Страница 11 из 15
– Дернешь? – предложил он подкуренную папиросу, оторвав зубами часть бумажного фильтра.
– Никогда не курила и не буду! – заявила Алиска. – Чтобы у меня так погано пахло изо рта, как у тебя?
– И правильно. Гнилая привычка, – согласился рыжий, отщелкнул пальцами недокуренную папиросу, но так неловко, что угодил непогашенным окурком, самым угольком, в лошадиный круп. От внезапного ожога старая кобыла хотела взвиться на дыбы, дернулась отчаянно, но смогла оторваться от земли лишь на несколько сантиметров и рухнула на дорогу всей тяжестью, перевернув при этом сани вместе с седоками. Рыжий и Алиска полетели в разные стороны.
Пока Алиска откапывалась из сугроба, разъяренный возничий подскочил к лежащей лошади и заехал ей валенком в раздутое от больных кишок брюхо. Животное лишь выдохнуло паром и закосило глазом из-под редких белых ресниц.
– У-у, собака! – выругался Шурка и еще раз приложился ногой.
– Она не собака! – возразила Алиска. Девочка выбралась из снега и, потирая ушибленный бок, повторила: – Не собака! Она кобыла.
Еще Алиска вдруг вспомнила, что в начале учебного года учила стих Маяковского о том, как упала лошадь, а все прохожие ржали в голос, а у лошади из глаз слезы выкатывались… Почему-то кобылу из стиха было очень жаль, Алиска, заучивая строки, сама украдкой поплакала. А эта развалившаяся на дороге кляча сочувствия не вызывала, наоборот, лишь раздражение одно. Алиска к своим тринадцати уже приметила, что старость раздражает, не вызывая сочувствия. Вот и бабка раздражает изо дня в день! У Маяковского, должно быть, про молодую лошадь стих написан.
– Давай помогай! – крикнул Шурка.
Вдвоем они распрягли кобылу, потом вместе тянули сбрую, вытягивая скотине шею, пока та наконец не приподнялась сперва на колени, а затем, напрягшись, не встала на все четыре копыта. Вдвоем они перевернули сани на полозья, а потом вновь впрягли лошадь в хомут и оглобли. Запыхались, таская охапками разбросанное сено обратно в сани.
– Ах, мать твою! – заорал рыжий.
– Чего там? – обернулась Алиска. – Волки?
– Да бутыль кокнулась, едри ее в качель! Поди, на две литрухи разорился! – причитал возничий.
– А ты снега пожуй, в нем самогонка задержалась.
– Умная же ты, Алиска! – Рыжий упал на четвереньки и, обнаружив по запаху первач, собрал пригоршнями мокрый снег в шапку. – А стакашка целый! – возвестил.
Попутчики уселись в сани, хором скомандовали кобыле «Пошла!» и дальше продолжили путь молча. Шурка растапливал порцию снега в стакане и сразу же выпивал. Крепости, конечно, убыло, но количество опьянило рыжего, он замычал какую-то песню, а затем вновь заснул с открытым беззубым ртом. Алиска в санях скользила по январскому снегу и продумывала перспективы насчет будущего мужа – откуда тот возьмется, если даже во Владимире нормальных мужиков нет. Алкаши и неудачники. Чего уж говорить про родную деревню! Три старухи одинокие, один лежачий дед Выхин, за которым старухи приглядывают, они с бабкой Ксенией да Шурка рыжий. Хотя он не из их деревни, а из Степачево, где магазин. Там людей поболее, но ни парней, ни мужиков нет совсем. Старшеклассников в школе, тех, кто не ушел в ПТУ после девятого, осталось с десяток прыщавых ботаников, наглых от отсутствия конкуренции до беспредела. Руки распускают, чуть зазеваешься – под юбку! Но Алиска в обиду себя не дает, силой не обижена и не раз уже навешивала фонарей приставалам. Но они как мухи – сколько их ни убивай, все равно лезут на сладкое!
Алиска разглядела прямоугольники электрического света – значит, деревня близко. Она попыталась растолкать Шурку, но не получилось. Лошадь, почуяв близость человеческого жилья, пошла быстрее, вскоре девочка спрыгнула в снег и заторопилась по протоптанной дорожке к своей избе. Она уже не думала о рыжем, о том, что человек может замерзнуть холодной ночью насмерть, это было делом самого взрослого мужика, да и кобыла всегда довезет его до дома в Степачево, туда, где тепло и хоть сена клок имеется.
– И что так долго? – с недовольством в голосе поинтересовалась бабушка. Если точнее, она не бабушкой была Алиске, а прабабушкой. Алискину бабушку уже лет восемь как задрали бродячие собаки или волки. Так же зимой припозднилась, шла из Судогды почти ночью, ну и попала… к друзьям человеческим. – Где была? – спросила баба Ксения. Она хоть и в прабабках числилась, но лет ей всего-то без году шестьдесят стукнуло. Она в пятнадцать лет родила Алискину бабку, Пелагею, пошедшую на корм диким животным, которая много до того, в пятнадцать же годов от роду, также принесла миру дочь – мать Алиски, Ирку Капронову, а последняя так и вовсе в четырнадцать разрешилась. И все девки!
В ответ на бабкины вопросы Алиска, как обычно, отвечала что-то неопределенное, не имея желания продолжать один и тот же постылый разговор про школу и будущее, быстро переоделась в домашнее и, взяв пустое ведро, отправилась доить корову Глашку.
Вернулась через полчаса с надоем и, не ставя ведро, поглядевшись в зеркало, заметила на лбу целую россыпь назревающих прыщиков.
– Чего так мало? – Неслышно подошедшая бабка заглянула в ведро. – Литров восемь всего? Али того меньше!..
– Че подкрадываешься, как привидение! – рассердилась Алиска и на Ксению, и на юношеские прыщи. – Корми Глашку лучше, она и доиться прилежнее станет!
– Не учи ученого – съешь говна печеного! – отсекла бабка. Она забрала из руки правнучки ведро и через марлю процедила молоко в трехлитровые банки. Получилось три неполные. – Творога выйдет полкило и по пол-литра соседям. Денег – на хлеб да на пачку рожков, если завезут.
– Сядешь на диету, – съязвила Алиска. – Ща модно.
– А ты в погреб отправишься! – не уступала бабка.
– С какого перепугу?
– Чтоб хамничать охоты не было! И жрать вечером не дам!
– А я к участковому, Дыскину. Не имеешь права! Оформила опеку – обязана кормить. Не то по закону ответишь.
От такой неслыханной наглости бабка Ксения чуть банку с молоком не уронила, но капитал все же удержала и ответила едко:
– Вот и мать твоя такая же росла, дерзкая да до мужиков охочая. А где мужики, там враки и алкоголизм. Сгинешь, как и мамаша твоя!
– Так она внучка тебе! – не отступала девочка. – Ты ее такой сама воспитала, или гены у тебя порченые?
Бабка Ксения не знала, что такое гены, на матерное не похоже, да и в словах Алиски пряталась своя правда. Старуха, сменив гнев на милость, позвала внучку ужинать:
– Поживее! Тебе еще посуду мыть да уроки учить.
– А че там? – поинтересовалась Алиска, глядя на горшок, который бабка Ксения вытаскивала из печи ухватом. Она взяла с подоконника подставку и ловко сунула ее под дно раскаленного горшка.
– Картоху яйцами залила, – сообщила Ксения. – Поди достань из холодильника огурцы соленые, а с полки масло подсолнечное. Ежели осталось…
Они поужинали, Алиска отправилась в комнату поглядеть телевизор – если, конечно, повезет и сигнал попадет к ним в антенну. Черно-белый «Рубин-205» семидесятых годов пережил почти все телевизионные новшества, старательно вещал, в основном первым каналом, но, бывало, тормозил, теряя картинку, и его приходилось бить по боку, чтобы встряхнуть лампы. Иногда показывал и второй канал, но, чтобы убедиться в его существовании, надо было взять плоскогубцы и провернуть два раза вправо металлический штифт, к которому раньше крепилась ручка переключателя, утерянная еще до рождения Алиски. Делать это было влом… Девочка даже не думала готовить уроки на завтра, валялась на кровати, глядя какое-то шоу, где разряженные, как новогодние елки, бабы и мужики кривлялись и гримасничали, распевая песни. Девочка же ждала продолжения жизненного сериала: там главной была точно такая же пацанка, как и она, только чуток старше, которая приехала в Москву за любовью, а ей рога пообломали, использовали и выкинули на улицу. Алиска точно знала, что героиня превратится в принцессу и в конце сериала выйдет замуж – пусть не за принца, но хотя бы за честного мента… Но сегодня вместо сериала пустили выступления разных политиков, которые собачились на всю страну, плюясь и взахлеб оскорбляя друг друга искрометно. Политику Алиска не терпела, а потому решила ложиться спать. В ее комнате было холодно, хотелось заснуть на печке, но там было место бабки, и девочка обратилась к ней с елеем в голосе, сообщая, что простыла, наверное, в комнате зябко, придется школу пропускать.