разнообразных форм давления на принимающие страны».[103] Учитывая то, что влиятельные исламские государства (Саудовская Аравия, Турция) предоставляют финансовую помощь мусульманским иммиграционным общинам в странах Европы, вполне реальным является лоббирование интересов исламских государств внутри политических систем стран Европейского союза. Тем более что представители этих общин уже не только избираются в органы местного самоуправления, но и представлены в национальных парламентах (Бельгия, Великобритания, ФРГ, Франция и др.) и даже правительствах (Великобритания, Франция).
Именно поэтому Хью Майалл[104] утверждает, что теперь предметом анализа для исследователей должен быть не просто «этнический конфликт», а «конфликт-в-контексте», не только общество, в котором он происходит, но и окружающая среда глобального и регионального масштаба.
Глава 4
Поствестфальский мировой порядок как системная угроза национальной безопасности современных государств
Н.А. Комлева
© Комлева Н.А., 2015
Национальная безопасность традиционно определяется как обеспечение физического, экономического и духовного выживания нации с сохранением оптимальных параметров ее развития[105]. Основной актор обеспечения национальной безопасности – государство, поскольку именно государство обладает наибольшим объемом легитимных ресурсов воздействия. Однако национальная и государственная безопасность – вещи разные.[106] В данном случае речь пойдет именно о национальной безопасности.
96
См.: Глущенко Г. Транснационализм мигрантов и перспективы глобального развития. // Мировая экономика и международные отношения. 2005, № 12, с. 50–57.
97
Joppke С. Asylum and State Sovereignty. A Comparison of the United States, Germany, and Britain. – Comparative Political Studies. 1997. 30. Jg., S. 259–298.
98
См.: Островская E.A. Транснациональные коммуникативные сети религиозных идеологий // Государство, религия, церковь в России и за рубежом, 2010 № 4.
99
См.: Brubaker R. Nationhood and the National Question in the New Europe. Cambridge,
100
Мартьянов В.С. Конфликт идентичностей в политическом проекте Модерна: мультикультурализм или ассимиляция? // Идентичность как предмет политического анализа. Под ред. И.С. Семененко. М., 2011. С. 41–42.
101
Иноземцев В.Л., Кузнецова Е.С. Глобальный конфликт XXI в. Размышления об истоках и перспективах межцивилизационных противоречий // Полис, 2001. № 6. С. 137.
102
См.: Lindsay J. Getting Uncle Sam’s Ear: Will Ethnic Lobbies Cramp America’s Foreign Policy Style? // Brookings Reviiew. 2002. № 20 (Winter). Pp. 37–40.
103
Богатуров А. Лидерство и децентрализация в международной системе // Международные процессы. 2006. Т. 4. № 3 (12), с. 15.
104
Майал X. Трансформация конфликтов: комплексная задача // Этнополитический конфликт: пути трансформации: настольная книга Бегрховского центра. М., 2007, с. 76–97.
105
Под нацией в данном случае понимается политически оформленная совокупность этносов, составляющих народонаселение данного государства.
106
Государственная безопасность, по нашему мнению, – это обеспечение оптимального функционирования всех трех ветвей государственной власти. Государственная безопасность является важным аспектом национальной безопасности, но не более того. В том случае, если государственная безопасность отождествляется с национальной и подменяет ее собой, происходит постепенное разрушение последней. Обычно это происходит в обществах с тоталитарным политическим режимом.