Страница 85 из 90
— Тревожить вредно… Может взбеситься…
— Да что он, младенец, что ли, двух по третьему? Уважь. Вот компания со мной. Детишкам удовольствие… А я тебе еще червончика два подбросил бы.
— Червончика два? Прошу присесть на барьер. Один минут! — и смущенный директор ушел.
К великому огорчению, лишь только кончился номер со слоном, оба рабочие, Григорий и нищий брюхан Лука, в стельку напились и теперь бесчувственно дрыхли в лошадином стойле. Шкура же слона, сшитая из сорока грубых, прокрашенных в мышиный цвет мешков, в которых крестьяне привозят на базар картошку, печальной тенью висела на шесте.
Но многократно битый директор Деларю и на этот раз вышел из скандального положения полным победителем. Сделав лицо трагическим и в отчаянье ломая руки, объявил сидевшим на барьере, что слон бежал, что вся его труппа, в составе тридцати двух человек, носится по городу в поисках слона. Он схватил растерявшегося Петра Петровича за руку, повлек его в лошадиное стойло и, указав на храпевших Григория и Луку, гневно прошипел в самый нос купца:
— Чрез эта пара пьяных дурак я совсем пропал.
— А как же деньги?.. — задышав винной вонью, спросил купец.
— Слон нет, деньга нет. Слон будет, деньга будет, — пожимая плечами и глядя в землю, сказал директор Де-ларю.
Бывший купец плюнул и со всей компанией ушел.
Оба мясника, Лавров и Петров, дорогой говорили ему:
— Слон — вешь выгодная. Ежели сотню дал, не прогадал. В случае чего, слона и на бойню можно. Слоновье мясо живо на базаре разберут. Да покупательница и не услышит, как нагреем ее. Ей скажешь слонина, и она поймет свинина или солонина.
— Да уж я маху не дам. Меня, брат, трудновато облапошить, — хвастливо заносился простодушный Петр Петрович, подмигивая своей любезной даме.
На другой день до Петра Петровича долетели слухи: никуда слон не убегал, да и убежать не мог. Он поддельный — не пьет, не жрет, под хвостом зашито.
Петр Петрович, этому сначала не поверил, но слухи нарастали, становились все упорней, диче. Стали говорить, что в этом цирке все поддельное: и крокодил, и собаки, и куры с петухом, да, может, и сам хозяин — не хозяин, а черт его знает что.
К довершению всего к Петру Петровичу ввалился подвыпивший по ярмарочному времени сосед сапожник Осипов. Он недолюбливал бывшего купца за то, что тог застрелил в огороде его кошку.
— С поздравочкой к тебе, товарищ Петр Петров!.. Ха-ха… Умыли тебя со слоном-то? Плакали твои денежки.
— Ступай, ступай, — выталкивал его за ворота Петр Петрович.
— Да я-то пойду… — упирался сапожник Осипов. — Я пойду… Мне недалечко… А ты-то? Эх ты, рыжий барбос! Вредитель. Семь разов дурак. Только полный ади-от может под слона деньги в рост давать… Ты пошто мою кошку застрелил? А?.. Она тебя трогала? Слон ты, дьявол!!
Петр Петрович нахлобучил картуз и ходу — прямо в цирк.
— Франц Францыч, кажи слона.
— Слона, извиняюсь, купаться увели. Воспарение нутра.
Бывший купец надвинул картуз на затылок, замигал, крикнул:
— Врешь!.. У нас и реки-то настоящей нет. У нас негде купаться!
— В пруд увели…
— Врешь! У нас и пруда нет!
— Ну, значит, к колодцу.
— У нас нет колодцев!.. Врешь! Врешь! Врешь!.. — топал купец обутыми в суконные сапоги ногами.
Франц Францыч с опаской поглядел па взбесившегося Петра Петровича, спросил его:
— Откуда ж вы воду пьете?
— Нет у нас воды! Мы не пьем воду! — визжал купец, брызгая слюной… — Где слон? Подай сюда слона! Подай!!
Он с силой сгреб директора за галстук:
— Деньги назад! Сто целковых! В суд! В суд!
Директор Деларю стоял деревянным болваном безмолвно, недвижимо, лишь запорожские усы мотались, как хорьковые хвостики на старомодной шубе. Однако мозг его работал с напряжением, вовсю:
— Извиняюсь, — прохрипел директор Деларю. — Пардон. Дело вот в чем… Пожалте чрез полчаса.
Но тут выполз из конюшни пьяный Лука. Бывший нищий, он частенько получал от Петра Петровича у церкви пятаки и, чувствуя благодарность к благодетелю, решил вступиться за его поруганную честь.
— Петр Петрович!.. Ваше степенство, — его язык заплетался не менее, чем ноги: одетый в рвань, толстобрюхий, низенький, с красными гноящимися глазками, с кой-какой немудрящей бороденкой, он походил на типичного пропойцу. — Значит, прямо говорю: обжулил он тебя, слонов никаких у нас не водится… Ни слонов, ни крокодилов… Одно мошенство…
— Пошел вон! — топнул на него директор.
— Стой, стой, — напористо проговорил купец. — Сказывай.
Лука тоже промямлил:
— Стой!.. — и, закренделяв ногами, шлепнулся в навоз. — Вот он слон, вот, вот… Видишь, на шесте висит?.. — со слезой, с хрипом бормотал Лука, указывая на висевшую в конюшне сшитую из мешков слоновью шкуру. — Мы с Гришкой работали в этой одежине, он впереди, я по случаю малого роста в самом заду хвостом вертел. Господи боже, грех-то какой, сколько народу православного мы на обман взяли, не говоря о партейных… — и Лука горько заплакал.
Купец выпучил пожелтевшие глаза, дико покосился на директора, на пришитый к слоновой шкуре телячий хвост, разинул рот и замер.
"Как бы долг не потребовал, лишенец чертов", — с боязнью подумал похолодевший Деларю.
— И денег не отдашь? — затряс головой купец.
— Расписка под слона. Слон нет — деньга нет.
По лицу купца волной прошла обида. Вздохнул, взглянул на небо и, покачивая головой, трогательно проговорил:
— И кого ты надуваешь? Ты церковного старосту надуваешь.
Мистер Деларю опустил голову и для приличия всхлипнул.
— Ну и ладно, бог с тобой, — примиренно сказал купец. — Придвинься-ка.
Роберти фон Деларю в облегченной радости шагнул к купцу и подхалимно, унизительно заулыбался.
Набожно осенив себя крестом, купец сказал:
— Другие межеумки отрицают сны, а я в сны верю. Я вчерашней ночью видел — знаешь, что?
— Никак нет-с… Чего же-с? — весь распластался Деларю.
— Будто бы подходит ко мне какой-то обормот и говорит мне: я, говорит, делаю из мухи слонов, из слонов дураков. Дозвольте, говорит, вас надуть…
— Аяяй… Аяяй… — соболезновал директор.
— Да. И вынимает он, подлец, велосипедный насос с кишкой… Чтобы, значит, надуть меня.
— Аяяй… Аяяй…
— Я вскочил, развернулся да как в ухо ему рраз!! — и купец с такой неожиданностью ошарашил директора по битой голове, что тот прытко побежал взад пятками и перелетел чрез ползавшего на карачках брюханчика Луку. Купец же быстро, не оглядываясь, зашагал домой.
Вездесущие мальчишки кричали ему вслед:
— Слон! Слон! Эй, слон!
Он шел молча, ускоряя ход. Ныло под ложечкой, болел все еще сжатый кулачище, густо накатывалась слюна. В глазах рябило: проплывали зеленые слоны.
Завтра вечером храбрый, неустрашимый, всемирно известный Еруслан Костров начинает свои цирковые номера с быком.
Накануне выступления он купил две бутылки водки и пошел в ближайшую деревню Черепенино в гости к мельнику, с которым он свел знакомство на базаре.
В сущности, хромоногому борцу незачем было бы ходить за три версты в гости да еще со своей выпивкой. Но у мельника имелся приличный бык, авось мельник, соблазнившись угощеньем, и даст его во временное пользование непобедимому борцу.
Еруслан Костров перешел по горбатому мосту небольшую речку и, заметив махавшую крыльями мельницу, направился прямо к ней.
Черный с проседью, красноносый мельник встретил его, как закадычного приятеля. Мельник вдов, бездетен, но у него жила молодая, высокая, богатырского сложенья девушка. К несчастью, она всегда носила по левому глазу черную узкую повязку. Что за этой повязкой, — никто не знал, даже сам мельник, но, во всяком случае, с глазом Насти было неблагополучно. Через эту черную повязку она осталась в перестарках, женихи проходили мимо. Настя бросила свою большую бедняцкую семью и поступила в батрачки к мельнику Брюханову. Мельник соблазнил ее, но жениться на ней медлил. Он как бы испытывал бескорыстную ее верность и преданность себе. Жила девушка у мельника два года. Сытая жизнь казалась ей тягостной, немилой. Он сильно ревновал ее. Попервоначалу, когда мельник надолго уходил в город или в лес, запирал девку в баню.