Страница 21 из 90
Он завалился на койку и пролежал колодой до самого вечера, от нечего делать поплевывая в потолок.
После обедни, в праздник, пришел к своему будущему тестю, торговцу Решетникову, станционный конторщик Бабкин, большой говорун и гитарист. Пили кофе, ели пирог, ну для праздничка, конечно, клюкнули.
Невеста Варя хотя и рябовата и чуть косила на правый глаз, однако ничего себе. Бабкину годится: приданого порядочно папаша обещал.
— Да, — сказал Бабкин, покручивая большие черные усы. — Эти доморощенные сыщики, вроде Пузикова, ни черта не стоят. А вот настоящего Шерлока Холмса бы сюда: в два счета — раз, раз — и пожалуйте бриться.
— Очень надо, — сказал торговец недружелюбно. — А я бы не желал. Черт с ними, крадут — и молодцы. Хоть народу в руки перепадает. А то ка-а-азна. Какая, к свиньям, казна! Это не прежние времена!
— Ах, папаша! — воскликнул Бабкин. — Странно даже слушать мне…
— А потому, что молод ты. Например, прикатили мне на прошлой неделе бочонок олеонафту по тайности и за грош отдали. Так что же, неужто отказываться?
— Ах, папаша! Опасно это. Лучше бы вы не говорили мне.
Вечером того же дня, не дожидаясь прихода сыщика Ивана Пузикова, весовщик Мерзляков, чтоб выдвинуться по службе, организовал свою собственную охрану. Пять человек доброхотов, тайно от казенной охраны, темной ночью залегли под вагон груженого поезда.
Мерзляков чиркнул спичку, чтоб закурить, и при вспыхнувшем свете вдруг обнаружил, что в их пятерке лежит пластом шестой, посторонний.
— Кто это? — оторопело спросил Мерзляков.
— Чшшш… — прошипел шестой и зашептал: — Нельзя курить… вспугнете. Чшш… Идут!
«Ага, это Иван Пузиков, сыщик», — мелькнуло у догадливого Мерзлякова.
Все шестеро впились вытаращенными глазами в лениво прошагавшие вдоль вагона четыре пары ног. Неизвестный шестой выполз на брюхе и повернул голову вслед уходящим.
— Четверо, — прошептал он. — Кажись, с ними ваш конторщик Бабкин. Лезут в третий от нас вагон.
Он вдруг вскочил, крикнул:
— За мной! — И, выстрелив в воздух, помчался вдоль поезда.
Среди мрака раздались путаные крики:
— Руки вверх! Караул! Караул!.. Стой, ни с места!..
Куча тел, тузя друг друга, каталась по земле.
Конторщик Бабкин, Варечкин жених, отбежав в сторону, кричал:
— Стойте, дьяволы!.. Ведь это мы, свои!.. Мы пломбы проверяем на вагонах. А вы нас… Тьфу!
Запыхавшись, примчалась с винтовками и казенная охрана.
Шли к вокзалу сконфуженные. Глупее всех чувствовал себя Мерзляков.
— Что ж ты, Мерзляков, неужто ослеп, своих бьешь, — весь дрожа, стал пенять ему жирный дорожный мастер Ватрушкин и сморкнулся кровью.
— Извиняюсь, Нил Данилыч, — сочувственно проговорил Мерзляков. — Как это ни прискорбно, но мы приняли вас за жуликов… Очень извиняюсь…
— От твоего извиненья у меня во всей башке звон идет. Этак садануть…
Мерзляков внезапно остановился:
— А где же этот, незнакомый-то?..
Меж тем незнакомый поспешно шагал в ближайшую деревеньку, в которой вчера снял пустую избу старого бобыля.
Вскоре пришел к нему Иван Пузиков, деревенский Шерлок Холмс. За последнее время Пузиков появлялся у своего помощника Алехина на какой-нибудь час, всегда торопился и, сказав нужное, уходил с мешком под мышкой.
— Ну, как? — спросил он Алехина.
— Плохо, — виноватым голосом ответил тот и рассказал все подробно про недавний бой возле вагонов.
— Дурак, — мрачно и насмешливо произнес Пузиков. Нахмурился, покрутил льняного цвета волосы свои, потом расхохотался. — Здорово наклали?
— Не надо лучше, — улыбнулся Алехин. — Я какого-то раскоряку за машинку сгреб, так он на манер как заяц заверезжал.
Пузиков сдвинул брови.
— А какой из себя Бабкин? — спросил он.
— Черноусый такой, в кожаной куртке. Он сватается за дочь лавочника.
— А, знаю, — сказал Пузиков. — Надо будет за ним последить.
Алехин изумленно уставился в лицо товарища.
— Как, за конторщиком Бабкиным?
— Эх, щенячья лапа! — воскликнул Пузиков. — Неужто не понимаешь ничего?
— Нет, — откровенно сказал Алехин. — А в чем вопрос?
— Ну, ладно. По окончании поймешь.
Утром Мерзлякова подняли в конторе на смех. Особенно ядовито издевался начальник станции Алексей Кузьмич Бревнов, рыжий вислоухий франт.
— Хотел выслужиться, любезнейший. Каждое дело ума требует. Ха-ха! Так накласть своим…
Мерзляков даже рассердился.
Но под конец занятий Алексей Кузьмич потрепал начальственно весовщика Мерзлякова по плечу:
— Не огорчайтесь, дружище… Уж такой язычок у меня дьявольский. Вот что: приходите-ка послезавтра ко мне на вечерок. Выпьем, понимаете… День рождения у меня…
Бабкин вечером пошел к невесте.
«Надо ж, черт возьми, купить девчонке хоть карамелек», — подумал он и зашел в еврейскую лавку. Когда входил, заметил прошагавшего человека в белом фартуке и еще тетку. Тетка остановилась и посмотрела ему вслед.
— А, товарищ Бабкин! — приветливо встретил его длинношеий, с остренькой бородкой и красными губами еврей. — Ну, когда же ваша свадьба? Купили бы для Варвары Тихоновны часики… Хорошие у меня есть серебряные, фирмы «Мозер»…
— Ей отец подарил золотые часы, — сказал Бабкин.
— Что вы говорите!.. Те часы темные. Я отлично знаю происхождение тех часов. Те часы, прямо скажу, краденые… Ой!
— Каким образом?
— И очень просто. По секрету вам скажу: тут, у вас на станции, работает целая шайка. И представьте, носильщик Носков украдывает ящик с электрическими лампочками, то есть достался в порцию после дележа. И очень хорошо… И он идет и обменивает этот ящик на золотые часы у агента постройки. Так говорят. Я, конечно, не могу поручаться за то, что говорят. Не всякой вере давай слух, как говорится по-русски… Этот самый Носков золотые часы продал вашему будущему папаше, даже забрал у него вином и самогонкой.
Бабкин растерянно хлопал глазами и весь покраснел от раздражения. Черт знает, хоть от невесты отказывайся! Он ничего у еврея не купил и в самом мрачном настроении направился к тестю.
Был летний мглисто-серый вечер. В лужах квакали лягушки, поздние стрижи острокрыло чертили последний быстрый путь. Посреди улицы, рассуждая сам с собой, деловито шагал человек в белом фартуке. Тетка с замотанной шалью головой шла мужиковской походкой по пятам Бабкина.
— Тебе что надо, тетушка? — спросил он, остановившись у ворот тестя.
— Ох, кормилец, — загнусила тетка. — Зубами маюсь, хотела какого-нибудь снадобья у торгового купить…
— Нет у него, — всматриваясь в теткино лицо, сказал Бабкин. — Иди в приемный покой на станцию. Там фельдшер даст.
Варя встретила его радостно, но вскоре же сказала:
— Какие вы, право, неласковые, Володечка. Что это с вами приключилося?
— Так, — ответил Бабкин. — Очень уж много подлости на свете, Варя. Ну да бросим об этом говорить. К Алексею Кузьмичу-то на танцульку собираетесь?
Пузиков не застал своего помощника Алехина в избе. Разжег на шестке теплину и вскипятил чай. После третьего стакана вошла в избу тетка, та самая…
— Садись чай пить, — сказал Пузиков. — Где был?
— Бабкина следил, — проговорил Алехин, снимая сарафан.
— Тьфу! — плюнул Пузиков. — Экая башка у тебя свинячья. Что ж мы — двое за одним человеком ходим?
— Как так?
— А вот и так… Мужика-то в белом фартуке заприметил? Ну, дак это я…
Алехин недовольно почесал за ухом, сказал:
— Бабкин у тестя, должно, и ночевать остался… Я ждал-ждал, жрать ужасти как захотелось…
— Ничего подобного. Он задним ходом вышел.
Ложась спать, Пузиков сказал:
— Слушай, Алехин. Я вынюхал, что послезавтра будет вечеринка у помощника начальника станции… Как его фамилия-то?
— Я знаю: Бревнов, звать Алексей Кузьмич, — с гордостью отрапортовал Алехин.
— На этот раз молодчага. Дак вот. Нам с тобой надо на эту вечеринку попасть. Может, там самую главную птицу схватим. Понял? Ты прямо войдешь и скажешь на ухо хозяину, что ты агент угрозы, что хочешь, мол, остаться на вечере под видом, ну, хоть… черт его знает… ну, хоть десятника по земляным работам. Понял? А я потом приду. А завтра подговори носильщика Носкова, передай ему вот эту бутылку коньяку, — он здорово вино жрет… — пусть выпьет и по сигналу явится на вечер и скажет вот какие слова… запиши. И адрес его запиши. Записал? Чтоб в точности. Он тоже замешан.