Страница 34 из 62
Очень рано, начиная с проповеди Петра в Деяниях 3, первые христиане осознали, что Иисус пришел не для того, чтобы провозгласить “окончательный” конец, а лишь “начало” конца. И тогда они увидели, что со смертью и воскрешением Иисуса и с приходом Духа пришли и благословения и привилегии будущего. Таким образом, в некотором смысле, конец уже наступил. Но с другой стороны, он наступил не полностью. Т.е. он наступил уже, но еще нет.
Первые верующие, поэтому, научились быть истинно эсхатологическими. Они жили между временами – т.е. между началом конца и завершением конца. За Господним Столом (вечерей) они праздновали свое эсхатологическое существование, провозглашая “смерть Господню, доколе Он придёт” (1 Кор. 11,26). Они уже знали о свободном и полном прощении Божием, но они еще не были совершенны (Флп. 3,7-14). Они уже победили смерть (1 Кор. 3,22), и все же должны были еще умирать (Флп. 3,20-22). Уже они жили в Духе, но еще в мире, где мог напасть сатана (напр., Гал. 5,16-26). Они уже были прощены и не видели осуждения (Рим. 8,1), но еще должен был быть в будущем Судный День (2 Кор. 5,10). Они были будущим Божьим народом, они были обусловлены будущим. Они знали его достоинства, жили в свете его ценностей, но им, как и нам, приходилось эти достоинства и ценности применять в настоящем мире. Поэтому полная теологическая картина понимания Нового Завета выглядит так:
ЭСХАТОЛОГИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ НОВОГО ЗАВЕТА
ЭТОТ ВЕК
начался
завершился
ВЕК ГРЯДУЩИЙ
(проходит)
(не кончающийся)
Крест
и Воскресение
Второе
Пришествие
Уже:
Еще нет:
праведность
полная праведность
мир
полный мир
здоровье
нет болезней и смерти
Дух
в совершенной полноте
Герменевтический ключ к большинству в Новом Завете и особенно к служению и учению Иисуса нужно искать именно в этом “напряжении”. Именно из-за того, что Царство, время правления Господня, было ознаменовано пришествием Иисуса, мы призваны к жизни в Царстве, что означает жизнь под Его Господством полностью прощенными и принятыми, но соблюдающими этику нового века и живущими по ней в своей собственной жизни в этом, настоящем, веке.
Поэтому, когда мы молимся “Да прийдет Царствие Твое”, мы молимся прежде всего о завершении. Но поскольку Царство, завершение, которого мы так жаждем видеть, уже наступило, та же молитва полна смысла и в настоящем.
Глава 8. ПРИТЧИ: ПОНИМАЕТЕ ЛИ ВЫ ИХ СМЫСЛ?
Следует вначале отметить, что все, что было сказано в главе 7 относительно учения Иисуса в Евангелиях, справедливо и для притч. Зачем же уделять притчам отдельную главу в книге? Какие проблемы эти простые и прямые маленькие истории, рассказанные Иисусом, могут создавать читателю или толкователю? Видимо, нужно быть окончательным идиотом, чтобы не понять смысл “Милосердного самарянина” или “Блудного сына”. Само чтение этих историй указывает сердце или успокаивает его.
И все же отдельная глава необходима, ибо из-за своего очарования и простоты притчи много пострадали от неправильного толкования в церкви, подобно только Откровению.
Притчи и истории
Причины долгой истории неправильного толкования притч можно проследить до слов Самого Иисуса, записанных в Мк. 4,10-12 (и параллельно Мф. 13,10-13; Лк. 8,9-10). Когда Иисуса спросили о цели притч, Он, кажется, предложил, что они содержат тайну для тех, кто посвящен, но бессмысленны и ожесточают остальных. Поскольку Он дальше стал “толковать” притчу о Сеятеле в полу-аллегорическом смысле, это рассматривалось как разрешение на бесконечные теории и аллегорические толкования. Притчи считались простыми историями для тех, кто был “снаружи”, для кого “настоящие значения”, “тайны” были скрыты; принадлежали они только церкви и могли быть раскрыты с помощью аллегории.
Такой великий и блестящий ученый как Августин предлагает следующее толкование притчи о милосердном Самарянине:
Некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон = Адам
Иерусалим = небесный город мира, откуда пал Адам
Иерихон = луна, т.о. обозначает смертность Адама
разбойники = дьявол и его ангелы
сняли одежду = лишили бессмертия
изранили его = склоняя к греху
оставили его едва живым = как человек он живет, но он умер духовно,
следовательно “полумертв”
священник и левит = духовенство и проповедники Ветхого Завета
самарянин = означает Хранителя, подразумевается сам Христос
перевязал ему раны = означает сдерживание греха
масло = утешение доброй надежды
вино = призыв к работе с пылким преданным духом
осел = плоть воплощения Христа
гостиница = церковь
на другой день = после воскресенья
два динария = обещание этой жизни и грядущей
содержатель гостиницы Павел.
Каким бы новым и интересным все это ни было, можно быть уверенным в том, что все это не то, что имел в виду Иисус. В конце концов, контекст ясно призывает к пониманию человеческих взаимоотношений (“А кто мой ближний?”), а не божественных и человеческих; и нет причин думать, что Иисус предсказывал церковь и Павла таким бестолковым образом!
Действительно, чрезвычайно сомнительно, чтобы большинство притч были предназначены только лишь для внутреннего круга. По крайней мере в трех примерах Лука особо подчеркивает, что Иисус рассказывал притчи людям (15,3; 18,9; 19,11) и что они были поняты ими. К тому же, законник, которому Иисус рассказал эту притчу, так же как и первосвященники и фарисеи поняли притчу о виноградарях (Мф. 21,45).
Если же у нас иногда возникают проблемы с пониманием притч, это не от того, что они являются аллегориями, для которых нужны особые толковательные ключи. Скорее, это связано с тем, о чем мы говорили в предыдущей главе по Евангелиям. Один из ключей для понимания их лежит в обнаружении оригинальной аудитории, которой они и рассказывались; как мы уже отмечали, большей частью они пришли к евангелистам без контекста.
Если притчи не являются аллегорическими тайнами для церкви, что же имел в виду Иисус в Мк. 4,10-12 под тайнами Царствия и их связью с притчами? Похоже, что ключ к этому высказыванию лежит в игре слов на родном языке Иисуса – арамейском. Слово methal, переведенное на греческий как parabole, использовалось для целого ряда риторических фигур (троп) в категории загадок, головоломок, иносказаний, а не только для того, что называется (в английском) “притча”. Возможно ст. 11, означал, что суть служения Иисуса (секрет Царствия) не могла быть понятна людьми со стороны, она была для них как methal, загадка. Следовательно, речь Его в mathelin (притчах) была частью methal (загадки) всего Его служения им. Они смотрели, но не видели; слышали – и даже понимали – притчи, но не оценивали всей силы проповеди Иисуса.
Наша экзегеза притч должна начинаться с тех же предложений, что и у любого другого жанра. Иисус не пытался выглядеть глупым; Он целиком и полностью хотел быть понятым. Наша задача, прежде всего, – попытаться услышать то, что слышали они. Но прежде чем мы сможем это адекватно сделать, нужно начать с вопроса “Что такое притча?”.
Природа притч
Разнообразие типов
Первое, что нужно отметить, не все высказывания, которые мы называем притчами, являются однотипными. Существует некая основная разница, например, между милосердным самарянином (истинная притча) с одной стороны, и закваской в тесте (сравнение) с другой стороны; и обе они отличаются от высказывания “Вы – соль земли” (метафора) или от “Собирают ли виноград с терновника, а смоквы с чертополоха?” (краткое, выразительное речение). И все же все они время от времени встречаются при обсуждении притч.
Притча о милосердном самарянине – пример истинной притчи. Это – рассказ, ясный и простой, со своим началом и концом, в нем есть нечто от “сюжета”. Притчи подобного типа – рассказы – о потерянной овце, о блудном сыне, о брачном пире, о работниках в винограднике, о богаче и Лазаре, и о десяти девах.