Страница 23 из 91
- Вот видите, - с торжеством обратился шеф к секретарю, - это и есть тот самый прием.
Потом он обернулся к практиканту, который уже подкрался к дверям, опасаясь, как бы шефу не пришло в голову продемонстрировать на нем еще какой-нибудь прием.
- Спасибо, господин практикант, - сказал ему шеф.
- Не за что! - ответил господин Лаза.
- А о том деле, знаете, после.
Все это произошло позавчера.
А господин Пайя еще больше перестарался. Его тоже захлестнула страсть к борьбе и потребность объяснять всем ее приемы, но, не имея собеседника, он отправился домой и стал давать урок своей жене.
- Иди ты к дьяволу! - закричала госпожа Ружа, но это не помогло.
- Видишь, он схватил противника вот так, а согласно правилам, он не смеет захватывать противника за ноги, иначе... видишь, этот прием...
- Отстань от меня, ты что, рехнулся! - взвизгнула госпожа Ружа.
- А ты можешь защищаться. Вот попробуй. Что, не пошевельнуться? Как бы ты теперь стала защищаться? Но ты не побеждена до тех пор, пока я не положу тебя на обе лопатки.
И тут началась борьба. Крик, визг. Госпожа Ружа так вцепилась супругу в волосы, что он застонал от боли:
- Ай... ты запутала мне руки платьем... не щиплись... что ты царапаешься? Ой, ой...
- Разрази тебя бог, зачем ты перевертываешь меня через голову, - визжит госпожа Ружа, - почему ты сразу не положишь меня на обе лопатки?..
От этой борьбы обезумел весь Белград. Право же, все заболели. Невозможно пройти спокойно по улице. Встречаю друга:
- Добрый день!
- Добрый день, - отвечает друг, одной рукой пожимая мне руку, а другой ощупывая мои мускулы.
И не только друг, но и знакомые - все, все в эти последние дни ощупывают мои мускулы.
Вот и меня захватила эта эпидемия, и я теперь в ужасном состоянии. Домой идти не смею: боюсь застать тещу и перебросить ее разок через голову, да и по улицам ходить опасно - как бы не пощупать мускулы у какой-нибудь дамы.
Храни вас бог от этой болезни!
СЛЕДСТВЕННАЯ КОМИССИЯ
Возвращаются, возвращаются!
Месяц тому назад я теплыми напутственными словами проводил первую партию отъезжавших на курорт женщин, а теперь, когда пришло время возвращения, говорю им "добро пожаловать!" И они уже едут, приезжают.
Подойдите к отелю "Лондон" около четырех часов пополудни, когда прибывает местный поезд, и вы в любой день сможете увидеть несколько отъезжающих от вокзала фиакров. Рядом с кучером - большой чемодан и корзинка, на верхнем сиденье экипажа - теща и она, вернувшаяся с курорта. На нижнем сиденье - свояченица и он, муж. Он держит на коленях какой-то сверток и пальто жены, а сам уныло смотрит на проходящих по улице счастливцев.
Так вот. На вокзале ее встретили муж с тещей и свояченицей. Она поцеловалась с мужем и коротко спросила:
- Дома все в порядке?
- Конечно! - ответил он.
Затем она сунула ему в руку багажную квитанцию, носильщик поставил перед ней корзину, положил сверток, пальто, зонтик и другие мелочи, а она тем временем уже пустилась в длинный и пространный разговор с матерью и сестрой. Когда вещи были погружены и все уселись в карету, мужу на колени водрузили сверток и женино пальто. И вот они мимо "Лондона" едут домой.
Когда подъезжают к дому, муж спешит вперед, отворяет двери и, едва вставив ключ в замочную скважину, уже чувствует в сердце какой-то холод.
Не успевают они войти, как теща бросается к окну и распахивает его настежь:
- Ох, господи, дайте немножко воздуху! Здесь душно, как в подвале!
- Ах, боже мой, здесь совсем не проветрено! - вторит свояченица.
Но вот внесены вещи, открыты все окна, и жена пробегает по комнатам, восклицая:
- Господи боже, господи боже! Вот говорят: поезжай, лечись. Да лучше сидеть здесь и околевать, чем оставлять дом на такого балбеса.
Она снимает блузку, надевает домашнюю кофту, сбрасывает башмаки и принимается искать домашние туфли.
- Милош, где мои домашние туфли?
- Наверное, здесь, - отвечает Милош, - где они еще могут быть?
- Вот смотри, их же нет на месте, а я оставила их под кроватью.
- Не знаю, - отвечает Милош, нагибаясь и начиная поиски, - не знаю; я твои туфли не украл, на что мне они.
Наконец туфли найдены - одна за печкой, другая под ночным столиком. Тем временем свояченица уже поставила варить кофе, так как теща почувствовала себя дурно от скверного запаха в доме. Затем все они уселись поговорить.
На самом деле это не разговор, а следствие, начатое против обвиняемого следственной комиссией в составе жены, тещи и свояченицы.
Обвиняемый садится в угол, поджимает ноги под стул и устремляет пристальный взгляд в потолок.
- Ну вот, Милош, разве я тебе не говорила, чтобы ты каждый день открывал окна?
- Я открывал их.
- Открывал, конечно, - добавляет теща, прижимая к носу платок, - а здесь дышать нечем!
- Теперь посмотри сюда, - опять начинает жена, - это что такое?
- Что? - спрашивает он.
- Это не моя простыня на кровати.
- Конечно, не твоя, - поддакивает теща.
- Но чья же тогда? - спрашивает он голосом обвиняемого.
- На всех наших простынях - монограммы, - добавляет свояченица.
- Я не знаю, я ее не менял.
- Она похожа на арестантскую простыню, - продолжает теща.
- Ой, - удивляется свояченица, - я не смогла разглядеть монограмму из-за блох и этого желтого порошка.
Затем наступает небольшой перерыв, так как свояченица подает кофе. Теща делает глоток, ставит чашку на стол и начинает:
- Боже, бедный котенок, как он отощал, на него смотреть страшно!
- Ой, бедняжечка! - всхлипывает свояченица и берет котенка на руки.
- Ты, конечно, его не кормил?
- Я кормил его каждый день.
- Разве ты думал о доме и о котенке?! Кто знает, о чем ты думал и когда приходил домой... может быть, раз в три дня.
- Я приходил каждый день.
- Конечно, это видно по котенку.
- Бедный котеночек! - вздыхает свояченица и нежно его гладит.
Жена допивает кофе и снова идет осматривать квартиру. За ней, разумеется, отправляется и вся следственная комиссия.
- Посмотри, посмотри, пожалуйста: под письменным столом лежит один носок. Как мог попасть носок под письменный стол?
- Это, наверное, я сбросил его с кровати, когда раздевался, вот он и попал туда.