Страница 7 из 13
– Так что за цель-то? О каком обществе ты говоришь?
– О твоих друзьях-музыкантах, о тех людях, среди которых ты вращался, пока был здоров. Я бы хотела, чтобы ты в скором времени представил им меня в качестве своей жены.
Все это все равно смахивало на какую-то аферу. Но продолжать разговаривать здесь, на летном поле, было глупо. Возможно, я чего-то не понимаю. Но рано или поздно все станет ясно. Пусть будет уже Германия, пусть лечение, пусть она делает все, что считает нужным. Вряд ли она желает мне зла. И если я действительно поправлюсь и смогу вернуться к своим репетициям или – во что мне верилось с трудом – к своим концертам, я верну себе финансовую независимость. Сниму квартиру наконец. Позже, когда определюсь со своими возможностями, возьму кредит, куплю жилье. Словом, начну все с начала.
Однако было в нашем разговоре с этой Валентиной что-то такое, от чего веяло холодком. Для меня, романтика в душе, отсутствие любви в нашем брачном «контракте» выглядело грязным мошенничеством. Она не любила меня. И я не любил ее. Но она хотела именно брака. Даже стать ее любовником в этой ситуации было бы для меня менее унизительным.
Я думал, что она просто посадит меня в самолет, и я полечу один. Но я ошибался. Она поднялась вместе со мной, мы заняли места, к нам подошел человек, Валентина сказала ему, что все в порядке и можно лететь, и мы полетели.
Вдвоем, не считая пилота! На маленьком частном самолете. Вот где было идеальное место для задушевной беседы. Можно было задавать вопросы не спеша и обстоятельно их продумывать. Но я вместо этого, вдыхая аромат ее ландышевых духов, к стыду своему, уснул. А проснулся уже в Германии.
Как я уже говорил, с тех самых пор, как впервые прозвучала тема пластической хирургии, я не переставал ощущать себя героем романа в духе Буало-Нарсежака.
В Центре пластической хирургии города Дайдесхайм за меня взялись основательно. Мне не только привели в порядок кожу лица, но и подлечили все травмированное тело. Я и не представлял себе, насколько далеко продвинулась медицина. Мной занимались специалисты хирургии катастроф, меня буквально поднимали на ноги, за мной ухаживали как за ребенком, с нежностью и заботой. Валентина появлялась всегда неожиданно, и когда она входила в палату или больничный садик, где я любил проводить время за книгой или в обнимку с ноутбуком, я первые несколько минут чувствовал себя мальчишкой, которого мама приехала навестить в детском лагере. И несмотря на то что в клинике меня отлично кормили и я сам мог заказывать себе блюда по своему предпочтению, я всегда радовался сладостям и фруктам, которыми меня угощала Валентина. А еще она всегда привозила книги и журналы, которыми я зачитывался в свободное время. Уж не знаю почему, но бумажные, крепко пахнущие типографской краской издания привлекали меня больше интернетовских страниц. Они были настоящими, их можно было потрогать, ощутить их приятную тяжесть в руках, почувствовать себя по-настоящему их обладателем.
Когда стало понятно, что мне сохранили внешность, я оставил попытки узнать что-то большее о нашем предстоящем браке, к которому был, в сущности, уже готов. Она все твердила о каком-то обществе, в котором я якобы вращался и куда она хотела бы попасть в качестве моей жены. Что ж, у богатых свои причуды. К тому же мне, к моему стыду, хотелось уже просто долечиться, пройти до конца реабилитационный курс, восстановиться полностью, а потому я решил не задавать лишних вопросов. Конечно, я понимал, что рано или поздно мне придется каким-то образом расплачиваться с этой девушкой за все, что она сделала для меня. Но что можно было взять с меня, нищего пианиста?
И еще меня беспокоила одна мысль, касающаяся этого самого общества, в котором я вращался. Куда понятнее было бы, если бы я жил в Москве и вращался бы среди музыкантов высочайшего уровня. Но она прекрасно знала, что я проживаю в провинциальном городе С., который славится своими музыкантами, но никакого общества мои коллеги не создают.
Интуиция подсказывала мне, что я интересую Валентину все же не как пианист. В моей среде есть куда более талантливые музыканты, в которых, если уж так хочется, можно инвестировать капитал. А она вложила в меня и так уж очень большие деньги.
Времени для размышлений у меня было много, а потому, все хорошенько обдумав, я пришел к выводу, что цель, связанная с браком, – полная чушь. Скорее всего, за всей этой благотворительностью стоит что-то совсем другое, неожиданное, о чем я даже и не догадываюсь. Но поскольку мне и терять было как будто нечего, я был готов на любые условия – лишь бы выжить, лишь бы вернуться к нормальной жизни.
Понятное дело, что у меня было самое смутное представление о том, где и как мы будем с ней жить. Скорее всего, думал я, мы будем жить раздельно, встречаясь время от времени, чтобы появляться где-нибудь вместе. Вот только зачем ей все это нужно – над этим мне еще долго предстояло ломать голову. Да я был уже просто помешан на этом.
Из Германии мы вернулись в Россию, но не в С., где она меня нашла, где мы с ней познакомились, а в Москву.
В Шереметьево нас встретил человек весьма свирепого вида, с длинными волосами и с грустными глазами бассет-хаунда. С этим Еремой Валентина обменивалась лишь многозначительными взглядами, как это делают люди, понимающие друг друга без слов. Он уложил наш багаж во внушительного размера внедорожник, и мы поехали, как мне показалось сначала, в сторону Москвы. Потом запетляли по проселочным дорогам, пока не приехали в тихое место, в сосновый бор, где за каменным аккуратным забором стоял небольшой двухэтажный дом.
– Вот здесь мы поживем немного, пока ты окончательно не придешь в себя, – сказала Валентина, выходя из машины. – Господи, воздух-то какой!
Был июль, жара, но в лесу она не чувствовалась. Было просто лето, чудесное, свежее, напоенное крепким хвойным ароматом. Я уже ничему не удивлялся. Решил просто подчиняться.
Валентина была холодновата со мной, как человек, четко обозначивший границу общения. В доме не было прислуги, всю грубую работу выполнял Ерема. Если бы я не слышал, как он матерится, когда звонит в интернет-магазин и заказывает продукты, я бы подумал, что он вообще немой. Еду готовила Валентина. Она ходила по дому в джинсах и батистовых рубашках, на ногах ее были мягкие коричневые мокасины, приглушающие звук шагов. В свободное время она дремала в гамаке рядом с домом в тени гигантских елей или сидела там же в плетеном кресле с ноутбуком. Ерема вообще не отдыхал и всегда находил себе работу по дому. Без конца что-то мыл, прибирал, чистил, смахивал паутину, ремонтировал лестницу, ведущую на второй этаж, подметал дорожки вокруг дома, пропалывал клумбу с цветами, ездил в Москву по делам, а вечером разводил огонь в камине.
Отношения между Валентиной и Еремой были своеобразными. Возможно, они были братом и сестрой или просто друзьями, но уж никак не любовниками, это точно. Они заботились друг о друге, но блеска в глазах, трепета – ничего такого я не видел. Валентина спала в спальне наверху, через стенку от меня, Ерема же занимал небольшую комнату на первом этаже рядом с кухней. Она служила ему не только спальней, как я потом выяснил, но и наблюдательным пунктом – из его окна отлично просматривались ворота, а рядом, в стенной нише, он хранил целый арсенал оружия.
Вполне вероятно, что эта парочка от кого-то скрывалась. Может, не только муж Валентины, но и Ерема, и сама Валентина были бандитами. Но когда я думал об этом, на лице моем невольно расплывалась улыбка – в это просто невозможно было поверить. Где бандиты, а где искалеченный пианист!
Когда Валентины и Еремы не было в доме, я тщательнейшим образом обследовал его. Не старый, с толстыми каменными стенами, окнами разной конфигурации, автономный водопровод (труба шла из земли, где, вероятно, находилась скважина), канализация, электричество протянуто от ближайшего столба. Восемь комнат: три спальни наверху, гостиная, столовая, библиотека, холл и комната Еремы внизу. Плюс кухня, две ванные комнаты, кладовка и застекленная терраса, которую прежние хозяева (я был уверен, что дом Валентина купила не так давно) использовали как зимний сад. На террасе стояли кадки и вазы с высохшей землей и мерт-выми растениями, которые Ерема, облачившись в синий рабочий комбинезон, выносил на улицу, освобождая от земли и мусора. Затем он эти кадки, горшки и керамические цветные вазы отмачивал от грязи в протекавшем рядом с домом ручье, отмывал, заполнял свежей землей и готовил к посадке новых растений. Прямо об этом никто не говорил, однако я не раз видел, как Валентина листает на своем ноутбуке страницы каталогов цветочных интернет-магазинов. Вывод из всего этого мог быть только один – в Москве мы надолго, если не насовсем, иначе кто будет следить за цветами и домом? Однако наша свадьба – это я знал из скупых, словно случайно оброненных Валентиной фраз – должна была состояться именно в провинциальном С.!