Страница 3 из 20
Ряд авторов отмечают, что дореформенная адвокатура рождалась не на голом месте. Речь идет о так называемых институтах депутатов при следствиях и присяжных стряпчих при коммерческих судах.
В соответствии с законами Российской империи к делам, в которых обвиняемые были духовного или воинского звания, купцами, т. е. лицами, принадлежащими к какой-либо сословной или профессиональной организации, в качестве лиц, их представляющих, могли допускаться так называемые депутаты от этого ведомства. Например, помещик мог быть депутатом своих крестьян.
На наш взгляд, этот институт лишь отдаленно напоминал адвокатуру, поскольку функции депутатов переплетались с функциями прокурорского надзора. При депутатах должны были производиться допросы и следственные действия. В виде исключения без депутата проводились первоначальные следственные действия, исследование происшествий по горячим следам.
Депутаты делились на постоянных и временных. Постоянные депутаты – это депутаты от лиц духовного звания, мещанства и купечества, выделяемые этими структурами для постоянного присутствия на следствиях. Остальные были временно назначаемыми лицами для проведения определенного следствия и с его окончанием утрачивали свои права. Постоянные депутаты вызывались следователями повесткой, а временные – через руководство своих ведомств. Права и обязанности депутатов регламентировались законом, и если они были согласны со следственными действиями, то удостоверяли это своей подписью. Они также имели право изложить и особое мнение. Представители этого своеобразного института, наделенные юрисдикционными полномочиями, присутствовали при производстве как уголовных, так и гражданских дел[7].
Что касается адвокатуры при коммерческих судах, то она была организована 14 мая 1832 г. и практически сохранилась до октябрьской революции 1917 г. Заниматься практикой в коммерческих судах могли только лица, которые были внесены в список присяжных стряпчих. В него включались кандидаты, которые должны были представить суду «аттестаты, послужные списки и прочие свидетельства о звании их и поведении, какие сами признают нужными». Стряпчий, внесенный в список, мог быть исключен из него по усмотрению суда без дальнейших объяснений, причина исключения регистрировалась исключительно в протоколе. После внесения в список стряпчий принимал присягу и получал право ходатайства по делам. Возможно, здесь и находятся истоки института частных поверенных в России, который развивался после судебной реформы 1864 г. Число стряпчих точно не было определено, но суду вменялось в обязанность иметь «…печение, чтобы оно было достаточным и чтобы тяжущиеся стороны не затруднялись в их выборе»[8].
Необходимо отметить, что в России отношение к адвокатуре и состязательному процессу было весьма своеобразным. Так сложилось исторически, и тон этому задавали русские государи.
В документах о посещении Петром I Англии в 1689 г. сообщалось, что, посетив Вестминстер-Холл (суд), Петр увидел там «законников», т. е. адвокатов, в мантиях и париках. Он спросил: «Что это за народ и что они тут делают?» «Это все законники, Ваше Величество», – ответили ему. «Законники, – удивился Петр. – К чему они? Во всем царстве есть только два законника, и то я полагаю одного из них повесить, когда вернусь домой»[9]. Такого же мнения об адвокатах придерживалась и Екатерина II: «Адвокаты и прокураторы у меня не законодательствуют и законодательствовать не будут, пока я жива, а после меня будут следовать моим началам». Негативная реакция на сословие адвокатов была и у императора Николая I, который говорил князю Голицыну, отстаивавшему необходимость введения адвокатуры: «Нет, князь, пока я буду царствовать, России не нужны адвокаты. Проживет без них»[10].
В русской литературе стряпчих и поверенных обзывали «ябедниками», «кровопийцами», «крапивным семенем». В какой-то мере такое негативное отношение населения было оправданно. Государственная власть не пыталась развивать этот институт, и ходатайствами занимались порой лица, не имеющие не только высшего юридического образования, но и образования вообще. Поскольку надзор за их деятельностью отсутствовал, то нередко в интересах своих клиентов они прибегали к неправомерным действиям, различного рода подлостям, что и вызывало соответствующую реакцию населения[11].
Ситуация изменилась в начале XIX в.: развивающаяся буржуазная Европа втягивала Россию в рыночные отношения, хотя процессы и происходили с отставанием в 50–60 лет, пример тому – буржуазные реформы 60—70-х гг. XIX столетия.
Глава 3. СУДЕБНЫЕ УСТАВЫ 1864 г. И СОЗДАНИЕ ИНСТИТУТА АДВОКАТУРЫ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Трудно согласиться с мнением, укоренившемся в историко-правовой литературе, что дореформенные институты защитников ничего общего с адвокатурой не имеют. Действительно, известные русские адвокаты того времени пытались «откреститься» от старых одиозных институтов, подчеркивая отсутствие исторической преемственности. «Мы, – утверждает П. А. Потехин, – народились не из них (т. е. дореформеных адвокатов), мы даже произошли не из пепла их, мы совсем новые люди, ни исторического родства, ни последовательной связи с ними не имеем, чем и можем гордиться»[12].
Ему вторит другой известный русский адвокат В. Д. Спасович: «У нас именно имеется пример… самозарождения. Ничего подобного не бывало на Руси. Мы вышли не ex ovo, мы не вылупились из скорлупы, мы без роду и племени»[13].
Представляется, что подобного рода сентенции несут в себе больше эмоциональной окраски, нежели глубокое внутреннее содержание. Желание подчеркнуть отсутствие исторической преемственности связано, на наш взгляд, все с тем же критическим отношением к стряпчим и поверенным в феодальном обществе, стереотип которых складывался веками. Фактически, как показывают архивные источники, дело обстояло не совсем так.
При подготовке судебной реформы в области адвокатуры был использован не только континентальный (европейский), но и имевшийся в самой России опыт столетней деятельности адвокатуры в западных окраинах империи: Литве, Царстве Польском. Польская Конституция 1791 г. и постановления Литовского статута требовали, чтобы адвокат был дворянином, имел поместье, не был замечен ни в каком пороке и знал законы.
При вступлении в сословие адвокатов кандидат обязан был принести присягу. Молодые люди подготавливались к профессии под руководством опытных адвокатов, которые отвечали за учеников перед законом. Включение в состав адвокатов зависело от суда и высшей судебно-административной власти Царства Польского.
По закону 1808 г. адвокаты в Польше (а это была часть России) делились на три разряда:
патронов, состоявших при судах низшей инстанции;
адвокатов – при апелляционных судах;
меценатов – при кассационном суде.
Дисциплинарный надзор за адвокатами осуществляли соответствующие суды.
В прибалтийских губерниях еще в XVIII в. участие адвоката в процессе было обязательным, как и его подписи на бумаге наравне с подписями тяжущихся. По «Своду местных узаконений губерний остзейских» 1845 г. от лица, желающего получить звание адвоката, требовалась степень магистра или доктора права. Кандидаты в адвокаты подвергались практическому испытанию в суде[14]. Поэтому лукавили российские адвокаты, отмежевываясь от исторического прошлого. Вероятнее всего речь шла об «открещивании» от одиозного образа стряпчего или поверенного дореформенного суда, а не от самой системы, пришедшей с Запада, структура и принципы которой были восприняты Россией.
Дореформенный суд царской России подвергался ожесточенной критике не только в юридической литературе того времени, но и в общественно-политической и художественной литературе. Известный русский революционер-демократ А. Н. Радищев в своем знаменитом произведении «Путешествие из Петербурга в Москву» осуждал судебную систему императорской России, низкий образовательный уровень судей, продажность, произвол и взяточничество. Он открыто выступал против неравенства перед законом и против привилегий господствующего класса[15].