Страница 7 из 24
Чтобы с привычной беспечностью пировать, охотиться и швырять деньги без счета, аристократы толпами устремились ко двору короля. Они стали его опорой, советниками, верными слугами, поддерживали короля во всех его начинаниях. Они усердно прославляли его. Они на все лады внушали ему, что он величайший, славнейший, сильнейший из королей, и получали за свою поддержку, за свои советы, за свои услуги, за свою бесконечную лесть новые привилегии, новые должности, новые жалованья, новые пенсии, новые выплаты из казны. Натурально, чем щедрее расплачивался с ними король, тем преданней становились они своему владыке. Наконец между государем и аристократией установилось трогательное согласие, какого не было в Англии со времён Ричарда Львиное Сердце. С позорным крушением заговора несчастного Эссекса угасла бунтарская прыть английских баронов, не раз колебавших шаткий трон королевы Елизаветы, укрощавшей их железной рукой. Пожалования и выплаты оказались вразумительней кровавых казней и жестокого подавления мятежей. Чем щедрей бесчувственная королевская рука сеяла пенсии и привилегии, тем смирнее, покорнее становились придворные.
Само собой разумеется, эту ораву жаждущих дарового золотого дождя паразитов были не в состоянии ублажить какие-то двести тысяч фунтов стерлингов ежегодного пенсиона, которые остальные сословия были готовы выдавать своему королю, лишь бы он позволил им спокойно производить, спокойно торговать, спокойно обогащаться и медленно, но верно обогащать Англию и казну. Маленькому человеку с большой головой и кривыми тонкими ножками и его окружению были нужны миллионы, однако миллионы были непосильны, убыточны, разорительны для представителей нации. Понятно, что представителям нации оставалось только твёрдо стоять на своём и не позволять королю Якову вводить новые налоги по своему усмотрению, без их одобрения. Не менее понятно, что упорное сопротивление приводило короля Якова в бешенство. Аристократы со всех сторон твердили ему, что он великий король, что ему не пристало повиноваться этому сборищу сельских хозяев и торгашей, к тому же в большинстве своём пуритан, готовых до основания разрушить королевскую англиканскую церковь, что он должен править независимой, самодержавной рукой.
Тем временем, в ожидании, когда маленький человек с большой головой и кривыми тонкими ножками вовсе не железной, а, очевидно, слабой, капризной рукой усмирит заартачившихся помещиков и негоциантов и установит налоги, какие заблагорассудится, достаточные для их прокормления, бароны, графы и лорды, стоявшие особенно близко к нему, с чистой совестью продавали интересы Англии испанским и французским католикам. Главное, с чистой совестью, даже с сознанием, что спасают Англию от внутреннего врага.
Тотчас после кончины королевы Елизаветы, усердной защитницы английского протестантизма, страну наводнили тайные агенты испанского и французского королей, которым очень хотелось завербовать как можно больше сторонников среди английских аристократов и перетащить Англию на свою сторону в тяжёлой, кровопролитной, кропотливой борьбе за господство на континенте. Тайные агенты щедро выкладывали вечно сидевшим без денег баронам, графам и лордам испанское или французское золото в виде единовременных выплат и пожизненных пенсионов. Английские бароны, графы и лорды принимали выплаты и пенсионы, рассчитывая с помощью испанцев или французов восстановить католическую церковь и стереть с лица земли пуританство, в котором они видели ядовитый источник всех своих бед, то есть прежде всего сломить сопротивление представителей нации новым королевским налогам.
Первым успел завлечь в свои сети маленького человека с большой головой и кривыми тонкими ножками французский король Генрих IV Бурбон, в молодые годы бывший воинственным протестантом, а в зрелые годы бестрепетно принявший католичество ради приобретения французской короны. Прибыв в Лондон, раздав некоторое количество золота при дворе, его представитель герцог Максимилиан де Сюлли склонил короля Якова к оборонительному союзу, направленному против Испании. Тридцатого июля 1603 года король Яков подписал договор о союзе в своём замке Гемптон-Корт на Темзе, близ Лондона. Договор предусматривал взаимную военную помощь в том случае, если агрессивно настроенная Испания нападёт на одну из сторон или предпримет решительные военные действия против протестантов в Голландии, причём в отдельных статьях подробно определялись условия, размеры и виды помощи с обеих сторон.
Разумеется, договор о союзе с французами не был согласован с парламентом. Этим договором король бросил парламенту вызов. Немудрено, что это очень не понравилось представителям нации. Они почуяли в договоре запах ладана и наступление на сторонников истинной веры, как ни смягчался договор тем, что к нему присоединились протестантские князья Германии и короли Дании и Швеции, и тем, что договор предусматривал защиту протестантской Голландии. В королевском вызове они услышали предупреждение: государь не собирается с ними считаться. Стало быть, им следовало ждать с его стороны ещё большей беды.
Ошибиться было нельзя. С чувством растерянности и страха они наблюдали, как под воздействием испанского золота при дворе ширится и набирает силу испанская партия и во главе её один за другим становятся первые советники короля: государственный казначей граф Томас Саквил Дорсет, один из победителей Непобедимой армады адмирал граф Чарлз Ноттингем, граф Чарлз Блоунт Девоншир, граф Уильям Говард и адмирал лорд Эдуард Сесил, он же виконт Уимблдон. Войдя в сношения с испанским послом графом Жуаном Таксисом Вилла Медина и миланским сенатором Алессандро Ровида, они убедили короля Якова начать переговоры с Испанией. Короля Якова и не надо было особенно уговаривать: испанский король был его идеалом.
Всё-таки и король и его советники опасались парламента. Переговоры проводились тайком. Напуганные стремительным усилением Франции и возникновением антигабсбургской лиги, в которую только что была втянута Англия, посланцы испанского короля опрометчиво предложили англичанам, пока что не позабывшим Непобедимой армады, не только оборонительный, но и наступательный военный союз, разумеется, направленный против Франции, Голландии и протестантских государей Европы. Даже маленький человек с большой головой и кривыми тонкими ножками, даже подкупленные испанским золотом казначеи, адмиралы и лорды оторопели, ознакомившись с таким предложением. Столь резкий поворот во внешней политике даже им показался слишком крутым.
Переговоры затянулись, но не надолго. Миланский сенатор Алессандро Ровида, быстро сообразив, что и в самом деле толковать о наступательном союзе было и бестактно и несвоевременно, предложил ограничиться заключением мира между чересчур давно воюющими державами с прибавлением к нему оборонительного союза, который обязывал бы обе стороны в случае нападения неприятеля на одну из подписавших соглашение стран. Довольные неожиданным сближением именно с испанской короной, главным оплотом католицизма в Европе, казначеи, адмиралы и лорды согласились на эти условия. Нисколько не смутившись тем обстоятельством, что всего год и месяц назад был подписан такой же договор с Францией, направленный против Испании, маленький человек с большой головой и кривыми тонкими ножками с тем же удовольствием от сближения с горячо чтимой испанской короной подписал с Испанией точно такого же содержания договор, направленный теперь против Франции и всей протестантской лиги в составе шведского короля, датского короля и северных немецких князей. Документ возвещал в возвышенном тоне, что после длительного и страшного пожара войны, которым христианские державы были охвачены много лет, милосердие Божие принесло им день мира и спокойствия. Договор провозглашал, что о столь великом событии должны знать все, однако о столь великом событии далеко не сразу узнал парламент, созванный королём Яковом полгода назад.
Далеко не сразу узнали представители нации и о торговых статьях, которые занимали едва ли не половину текста, заверенного подписью короля. Разумеется, статьи девятая и десятая тем же возвышенным слогом трактовали о свободном мореплавании и свободной торговле, общественное мнение требовало этих предосторожностей, и общественное мнение получило именно то, что требовало. Однако свобода мореплавания и свобода торговли не касались так называемых Соединённых провинций, то есть Голландии и Зеландии, интересы которых по прежним договорам находились под покровительством Англии, им запрещалось отправлять в Испанию, в испанские владения, даже во Фландрию, родственную им по крови и вере, но оккупированную испанцами, корабли, повозки, деньги, товары или что-либо иное, другими словами, Испания руками Англии душила торговлю Соединённых провинций.