Страница 10 из 13
Действительно, в дороге далекой, однообразной и степной петь надо, а то скучно, в особенности одному ехать!..
Чуть начало светать, на другой день мы уже тронулись в путь. Аул еще спал, и только одни женщины и доили, и выгоняли на пастьбу скот. Невеселое впечатление произвело это дикое, полукочевое население.
– А колодцы у них есть?
– Колодцы неглубокие – сажени две, но вода плохая. Во время холеры сколько их перемерло!..
Степь ранним утром хороша. Свежо, тихо и бодро себя чувствует человек, и легко, непринужденно бегут отдохнувшие лошади. Я не успел хорошенько разобраться в своих впечатлениях, как мы миновали уже двадцать верст, и вдали показались деревья и основательные постройки.
– Ставка Ачикулак!..
Скоро мы были на месте, остановились у «армяшки», человека достаточно веселого, у которого нашелся и чай, и баранина, и кочлярское вино.
Мне хотелось повидаться с приставом кочевых народов и поговорить с ним о характере и жизни караногайцев. Но это оказалось не так легко: скорей снизойдет до беседы с русским журналистом президент Соединенных Американских Штатов, нежели этот чиновник из писарей волостного правления! Мое свидание с этим господином так любопытно и назидательно, что я остановлюсь на нем подробнее.
В самом деле, пришлось проехать по степям сотни верст, попасть к диким народам и получить от представителя русской администрации прием, который не позволит себе сделать ни один татарин!
Было рано, часов семь, и армянин сказал, что пристав еще спит, но письмоводитель уже встал. Пойдем пока к письмоводителю, который, может быть, что-нибудь расскажет.
Скоро нашли его квартиру и слугу-ногайца. «Он еще не вставал, но я его разбужу, – самовар готов», – сказал последний.
Я дал ему визитную карточку и мы сели на бревнышко у ворот. Вышел толстый человек, прошел мимо нас через двор и снова вернулся в дом. Ждем. Но вот бежит камердинер, несет назад мою карточку и говорит: «идите к приставу!»
Что такое? Может быть, он принимает нас за просителей? Я написал на карточке, не может ли он уделить несколько минут для беседы? Опять слуга и опять обратно карточка, значит – принять не желает. Отправляемся не спеша к приставу. Проходим мимо калмыцкой кибитки, – один калмык чинит какую-то часть костюма, другой что-то варит.
Внутри кибитки стоит комод, на нем посуда, коробка с сахаром, а в другом углу кошмы, сундук и подушка. Ничего, довольно чистая и просторная комната. Эти калмыки смотрят и пасут племенной заводский скот, приобретенный на ногайские деньги для улучшения местной ногайской породы. Местные лошади действительно слабосильны и тощи.
Отправились дальше.
В широко раскинувшейся ставке каменные, казенные здания канцелярии, квартиры пристава, и т. д. Сад по речке Горькой с соленой водой представляет довольно печальную картину: жалкия яблони, худосочный ясень и клен плохо растут на солонцеватой почве.
Походили, погуляли – интересного мало. – Было около девяти часов, когда мы решили побеспокоить особу пристава кочевых народов. Подходя к его квартире, мы услыхали зычный голос человека, власть имеющего и кого-то распекающего. Что-ж? Это в порядке вещей: где гнев – там и милость! Подошли. Пристав и его семейство на террасе кушали чай. Я отрекомендовался русским журналистом, подав ему свою карточку.
– Что же вам угодно? – спросил меня довольно строго пристав кочевых народов.
– Хотел бы побеседовать с вами, получить кое-какие сведения…
– А вы «бумагу» имеете?
– Какую «бумагу»?! У меня есть редакционные удостоверения, по которым вы изволите увидеть, что я имею честь принадлежать к сословию русских журналистов.
Я показал ему это удостоверение.
– Это для меня ничего не значит, – продолжал пристав, просматривая карточки… Даже на немецком языке, – прибавил он, усмехаясь…
– Извините, на французском, – поправил я чиновника.
– Казенного удостоверения нет?..
У меня мелькнула мысль.
– Я вам могу показать бумагу бывшего министра земледелия А. Е. Ермолова на производство расследования крестьянского хозяйства черноморской губернии в прошлом году…
– Это не подойдет… покажите мне от настоящего министра и на нынешний год – тогда я с вами буду разговаривать.
Что тут делать? Мы стояли друг перед другом. Вежливый пристав не предложил даже мне сесть. Впрочем, может быть, у кочевых народов это не принято… Но нет, и я вспомнил добродушную, милую фигуру «брата», старшины аула Биаш.
– Позвольте, – настаивал я, – никакими канцелярскими тайнами я не интересуюсь, мне бы хотелось знать ваше мнение о способности к культуре кочевых народов, о их современном экономическом положении, характере народа. Русское общество вообще интересуется своей родиной, а у вас, вероятно, не было ни одного литератора…
– В первый раз действительно вижу.
Оставалось только уйти, что я и сделал немедленно и быстро.
– Поедем сейчас отсюда! – сказал я баптисту, который от злости и недоумения даже не мог говорить. Действительно, он был свидетелем, как предупредительно и вежливо меня принимала ставропольская администрация, исправники и проч., а тут, изволите видеть!.. и говорить не хочет…
– Да, ведь, он дикий, – утешил я спутника, и мы порешили выехать из Ачикулака.
Потом пришлось прибегнуть к памятной книге Ставропольской губернии за 1904 г. Скудна, очень скудна сведениями (всякими) эта книга, торжественно заявляющая, что ставропольская губерния не исследована и не изучена. Печальная книга!.. Немой, но определенный упрек администрации в полной её неосведомленности, что делается под носом, и чем собственно она управляет и чем хозяйствует!..
Площадь губернии содержит 47 716 квадратных верст или 4 970 426 десятин, причем оседлое русское население занимает 3 678 624, т. е. 74 % пространства и 1 291 802 десят., или 26 % всей площади приходится на инородческое население. Это инородческое население состоит из Большедербетовского улуса калмыков, занимающих территорию пограничную с землей войска донских казаков. Всего калмыков 8 571, других народностей (каких? не объяснено) 3 185, итого 11 574 человек. Оседлых трухмен, живущих в аулах, 11 360, а кочующих и пришлого (какого?) населения 6 546, а всего, что значится под графой трухменских народов, 17 886. Земли кочующих караногайцев протянулись к Каспийскому морю и занимают самую большую площадь среди кочевых народов. Оседлого в аулах населения 6 840, а кочующего и постороннего населения 10 243.
Таким образом, по памятной книге ставропольской губернии мы не можем утвердительно сказать: сколько именно кочевого инородческого населения в данное время находится в губернии, и что такое за элемент, значащийся вместе с кочевниками под именем: а) других народностей, b) пришлого населения и с) постороннего? Одним словом, горе-статистика!
Теперь будем продолжать путь и в то время, когда мы уже знойной степью двигаемся к Накус-аулу, я расскажу маленький эпизод.
Живу я на черноморском побережье, где рыбной ловлей занимаются до сих пор малоазиатские турки, приходящие на побережье на фелюгах и со своими рыболовными принадлежностями. Эти турки – настоящие моряки, превосходные рыбаки и очень хорошие прямые и честные люди. Среди них у меня есть знакомые, которые посещают меня, как гости. Я люблю беседовать с этими простыми мужественными рыболовами. Между нами часто речь заходила о вопросах религиозных, и я говорил: «у нас Бог один, но пророки разные. Неужели Бог создал нас, русских и турок для горя и страдания, для войны и разных бедствий?! Разве мы, христиане и мусульмане, не можем, мирно работая, трудами помогать друг другу?!» Такие и другие рассуждения, мы вели с турками, и те не возражали, а, как мне казалось, молча соглашались со мной.
В самый день моего отъезда в ставропольскую губернию пришел ко мне один из них более развитой и авторитетный.
– Куда едешь? – спросил он.
Я ответил.
– Зачем?
– Посмотреть, как живут там люди, русские, сектанты, магометане…