Бархатные тени

Хотя у нее были ловкие пальцы и она умела делать разные забавные пустячки вроде чепчиков, жабо и тому подобного из обрезков кружев, лент и искусственных цветов, но и на этом не могла сосредоточиться надолго. Она отбрасывала рукоделие незаконченным, потеряв к нему всякий интерес, предоставляя Амели делать последние стежки.

Сейчас же она хлопнула в ладоши, как делала всегда, призывая горничную – жест, который, по-моему, неприятно напоминал обычаи рабства. Правда, ни госпожа, ни служанка, похоже, не считали его оскорбительным.

– Амели! Принеси мне карты! – приказала она таким резким тоном, какого я никогда не слышала у нее в обращении с горничной.

Амели же, вопреки своему обычаю мгновенно подчиняться, двинулась не сразу. Я видела, как шевельнулись ее губы, будто она хотела что-то сказать. Потом она вопросительно глянула в мою сторону.

– Ты что, не слышала? – Нетерпение Викторины росло. Похоже, она отвергала некий немой протест служанки. Ее пальцы метнулись к горлу, отчасти приоткрыв под кружевом сорочки змеиное ожерелье. – Принеси сейчас же карты!

Амели вышла с явной неохотой, а Викторина выбрала один из маленьких столиков и быстро освободила его от вазы с розами, серебряного подноса с визитками и полупустой коробки конфет. В довершение она сдернула пурпурную плюшевую скатерть, обнажив полированную столешницу.

Пинком отшвырнув скомканную скатерть, она двумя толчками подвинула столик к своему креслу. Вернулась Амели с черным ларчиком в руках, но не сразу передала его хозяйке. Напротив, она стояла у стола, прижимая свою ношу к груди, словно бы не желая уступать. Пристальный взгляд Викторины встретился со взглядом служанки. Медленно, очень медленно Амели поставила ларец. При этом стал ясно виден ее отвратительный браслет с пауком. Я гадала, зачем она носит это украшение, столь искусное, что я вздрагивала всякий раз, как его замечала.

– Ты можешь идти! – в голосе Викторины был лед.

Амели медленно удалилась. Если она задерживалась, надеясь, что настроение хозяйки изменится и та снова ее позовет, то она просчиталась.

Викторина не обращала на меня внимания. Она вела себя так, словно была в комнатке одна, двигалась быстро, как будто повторяла действия, многократно проделанные раньше. Она коснулась крышки ларчика, та откинулась, и Викторина извлекла колоду карт.

Это была не обычная колода вроде тех, какими играют в вист. В белых, прекрасно ухоженных руках Викторины они выглядели так, как если бы она зачерпнула из канавы пригоршню грязи. Насколько я могла разглядеть, их с обеих сторон покрывала именно застарелая грязь. Такими мерзкими картами могли бы играть на Варварском Берегу, но Викторине они явно не внушали отвращения.

Она трижды перетасовала карты перед тем, как разложить их на столе лицом вверх на какой-то запутанный манер, не принятый ни в одном известном мне пасьянсе. Некоторые карты укладывались крест-накрест. И пользовалась она не всей колодой, а только частью ее. Для нее это явно было серьезно, сосредоточенность ее достигла такой силы, какой она никогда раньше не выказывала.

Последние несколько карт легли рубашкой вверх. Эти она собрала одну за другой, рассмотрела и раскидала направо и налево. Я была так удивлена, что привстала, чтобы посмотреть через ее плечо.

На этих картах не было обычных мастей. Сердца, бриллианты, дубинки и шпаги [18] – ничего подобного. На них были нанесены совсем другие рисунки, но они были настолько покрыты грязью, что их трудно было рассмотреть, только на одной виднелась рука, сжимающая кинжал, а на другой – черная змея, обвившая жезл.

Викторина перевернула последнюю карту и присоединила ее к одной из кучек, потом нахмурилась и что-то забормотала на диалекте, которого я не понимала. С жестом то ли нетерпения, то ли ярости сгребла карты в кучку и швырнула их обратно в ларец.

Прежде, чем я успела о чем-то спросить, она отпихнула столик с такой силой, что он едва не упал, и встала. Только теперь она вспомнила, что не одна в комнате, и повернулась ко мне.

– Я очень устала, и пойду отдохнуть.

Ее отрывистый тон мало напоминал обычную растянутую речь и вид ее вовсе не свидетельствовал об усталости. Напротив, глаза блестели, тело напряглось. Однако она так плотно захлопнула за собой дверь, что я растерялась.

Когда появилась миссис Дивз, дабы объявить, что сегодня мы обедаем с ее подругой, из комнаты Викторины вышла Амели, сказав, что у ее хозяйки мигрень, и она не желает ничего, кроме чашки шоколада.

– Но она же чувствовала себя гораздо лучше! – миссис Дивз была явно раздосадована. – Ну, хорошо, я пошлю записку Эндрюсам…

– Вам нет нужды отказываться от приглашения. – Мне вовсе не улыбалось провести вечер наедине с миссис Дивз, раздраженной тем, что ее лишили развлечений. – Я, конечно же, останусь здесь. И мне вполне хватит пары сэндвичей и чашки кофе. Мистер Соваж оставил пакет с новыми книгами – они пришли утром по почте, – и я прекрасно проведу с ними время. Если Викторине что-нибудь понадобится, я буду рядом.

Она было заколебалась, но жажда удовольствий победила. Я вздохнула с облегчением, когда она уехала. Еще раньше я отпустила Фентон на весь вечер к ее сестре, и в гостиной воцарилась полная тишина.

В пакете с книгами я нашла трехтомный английский роман с весьма интригующим названием «Лунный камень». Имя автора – Уилки Коллинз – было мне смутно знакомо, но сама книга была для меня внове. Я уселась, взяв в руки первый том, и приготовилась спокойно провести вечер. Если за мной и наблюдали из спальни Викторины (что вполне могло быть), я этого не заметила.

Амели пришла за подносом, на котором мне приносили ужин. Но я остановила ее, спросив о самочувствии Викторины. Амели сказала, что госпоже лучше, что она попросила супу и бисквитов, но больше ничего. Она так торопилась уйти, что я не стала ее задерживать.

Книга оказалась захватывающей, даже слишком, решила я, когда читаешь весь вечер в одиночестве. Теперь я чувствовала безотчетный страх и печаль, как будто мне передались тревоги персонажей. Поэтому я отбросила книгу и отправилась спать.

Примерно через час, все еще не в состоянии успокоиться, я накинула халат, надела домашние туфли и решила пойти бросить взгляд на Викторину. Остановившись в дверях ее комнаты, я увидела ее в постели. Она спала, все было в порядке, я могла вернуться. Но я никак не могла уснуть. Воспоминание о мерзких картах врывалось в мой мозг, едва лишь я закрывала глаза. Почему я не попросила Викторину объяснить, что они значат? Если она часто брала в руки эти отвратительные карты, то и вправду могла от этого заболеть! Сама древняя черная Смерть могла налипнуть на них.

Кажется, я задремала, потому что неожиданно я снова оказалась в каюте «Рани». Но добродушный капитан, Ален, миссис Дивз – все они исчезли. Я была наедине с Викториной, и с ее лица на меня смотрело то, что делало ее совершенно другим человеком – зло.

Ее пальцы ловко двигались, раскладывая эти ужасные карты, но не для пасьянса, а для игры на двоих. На столе между нами высилась груда драгоценностей, с которых медленно стекали струйки крови. Мой ужас перед прикосновением к этим картам, которые она принуждала меня взять, был так велик, что я проснулась, обнаружив, что сижу в постели с беспокойно колотящимся сердцем.

Я задержалась только для того, чтобы набросить халат: я должна была пойти к Викторине и убедиться, что она – не та демоническая тварь, какая привиделась мне в моем фантастическом сне; так сильно повлиял на меня этот кошмар.

И эта потребность развеять иллюзию не оставляла меня, пока я не пересекла темную гостиную и не приоткрыла дверь Викторины. Девушка лежала спокойно и мирно спала. Какая глупость – так впечатляться нелепым сном!

Однако я все же приблизилась к ее постели. Спящая повернулась к ночнику, и теперь я могла видеть ясно ее лицо.

Это была не Викторина!

В постели лежала Амели, одетая в ночную рубашку и чепец своей хозяйки. Если бы она не повернулась, иллюзия в тусклом свете была бы полной. Только случайность… спасибо тревожному сну!

18

В русских картах соответственно: черви, бубны, трефы и пики.