Страница 20 из 24
— Англия никогда не была более богатой, чем тогда, когда воевала с Испанией!
Его призыв вызвал бурю аплодисментов. Ораторы один за другим обещали поддержку не только внешней, но и внутренней политике короля, если монарх станет следовать советам парламента. Двадцать девятого марта Яков пригласил испанского посла, сменившего Гондомару, и объявил, что переговоры с его королём прерываются, поскольку все его предложения слишком туманны, чтобы стоило их обсуждать. Едва испанский посол удалился, с трудом скрывая своё возмущение, теряясь в смятении, как и что он станет докладывать своему королю, Яков демонстративно тут же принял давно томившихся в Лондоне без всякого дела уполномоченных Соединённых провинций, как в то время прозывалась Голландия, и выразил желание выслушать их предложения о военной помощи с его стороны и согласился помочь, как только эти предложения будут представлены.
В те же дни он с неожиданной энергией выразил желание укрепить отношения с Францией, которая под руководством кардинала Армана де Ришелье выступила против испанских и австрийских Габсбургов, стремясь отвоевать себе первое место в Европе, а в мае, точно позабыв о брачном контракте с испанской инфантой, начал переговоры о браке наследника Карла с принцессой Анриеттой-Марией, сестрой французского короля. Он повелел своим дипломатам обсудить с французским послом, насколько могут совпадать интересы Англии и Франции в Пфальце, в какой мере обе стороны могут поддержать протестантскую армию Мансфельда, возможно ли английскому и французскому монархам проводить единую политику в разгорающейся войне, которая впоследствии станет называться Тридцатилетней, каким статусом будут пользоваться католики в Англии. Пятого июня был продлён оборонительный союз между Англией и Соединёнными провинциями, к которому был добавлен пункт о совместных усилиях по восстановлению возлюбленного зятя пфальцского курфюрста Фридриха в его владениях.
Представители нации не могли не смягчиться, наблюдая, с какой готовностью король идёт навстречу их пожеланиям. Трижды в этом году парламент вотировал денежные субсидии, так что в конце концов они выросли до трёхсот тысяч фунтов стерлингов. Заплатив деньги, депутаты обратились к насущным проблемам внутренней жизни. Вновь был поднят проклятый вопрос о вреде и недопустимости монополий. Королю предложили выпустить ордонанс[6] об отмене всех патентов на монопольное право производства, продажи, покупки и потребления чего бы то ни было в королевстве. Министр финансов граф Лайонел Кренфилд Мидлсекс был привлечён к судебной ответственности. Правда, Яков не выпустил ордонанса и не утвердил приговор, но страсти начинали стихать, в растревоженные умы членов парламента будто закрадывалась здравая мысль, что с монархом можно найти общий язык, особенно если давать почаще, но понемногу субсидии, и тот как будто готов был смириться с необходимостью выслушивать, обсуждать и принимать не такие уж глупые советы. Жизнь английского королевства как будто готовилась войти в мирное русло, но тут король Яков скончался и на английский престол взошёл его сын.
2
Радость охватила все слои английского общества. Возрождалась надежда на лучшее будущее. Многие были убеждены, что грязные нравы двора, болтливое высокомерие, вялая, малодушная и непоследовательная внутренняя и внешняя политика, наносившая Англии тяжёлый ущерб, навсегда останутся в прошлом, что отныне политика короля будет тверда и благоразумна и страну ждёт процветание.
В самом деле, сын выглядел прямой противоположностью отца. У него были достоинства, которых тот не имел. Карл отличался искренним благочестием, высокой нравственностью и склонностью к аскетизму, впрочем, весьма далёкому от пуританского фанатизма, был хорошо образован, беспечная расточительность отца вызывала у него отвращение, в его покоях царили приличие и порядок, он держал себя с достоинством, был важен, но добр, его манеры вызывали почтительность и уважение, он представлялся другом правды, человеком прямым и возвышенным, серьёзно относился к своим обязанностям, занимался государственными делами, был чуток к изящному, умел ценить полотна великих художников, многие часы проводил за чтением Ариосто и Тассо, но в особенности увлекался Шекспиром. Все решили, что английский престол занял достойный, чуть ли не идеальный монарх.
Первым же своим действием король подтвердил общие ожидания: после его коронации истекло только шесть дней, когда был обнародован ордонанс о созыве парламента. Зато вторым своим действием молодой человек показал, как мало он готов или способен считаться с коренными устремлениями английского общества: всего два месяца спустя женился на французской принцессе, дочери Генриха Наваррского и Марии Медичи, ревностной католичке, верной последовательнице римского папы. Его новый брачный контракт мало чем отличался от брачного контракта с испанской инфантой. Вместе с пятнадцатилетней королевой в Лондон прибыли католические священники и молодые придворные, для которых протестантская религия была ненавистна. Понятно, что первая радость несколько потускнела, протестантская Англия встретила королеву-католичку холодно и настороженно. Многие опасались, что королевский двор рано или поздно превратится в рассадник папизма.
Тем не менее нация продолжала верить новому, такому обаятельному, такому добропорядочному монарху. Депутаты парламента съехались в Лондон восемнадцатого июня. Двадцать второго июня Бенджамен Редьяр, только что в предыдущем парламенте горячо осуждавший порочную практику короля Якова созывать общины, когда ему вздумается, с той же горячностью призвал представителей нации поддержать то долгожданное, безусловно плодотворное согласие, которое с такой очевидностью наконец установилось между королём и английским народом. С энтузиазмом, поразительным для зрелого мужа на пятьдесят третьем году жизни, он возгласил:
— От короля, который нами управляет отныне, мы вправе ожидать всевозможного блага и всевозможных щедрот для нашей страны!
Парламентарии дружно согласились с оратором. Всё-таки они сочли своим долгом прежде очистить королевскую власть от прежних ошибок. Ораторы, сменившие Редьяра, поднимались один за другим и обстоятельно изъясняли, какой серьёзный ущерб нанесли стране необдуманные соглашения с королями-папистами, какой тяжёлый ущерб понесли английская промышленность и торговля от злонамеренного сближения с папистской Испанией, к каким злоупотреблениям привели монополии и налоги, вводимые помимо воли парламента, какие оскорбления наносились истинной вере послаблениями папистам в самой Англии, до какой степени недостойно поведение королевского духовника, который защищает римскую церковь, и с каким равнодушием глядит королевский флот на те бедствия, которые терпит английская торговля на всех морях от своих вооружённых до зубов конкурентов.
Собственно, новый король не успел совершить ни одного из перечисленных прегрешений. Представители нации, разгорячённые собственными речами, всего лишь предупреждали его, чтобы он не совершал горьких и непростительных ошибок упрямого, занозистого отца. Предупреждения были не только уместны, но и понятны, ведь король Карл не имел ещё опыта управления, был молод, ему едва-едва исполнилось двадцать пять лет, все эти годы он только учился, читал умные книги, наслаждался живописью и музыкой, а с делами, с порядком и, главное, с тонкостями государственных дел, от которых зависит благо или разорение подданных, не имел случая познакомиться близко и представлял их себе в самом неверном, фантастическом свете. Он обладал пылким воображением, посещал Мадрид и Париж, и всё великолепие, пышность и непрерывное чествование единовластного короля представлялись ему единственно возможными почестями и образом жизни, единственно достойными его самого. Неприметно для всех и прежде всего для себя самого наследник успел превратиться в идеалиста монархического самодержавия, в коронованного мечтателя, которому одному дано знать, в чём состоит благо подданных, а потому он один обязан и может это благо устроить по своему образцу. Монарх был убеждён, что знает и любит народ, что тот бесконечно и преданно любит его и что каждым своим появлением он делает свой народ безусловно счастливым, благодарным и сытым. На самом деле молодой король не знал ни народа, ни истинного положения Англии, фантастические образы, наполнявшие его сознание, не имели ни малейшего отношения к действительности.
6
...ордонанс... — королевский указ.