Змееносец. Сожженный путь

- Да, кивнул Саша. Идем.

Ротный Шустров, действительно был раздражен. Увидев курсанта Карно, он поднял руку, и поманил его пальцем к себе. При этом взгляд его, не сулил хорошего. Саша медленно подошел. Ротный, взяв его за руку, отвел в сторону к окну.

- Ты чего там написал, герой хренов, а? тихо спросил он, глядя на Сашу. У тебя что, "задница зудит" за приключениями? так я тебе устрою, " ночной заплыв" в гальюне!

- Я ничего не нарушал, спокойно, твердым голосом ответил Саша.

- Хамишь, значит, вон как!- злился ротный.

- Отвечаю по уставу, промолвил Саша. А сам уже чувствовал, как тело его подрагивало, от такой наглости. Как так, почему? Он что, украл что то, нарушил закон, преступник! Почему с ним так говорят? Он же человек, а не бездушная скотина.

- В чем моя вина, тихо спросил Саша, не решаясь взглянуть в глаза ротного.

- Ты что, умнее всех! Из коллектива выделится, хочешь!- свирепел ротный, сжимая кулаки. Так я тебе напомню! Мы единое целое, рота, понял, негромко, но со злостью говорил ротный, и каждый из нас отвечает за товарища. А потом за себя, потому, как и есть один организм,- понял! А ты, отличник "херов" все выделится, норовишь, все тебе мало. Теперь в герои первый лезешь, что бы все на тебя смотрели и в сиянии твоем не сгорели. Гандон, ты Карно, вот ты кто! И товарищей своих не уважаешь, плевал ты на них, сам "святоша", а другие пусть "задних пасут", вот такой ты хороший. Понял меня, схватив Сашу за шею, тяжелой рукой, зловеще прошептал ротный. Так что готовься "отличник", на гальюн , сегодня, на всю ночь, я ответственным заступаю, буду контролировать. И завтра на уроках, попрошу, что бы спросили все преподаватели, и если ты, "гандон", получишь три балла, пойдешь снова на "очки"! Ясно тебе! наклонившись к уху, прошептал ротный.

- А те тупицы, что учится не хотят, и не будут, они что, лучше меня, или других, напрягшись всем телом, пытаясь быть спокойным произнес Саша. Или вы сами за них, экзамены сдавать будете, и в море ходить...

- Радуйся, усилил нажим рукой ротный, ты выиграл приз, два наряда, за особые заслуги, понял "гандон", зло сказал он. Понял, пытаясь наклонить голову, повторил ротный.

- Понял, резким движением головой, скинув руку ротного, ответил Саша. Все понял, разозлившись сжимал кулаки Саша. И очень хорошо, мне повторять не надо, со злостью сказал Саша.

- Ты меня глазами "не ешь", зубы быстро выбью, понял, огрызнулся ротный.

- Я понял, кивнул Саша, с ненавистью посмотрев на ротного. А сам подумал...При первой возможности, голову оторву этому гаду!!!

- Пошел отсюда, толкнул его Шустров в плечо.

- Есть, тихо ответил Саша.

- Старшина! Построение роты, гаркнул Шустров.

"Ну, сука, свою участь ты выбрал, думал Саша, стоя в строю. Тебе "гандон", не людьми командовать, а свиньями на ферме. Идиот! Ничего, жизнь длинная, а в ней, всякое происходит..."

1187 год. Замок крестоносцев. г.Тверия. Утро.

Какое утро ты сможешь назвать, радостным? Быть может то, что прикоснулось к тебе теплым лучом? Или то, что дало тебе желанный глоток воды, после страшной тьмы? А может, оно всегда приходит с надеждой, на что то новое и от того, что неизвестное, кажется, что все начинается снова... и жизнь, и первый вздох, и глоток прохладной воды. Ты словно младенец, и ощущения твои так безмятежны и путаны порой, что не сразу понимаешь, где ты? В этом мире, или уже в загробном. Много раз они говорили о вере своей, и никто из них, не слышал другого, ибо оглушены они были стуком собственной, горячей, крови своей, в висках... Онемели души, и постигла их злая судьба, что линиями своими , кружит в неведомом доселе пути, оставляя позади, только смуту и разочарование... А надо ли, безмятежным и немощным, знать, где благоденствие произрастает, надо ли? Они к тому же и слепы, по дороге одной ходят, и говорят одно. То утро, может быть одно, и солнце яркое, невозможно осилить глазом, как простиралось вслед оно, коричневым плащам и красным балахонам. Оно бежало, отражалось в стали, на кончике кривого топора, все дни до этого, блистали, и только в этот, вновь ушла... Мелькнула, там за поворотом, только хвост ее, полет, и пыль, судьба сбежала, это плохо, не утерпела, и ушла... а что останется взамен? Да только вера, и прибудет, кто вместе с нею в жизни шел, те шелковые, нити, люди, и пыль, что небо заслонив, держало столб... такое мирозданье, оно не прячется в кустах, оно открыто, только знайте, как тяжело идти во тьме... А жизнь уйдет, и в теле не прибудет, не остановишь бег ее, такие вот, унылые все люди, - не могут, пережить Ее!

- Ты черное "отродье", что мешает жить, скажи хоть слово на прощанье, громко произнес палач, примеряясь к огромной колоде, здоровенным топором.

- Я не виню тебя палач, негромко ответил Али. Ты человек, и раб, ты, такой как я.

- Я, усмехнулся палач. Ты грязь под моими ногами, а я твой господин!

- Нет, покачал головой Али. Мы оба черви, на земле, и смерть всегда одна. И для тебя, и для меня...

- Ты познания, и слова, не говори, словами смерть не остановишь, улыбался палач. Ты "сарацин", и жить на земле,..... Тебе нет места, и в луже сухой без воды, в старом колодце, ты "сарацин", спокойно говорил палач. - А ты достойный, спокойно говорил Али. Первый!

- Оглянись "сарацин", услышал Али за спиной, и обернулся. На него, с помоста, сидя на троне, смотрел магистр де Ридфор.

- Твои глаза полны страха, спокойно произнес Али, глядя на магистра. Ты не сумел пройти

- Ты возомнил себя Аллахом! вскрикнул магистр, указывая рукой на Али. Нет, ты волшебством владеешь, рассмеялся магистр. И нам покажешь, как ты будешь кушать без головы, ослиные "лепешки", смеялся магистр.

- Жесток тот мир, что породил тебя магистр. В нем не было любви и красоты, в нем только боль была и жадность, незримая, повсюду, а в ней, совсем в грязи, - и ты! А женщина, родившая тебя, проплакала все годы, будучи в печали, и тоске. Она удавила бы тебя, но, ты, ее плод, спокойно, с достоинством, говорил Али. Рожден без веры, и без сердца, - все о тебе, все это ты, твои куски, и части, тела жалкого, - а время шло, и вырос ты. Тебя молится, научили, и ты, подумал что выше сам, до неба дотянутся, сможешь. Ты смерть свою нашел, и сам, под меч голову положишь, внезапно умолк. Али, подняв голову вверх, и обратив лицо свое к солнцу. Он шевелил губами, и лицо его, было блаженным.

- Она твоя, и ждет, указывая на плаху, громко произнес магистр, расправив свой плащ, что бы лучше был виден крест. Ты крест этот должен целовать, обозленно говорил де Ридфор. Ты не должен жить, как я хочу, ты ...

- Тебе слова мои, что бы услышал , гневно взорвался Али, опустив голову, и взглянув на магистра. Помни их всегда! Каждый, из меня подобных, изо всех сил, пойдет путем Аллаха! Крепить дух свой, и убивать захватчиков, земли, что родиной для нас есть всегда! Терпение, вера, и желание отдать жизнь свою, за землю, на которой цветут деревья, и течет вода, наша земля! А ты, и другие, что пришли в наш дом, могилы здесь обретут,- навеки! Помни!

- Я несу веру истинную, вскочил магистр, воздев руку к небу. А ты, "сарацин", мрак!

- Живи в своей вере, но не подчиняй иных! Не ходи в дом чужой, незвано, не принуждай поклонятся кресту!- Христос! И только он, есть Бог ! Ты слышишь меня, вскрикнул магистр.

- Нет, покачал головой Али. В моем сердце Аллах, он со мной, и я принадлежу , только ему.

- Убить! крикнул магистр, обращаясь к палачу. Отсечь голову!

- На колени "неверный", громко сказал палач, схватив за плечо, своей тяжеленной рукой, Али.

- Люди, крикнул Али, обращаясь к горстке крестьян, у входа в замок. Скажите всем кого повстречаете! Мое имя Али, я ловец змей, и умираю за бога своего Аллаха! Убивайте проклятых рыцарей, изгоняйте со своей земли, прокляните их ! Вы достойные люди! Живите на своей земле, и Аллах ваш бог! Слышите меня? громко крикнул Али.