Бархатные тени

– А если я скажу ей, что вы держали меня здесь против собственной воли? Я же видела, как он мучил вас, принуждал делать то, что он хотел…

– Мучаль меня? – Неожиданно она злобно хлестнула меня по лицу. – Что ты несьешь. Он быль любовник, каких тебе никогда не иметь! Он хотель меня, Сели! Такие мужьчины не любят вашей сестры. Они хотять нас, нас, дающих их телам наслаждение польной мерой. Я даже не знала, что значит настоящий мужьчина, пока не заполучила его в своя постель, а ты убила его! Я тебе это не забуду. Бесси, она так с тобой обойдется, что ты тоже никак не забудешь… до конца жизни!

Я попалась в ловушку, из которой не было выхода. Ужас от того, что предстояло мне, был так велик, что мое мужество окончательно истаяло. Она, должно быть, прочла это на моем лице, и расхохоталась.

– Ай, Бесси тебя вышколит… а она не имей такой прекрасный дом, как этот, она не принимает таких превосходный джентьлменов, что ходят сьюда. Non, ее завьедение на Берегу, возможно, ты не знаешь, что это значит. Слушай, ты…

Ее слова хлестали меня тяжелее ударов: она без околичностей разъясняла, что за притон содержит Бесси, и какие обязанности я буду вынуждена там выполнять. Поэтому под конец я лишь величайшим усилием удерживалась от плача, цепляясь за последние остатки самоуважения. Нельзя было допустить, чтобы эта женщина слышала от меня мольбы о милосердии.

Бесси скоро вернулась… даже слишком скоро. Она снова накинула на меня плащ, запахнув его так, чтобы скрыть мои связанные руки.

– Ну, как, девка, пойдешь тихо-мирно, как тебе велела леди Сел? Или я должна успокоить тебя вот этим? – Она поднесла к моим глазам огромный кулачище.

Покорностью я могла выиграть призрачный шанс, проявляя непокорство не получила бы вовсе никакого.

– Я пойду тихо, – принуждена была ответить я. Пасть Бесси скривилась в ухмылке.

– Гляди-ка, она становится хорошей девочкой, Сел. У нас не будет с ней никаких трудностей, верняк, не будет.

Она наехала на меня своей массивной грудью, лапа ее тяжко легла на мое плечо, одновременно и волоча за собой, и держа в плену. Так мы спустились в нижний холл, куда из других комнат доносились музыка и шум голосов. Я приготовилась закричать. Конечно, даже в таком доме может найтись кто-нибудь, кто придет мне на помощь, когда узнает правду. Бесси, однако, словно прочла мои мысли. Ее лапа скользнула с моего плеча на горло и так его сжала, что я чуть не упала.

– Я ведь из тебя, девка, дух вышибу, не так это уж трудно, – предостерегающе прошептала она. Я не сомневалась, что она успеет исполнить свою угрозу прежде, чем подоспеет помощь.

Мы вышли на улицу, в ночь. Дождь перестал, но тучи все еще застилали небо. Огненно-красный свет вывески отбрасывал кровавый отблеск на ожидающий нас закрытый экипаж.

– Туда, девка – Бесси легко подняла меня и втолкнула внутрь. Когда она сама уселась рядом со мной, рессоры звучно заскрипели. – По пути сделаем остановку, выкинем его – В свете фонаря я увидела, что Бесси показала пальцем на багажную часть кареты. – Болванчик его сплавит.

Под покровом плаща я лихорадочно сражалась с чулком стягивающим мои руки. Но Бесси умела вязать узлы не хуже иного матроса. Я только ободрала кожу в этой борьбе.

Всякой надежде на побег придет конец, когда я окажусь в притоне, столь детально описанном мне Сели. Но должна же оставаться хоть какая-то надежда…

Сдаться, смириться с тем, что впереди меня не ожидает ничего, кроме грязи, я никак не могла. Я была готова уловить малейший шанс, предоставленный судьбой. Хотя, пока мы двигались неторопливой рысцой, я не могла уловить ни малейшей возможности.

Мы остановились, и Бесси, едва не задавив меня, просунулась вперед, к окну, чтобы посмотреть, что творится снаружи. В такой позе она оставалась несколько минут, затем вернулась на прежнее место и кивнула.

– Порядок. Болванчик его вывалил. Мы сделали свое дело, девка.

Ее прервал резкий крик за каретой, точнее вой, повергающий в дрожь. Бесси сглотнула и засопела.

– Этот Болванчик! Я же велела ему поостеречься! Однако, у него должно хватить мозгов, чтобы сделать ноги.

Теперь экипаж тащился шагом, чего никогда не бывало на городских улицах.

Мы снова услышали этот крик, но уже в отдалении. Бесси вытащила носовой платок и промакнула лицо, стирая пудру и румяна, толстым слоем покрывавшие ее грубую кожу.

– Смылся. Никому Болванчика не поймать, когда он дает деру, – заметила она. – Тоже соображает. Он даст здорового кругаля и вернется назад. Они заплутают, если погонятся. Но этот крик… никогда прежде не слыхала ничего подобного… а ты, девка?

Она так двинула мне локтем под ребро, что, вероятно, оставила синяк.

– Нет! – выдохнула я. – Похоже, будто зверь какой завыл. Мерзкий звук…

Экипаж пошел еще медленнее. Я увидела огни – мимо проезжали другие кареты. Если бы у меня были свободны руки, я смогла бы распахнуть дверь. Но кричать не стоило: Бесси мигом заставила бы меня замолчать, и ей ничего не стоило сплести правдоподобную историю для тех, кто вздумает поинтересоваться, в чем дело. Мы миновали несколько поворотов, и шум кругом превратился в почти ровный рокот. Кругом горели фонари. Должно быть, мы уже пересекли границу Варварского Берега. Кто здесь мне поможет?

Экипаж остановился, Бесси вывалилась наружу и тяжело двинулась по мостовой. И только потому, что она отвернулась, чтобы перемолвиться с кучером, фортуна улыбнулась мне в тот момент, когда она говорила: «Неплохо сработано, Болванчик».

В отдалении я случайно увидела двух мужчин. Они были одеты как моряки, на одном из них была офицерская фуражка. Он цепко держал за руку своего молодого спутника и говорил достаточно громко, чтобы я могла услышать:

– Не будь ты таким распроклятым дураком, парень. Здесь кишмя кишат вербовщики. Немедленно возвращайся на корабль. Или очнешься в чужом трюме с пустыми карманами…

Это был мистер Уиккер, помощник капитана корабля Алена, тот, кто знал моего отца! А Бесси не успеет заткнуть мне рот или оглушить. Я высунулась из дверей кареты на свет и закричала что есть силы:

– Помогите! Мистер Уиккер, помогите!

Он обернулся. Узнал ли он меня? Вероятно, в моем нынешнем растерзанном виде мог бы и не узнать. Но после минутного удивления, я увидела, как его глаза расширились… только было уже слишком поздно.

Я еще увидела летящий на меня кулак Бесси, но не смогла увернуться. Голова моя словно раскололась от боли – и больше не было ничего.

И снова меня терзали тьма и боль, но я была опять в сознании. Меня мутило, даже вырвало от одной попытки шевельнуться, и это отозвалось тупым ударом в затылке. Долгое время я не знала где я, и кто я… сознавала только боль и тошноту.

Постепенно я стала различать чуть больше. С одной стороны было несколько светлее. Туда и тянулся мой взгляд, ища хоть какого-то бегства из ужасающей смердящей тьмы.

Еще хуже, чем вонь от моей собственной рвоты, были такие запахи, какие мне прежде никогда не приходилось обонять. Я постаралась повернуться, и обнаружила, что мои запястья все еще скручены, что лежу я на груде вонючих тряпок.

Итак, я упустила тот единственный слабый шанс. Это была первая моя мысль, когда мозг кое-как заработал. Мое физическое унижение было так глубоко, что будущее уже не имело для меня особого значения. Я услышала слабый блеющий звук, монотонно повторяющийся, и поняла, что это мои собственные стоны, которых я не могла сдерживать. Я дошла до того, что превратилась в бессловесное страдающее животное, не имеющее ни воли, ни решимости бороться. Если бы кто-нибудь пришел в этот миг убить меня, я бы без возражений приняла последний удар.

Не знаю, долго ли продолжался этот период тьмы и боли, не знаю и того, какие силы были вызваны к жизни этой ночью и ранним утром. А если бы и знала, то при моем тогдашнем состоянии нимало бы не обеспокоилась.

Несколько раз я, должно быть, теряла сознание. Последний раз, когда я открыла глаза, свет стал бледно-серым, и обозначилось окно, прикрытое тощей грязной занавеской. Повернуть голову было так мучительно больно, что я не стала и пытаться. С другой стороны передо мной были только темные доски – грязная стена, по которой ползали насекомые.