Страница 111 из 124
Люди идут друг за другом, сливаясь с серыми стенами Радиодворца. Вот она, задняя стена, где другие товарищи уже разобрали кирпичи, чтобы попасть во внутренний двор. У входной двери стоит часовой, как бы прячась в дверном массивном выступе. Косые лучи света падают на его каску, на серозелёный мундир. Эсэсовец стоит с автоматом, висящим поперёк груди, и смотрит куда-то в темноту, на противоположную сторону улицы. Вдруг от стены быстро отделяется человек, бросается на часового, завязывается короткая схватка.
Эсэсовец оказался здоровым. Второй повстанец, подоспевший на помощь первому, ударяет эсэсовца, и тот медленно опускается на холодный асфальт.
— Готов, входите! — тихо говорит первый человеку в форме немецкого генерала. Это один из повстанцев. «Генерал» проходит коридор. Там второй часовой. Он отдаёт честь, но «генерал» неожиданно и сильно бьёт его рукояткой пистолета. Входят ещё трое: двое мужчин и женщина.
Задача повстанцев нелегка: захватить Радиодворец, передать обращение в Москву и объявить всем патриотам Праги, что в городе началось восстание.
Во внутреннем дворе уже началась стрельба. Семиэтажное здание Радиодворца крепко закрыто изнутри. Все фашистские посты уже ликвидированы, у дверей охрана повстанцев. Они решили драться за этот дом до последнего дыхания. Среди эсэсовцев паника. Где-то внизу уже трещат двери. Их ломают навалившиеся фашистские солдаты. На улице стрельба. Внутри здания, у входа в студию, троим повстанцам преграждает путь часовой. Человек в гражданской форме в упор стреляет в часового, но вместе с ним падает сам.
Женщина и «генерал» торопливо входят в студию. Женщина очень взволнована. Прядь её светлых волос выбилась из-под шляпки и прилипла к мокрому от пота лицу. Она тяжело дышит от нервного напряжения и от быстрой ходьбы по лестнице. Человек в военной форме обращается к ней:
— Можете начать?
— Одну минуту, мне бы глоток воды.
На круглом столике графин с водой. «Генерал» наливает стакан, подаёт.
Зубы женщины дробно стучат по тонкому стакану. Женщина жадно делает несколько глотков и, немного успокоившись, говорит:
— Я готова…
На улицах Праги, затаив дыхание, слушают взволнованный голос женщины на чешском языке, потом на русском…
— Внимание, внимание! Говорит Прага, говорит Прага! Дорогие русские братья! В Праге восстание, в Праге восстание. Мы обращаемся к вам, доблестные русские солдаты, мы обращаемся к тебе, Москва, мы обращаемся к маршалу Сталину… Помогите нам… Помогите восставшей Праге! На улицах нашей столицы на баррикадах, на площадях начались бои. Фашистские войска решили разрушить наш город, залить мостовые улиц и площадей кровью нашего народа. У нас почти нет оружия, у нас нехватает боеприпасов…. Русские братья! Прага ждёт вашей помощи! Над Прагой нависла смертельная опасность, помогите!
Город наполнился орудийными раскатами, пулемётным и оружейным треском, лязгом танков… На Староместском Намести горит древняя городская ратуша. Пламя бросает блики на шпили Тынского храма, на бронзу памятника Яну Гусу. Высеченные на бронзе слова гласят: «Знаю, что владения твои вернутся к тебе, народ чешский». Эти слова призывают всех честных чехов поднять оружие во имя спасения любимого города. В подвале, за гранитными стенами ратуши, работает штаб патриотов.
В другом районе Праги эсэсовцы на броневиках, вооружённые пулемётами, гонят впереди себя детей и женщин на баррикады повстанцев. Они собрали детей из школ, женщин из квартир и пустили их впереди себя. Офицер эсэсовец приказал своим молодчикам: «Гоните их впереди себя! Пусть расстреливают их собственные отцы!»
В первом ряду Зденек Кворжик и Франтишек Марек со своими школьными товарищами. До баррикады осталось метров триста. Зденек уже несколько раз смотрел по сторонам пустой узкой улицы, чтобы найти открытые ворота или калитку. Но восставший город на замках. Каждый двор, каждый подъезд закрыты наглухо — убежать некуда.
Среди смертельно перепуганных ребят многие плачут, едва передвигая ноги. Франтишек и Зденек, взявшись за руки, идут молча. Постепенно весь первый ряд связался цепочкой рук. Легче стало итти, прибавилось сил.
Зденек, собрав всю волю, какая у него могла быть в эту трагическую минуту, сказал Франтишеку:
— Давай остановим всех.
Франтишек только кивнул головой и покраснел от напряжения. И тогда первый ряд, по команде Зденека, остановился. Офицер охраны сразу увидел это. Он ловко соскочил с остановившейся бронемашины, бросился в гущу ребят.
— Почему остановились, свиньи? — рявкнул эсэсовец.
— Мы больше не пойдём! — твёрдо, хотя и с дрожью в голосе, сказал Зденек, высоко подняв голову.
— Молчать! — ещё громче рявкнул офицер и подумал, глядя на ребят, державшихся за руки: «Соединить бы им руки навечно смертью».
Офицер знал, что в 1939 году, в первые дни оккупации Чехии и Моравии, группа чешских ребят преградила путь немецким танкам. Тогда сам Гитлер приказал сделать детям пластическую операцию сращивания рук. Это было сделано для устрашения чешского народа. Но сейчас у этого офицера не было времени для такой потехи, как он называл трагический случай 1939 года.
За баррикадами — напряжённые суровые люди. Повстанцы видели, что кто-то смело остановил толпу, но не знали кто. За этой баррикадой был и дядя Вацлав. В одной руке он держал винтовку, в другой самодельную гранату, подарок горняков Кладно.
— Марш вперёд! — по-чешски скомандовал эсэсовский офицер и пригрозил расстрелом. По голосу Зденек сразу узнал пана Краузе и подумал: узнал ли его бывший учитель. Среди ребят произошло замешательство. Видимо, многие узнали пана Краузе. Но нет, ребята не тронутся с места.
Пан Краузе бросился к бронемашине. Застрекотали пулемёты. Поднялся истошный крик, плач, стоны детей. Из-за баррикады выскользнуло человек пятьдесят. Повстанцы с оружием в руках кинулись к машине врага. Теперь эсэсовцы стреляли в повстанцев через головы ребят и женщин. Дети стали разбегаться. Зденек лежал рядом с Франтишеком, делая вид, что мёртв.
У него сильно билось сердце, во рту всё горело, в глазах мелькали лихорадочные огоньки. Он хотел кричать, издать хотя бы какой-нибудь звук, но не мог. Он лежал так, что видно было голову Франтишека. Из виска друга сочилась алая кровь и струйкой стекала в ямку на асфальте. Франтишек был мёртв.
Зденек закрыл глаза, когда увидел, что прямо на него ползёт бронемашина. Ему хотелось вскочить и побежать или хотя бы позвать кого-нибудь на помощь, но он ничего не мог сделать…
Пулемётно-оружейный огонь немецких бронемашин и повстанцев слился в один общий гул. Повстанцы отступали за баррикады. Впереди немецких бронемашин уже никого не было. Одним удалось убежать, другие были мертвы, а кое-кто, притаившись, продолжал лежать на мостовой. Машины эсэсовцев ползли на баррикады.
Дядя Вацлав поднял гранату, чтобы бросить её в бронемашину, но вдруг почувствовал, как его грудь обожгло. Рука с гранатой опустилась, винтовка выпала. Он неловко присел, хотел снова поднять руку, но уже не смог. Он умирал, смертельно раненный…
Ян Шпачек вернулся домой, но дяди Вацлава не было. На столе лежала записка:
«Янек! Отнеси посылку по адресу: Нерудова улица, дом четыре. Кому — ты знаешь».
Ян пожалел, что он опоздал, но по улицам восставшего города так трудно было пробираться. Всё же он надеялся объяснить дяде Вацлаву своё опоздание и побежал по пустынным улицам Градчан, чтобы скорее выполнить его просьбу.
Как раз на углу Нерудовой он столкнулся лицом к лицу с рыжеусым господином. Цепкий субъект больно схватил его за руку и строго спросил:
— Куда идёшь, шельма? — А свободной рукой принялся обшаривать растерявшегося Яна.
Восстание разрасталось. Прага была в огне.
ПУТЬ НА ПРАГУ
Хмурые синевато-зелёные Рудные горы громоздятся под голубым небом. Дорога извивается среди скал, обрывов и густых хвойных лесов. Она то поднимается вверх, то падает вниз, то описывает головоломные зигзаги, но в конце концов ведёт всё выше и выше к вершинам гор.