Страница 7 из 11
– Рязанская я.
Рязань была удельным княжеством, не подвластным великим московским князьям.
– Как к башкирам попала?
– Он меня у татар перекупил, видно – к себе в улус думал привезти, а тут распутица. Кони у него из сил выбились, а подо мною – пал.
– Отдыхай, поешь вот.
Мишаня достал из холщового мешка краюху хлеба и кусок сала, быстро нарезал и протянул девушке. Но Лиза взяла только хлеб и жадно впилась в него зубами.
– А сало чего же не берешь? Неуж тебя в мусульманство обратили?
– Так ведь сейчас Троицкая седмица, пост, мясное вкушать грешно.
– Странствующим, воинам и болящим – можно. Что-то ты набожная больно!
– Так отец мой убиенный, Царствие ему небесное, священником в селе был, пока татары не напали.
Девушка осенила себя крестом.
– Так ты сирота теперь?
– Выходит – так.
– А меня Михаилом зовут, я приказчиком у купца Аникея служу. Мы из села Чижи, что рядом с Хлыновым. Да ты ешь, ешь.
Мишаня отошел к стоящему на корме Павлу.
– Чего теперь с ней делать-то?
– Сам купил, сам и решай. К деду с бабкой своим определи, пусть домашнюю работу делает – печь истопить, похлебку сварить, в избе подмести, кур накормить.
– Верно, и как я сам сразу не догадался.
Первым делом по приходу в Хлынов они стали разгружать ушкуй. Не бросать же его с товаром у пристани!
Когда первая подвода с тканями подъехала к лавке Аникея, купец удивился:
– Это что еще такое?
– Да вот – невольницу купил, Лизаветой звать.
Купец неодобрительно посмотрел на Михаила.
– Сколько на свете живу, отродясь невольниками не торговал. Богомерзкое это дело!
– Да ты что, дядя Аникей! Я же не торговать ее взял – из плена башкирского выкупил. Сирота она, из Рязани.
– Тогда совсем другое дело! Ну, раз сам купил, сам с ней и определяйся.
Они продолжили разгружать товар.
Уже поздно вечером, при свете лучины, стали подсчитывать – сколько чего куплено и почем.
Сидевшая до того в углу лавки Лиза подошла поближе к Михаилу, писавшему на восковых дощечках, вгляделась.
– Любопытствуешь?
– А можно мне?
– Неуж писать-читать умеешь?
– Батюшка научил.
На Руси писать-считать умели монахи, люди бояр-ского и княжеского звания, немногие купцы да житии люди – писари и столоначальники. А уж грамотные женщины – редкость необычайная. «Хм, похоже, приобретение ценное».
У Аникея сразу ушки на макушке, стойку сделал, ровно охотничий пес. И к Мишане ласково:
– Зачем тебе еще один лишний рот в избе? Продай ее мне.
– Не торопись, дядя Аникей, я и сам еще с Лизаветой не определился.
Похоже, Лизавета – грамотный работник, удачно Михаилу в руки попала. Хитер Аникей, с ходу ситуацию оценил, перекупить предложил. Однако если она и в самом деле грамотна да прилежна – самому пригодится.
Они свели счеты, Аникей отсчитал Мишане деньги, и молодой приказчик отправился с невольницей к себе домой.
Супротив ожиданий дед с бабкой встретили невольницу приветливо. А уж когда Мишаня объявил, что Лизавета сирота и выкуплена им из неволи, то и вовсе стали относиться к ней, как к дочери.
Бывшая невольница освоилась на новом месте. Работницей она оказалась хорошей. Каждый день Мишаня отмечал перемены в избе: то занавеска новая появилась на печи, где дед спал, то стол до желтизны выскоблен. Миски намыты, приготовлено вкусно, в избе чистота. Не промахнулся с приобретением молодой приказчик. И набожна – каждое воскресенье спозаранку в церковь на службу ходит.
Через неделю Мишаня со спокойной душой отправился на ушкуе в очередную ходку за товаром.
Они спустились по Вятке вниз и немного не добрались до Пижмы, когда впередсмотрящий Капитон закричал:
– Лодья впереди тонет!
Все сгрудились у борта. Прямо по курсу, в двух сотнях саженей, завалившись на правый бок, погружалась в воду лодья.
– Не иначе – с топляком столкнулись, – сказал Павел, и сразу же: – Ну, чего рты раззявили – на весла! Людям помочь надо!
Гребли мощно, да течение мешало.
Наконец они оказались у лодьи. Почти в ту же минуту она ушла под воду, пустив большой воздушный пузырь.
В воде барахтались несколько человек. Команда хватала их за одежду и затаскивала на борт.
Вытащить удалось двоих – остальных отнесло течением в сторону, и они скрылись под мутной водой.
– Эх, беда-то какая! Спаси, Господи, их души! – сказал Павел.
Спасенные лежали на палубе, хватая ртом воздух. Одежда промокла насквозь, людей с лодьи трясло – от пережитой опасности и от холода.
– Никанор, Трофим – быстро сухую одежу!
Принесли старенькую, но чистую и сухую одежду. Мишаня взялся раздевать одного из спасенных. Тот схватился за кафтан: – Не тронь!
Он сел на палубе, опершись на руки, потом ему удалось встать. Разделся донага, натянув сухое. Из промокшей одежды вытащил кожаную трубочку – вроде пенала, сунул ее себе за пазуху. И сделал он это, вроде как бы укрывшись от чужих взглядов. Ладно, мало ли какие у человека секреты, может – деньги у него там!
Незнакомцы выжали свою одежду и повесили на веревку – сушиться. Подошли к корме.
– За спасение – спасибо, и низкий вам поклон.
Оба на самом деле поклонились. Павел и Михаил ответили тем же.
– Вы кто же будете? – полюбопытствовал Павел.
– Хлыновские мы. Я – Костя Юрьев, сотник. А это – товарищ мой, Василий. Кого нам благодарить?
– Я – кормчий, Павел.
– А я – приказчик, Михаил. Судно – купца Аникея, из Чижей, что под Хлыновым.
– Бывал я в твоем селище, многих знаю. Куда путь держите?
– Известно куда – на торг, в Нижний.
– Нас подбросите?
– А куда от вас деваться? Не на татарский же берег высаживать?
– Вот и ладненько.
Оба спасенных уселись на палубе у мачты и стали что-то тихо обсуждать.
– Повезло мужикам, что мы подвернулись, – повернулся к Павлу Михаил.
– Им-то повезло, – нахмурился Павел, – а нам – не знаю пока.
– Почему так?
– Костя Юрьев – в Хлынове личность известная. Храбр, не в одном бою участвовал. Только он к Москве тяготеет, под руку князя московского Ивана III вятичей отойти призывает. Много у него сторонников, да не все. Потому и неизвестно, чем нам их спасение обернется.
О таких верхах Мишаня еще не задумывался. Он просто торговал у купца, выживая.
За время плавания на ушкуе Костя часто беседовал с Михаилом.
– Тебе сколько уже?
– Четырнадцать весен.
– Парубок уже. Грамотный?
– Даже писать умею, – похвастался Мишаня.
– Ого! Такие нам нужны!
– Кому это – нам?
– Позже узнаешь. Ты как к татарам относишься?
– Как к ним можно относиться? Одно слово – ироды!
– Верно! Так и дальше они славян гнобить будут, пока ярмо ихнее не сбросим.
– Больно велика темная сила.
– Потому что княжества раздроблены. Каждый князь сам за себя, еще и у соседа норовит земельку оттяпать. В единстве наша сила, Михаил.
– А что я? Я – человек маленький. Делаю, что купец Аникей велит.
– У купца один интерес – мошну набить.
– А как же! Каждый человек свой интерес блюсти должен. Кто моих престарелых деда и бабку кормить-одевать должен?
– Деньги не только торговлей добыть можно. Еще и на меч взять.
– Это на дороге разбойничать, что ли? Не по мне!
– Зачем разбойничать? Я и сам татей вешал бы вдоль дороги, чтобы другим неповадно было.
– Не пойму я что-то тебя, Костя.
– Рядом с нами, – вон берег, – черемисы, чуваши, удмурты проживаются, под рукой татарской ходят. Вместе с татарами нападают, кровь из народа нашего пьют.
– Татарва к Хлынову редко подходит, да и отбиваться у вятичей пока получается. Для них другие города – побогаче да полакомей есть: Рязань, скажем, или Москва, Псков да Владимир.
– Как баба рассуждаешь! Пусть соседа моего ограбят, лишь бы меня не тронули!
Помолчали.
– Ты, Михаил, каким оружием владеешь ли?
– Кистенем да ножом.