17 рассказов

Потому что надо прямо сказать — Мария Степановна всю жизнь завидовала младшей сестре. Называла попрыгуньей-стрекозой. Да, она всегда была легкой и веселой, по театрам ездила, вон сколько мужей сменила, а мы всю жизнь вертелись, как могли, воспитывая как собственных детей, так и несметное число чужих, жили угрюмо и натужно, и лишь под занавес увидели осколочек сносной жизни, а вот сестренка младшая всю жизнь пропорхала (подумаешь, что та не в столовой большого санатория работала, а действительно порхала с цветочка на цветочек).

Так теперь еще и дети любят тетю больше, чем родную мать. Нет, несправедлива была Мария Степановна к своей сестре, но ничего не могла с собой поделать. Как-то забывалось, что в трудные года младшая сестра помогала племянникам — тому куртку купит, а той сапоги. Да ведь и квартиру завещала не приходящему мужу, а племяннице. У той свое хорошее жилье, но кому может помешать лишняя квартира.

Нет, никак не могла Мария Степановна сказать себе раз и навсегда: жизнь моя вполне удалась, я занималась самым достойным на земле делом, вырастила детей, которые не тянут из матушки последние соки, как это сейчас принято, но помогают, и внуки почти взрослые и помаленьку становятся на ноги, и с мужем прожила дружно, ни разу Мария Степановна не пожалела, что прожила именно с этим, а не с каким-нибудь другим мужчиной.

Нет, иной раз она себя именно так и уговаривала, но это не очень-то помогало. Зависть к сестре не проходила. Поскольку она вела счет не с собственной жизнью, но с жизнью своей сестры. Смешно сказать, но у нее не проходила обида, что родители Аню любили и баловали, а ее, старшую дочь, держали в строгости и нелюбви. Нет, все ей понятно: десять лет разницы, младшенькой вся любовь, но обида никогда не проходила. Хотя и понимала, что дело это очень уж давнее — родителям сейчас было бы под сто.

То есть, напомнить надо, вот какой был расклад, вот что всего более угнетало Марию Степановну, вот от чего, не отрываясь от дивана, день напролет чикала переключателем телевизора. Анна жила правильно (хоть и потягивала продукты у туберкулезников), а я неправильно. Надо было жить не натужно, перебираясь с кочки на кочку, а легко, весело, порхаючи. И тогда бы меня все любили: мужчины, ученики (а меня ведь ученики не любили — уважали, боялись, но не любили), родные дети. А так, родные дети любят не меня, а свою тетеньку.

И главное, Мария Степановна понимала, что ничего уже изменить нельзя, это до ее последних дней. Конечно же, она улетит раньше младшей сестры, и это справедливо. Анна на десять лет младше, да и жизнь прожила не такую уж тяжелую. И ничем, кроме мелких простуд, не болела. Так что сносу ей не будет.

Но вышло не так. Чту все наши расчеты! Да тьфу на все наши расчеты.

Первой умерла именно Анна Степановна. Пошла в лес за грибами и, уже набрав полную корзину грибов, легла отдохнуть под сосной. То есть получается, ей и тут повезло: сосновый лес, солнце, и даже успела набрать полную корзину грибов.

Горевали все, кто ее знал. Но больше всех убивался ее муж, вроде почти молодой человек, и муж не вполне законный, а убивался так, словно бы у него никогда уже другой женщины не будет.

На похоронах дети поддерживали Марию Степановну, чтобы мама все же перенесла такую утрату и не рухнула бы на могилку родной сестренки. Несправедливо, говорила Мария Степановна, нарушен порядок, сперва должны уходить старшие, а уж потом младшенькие. Нет, ну как же все несправедливо.

Мария Степановна как-то не сразу осознала, что она никогда больше не увидит свою младшую сестру. Но только через несколько месяцев, когда она вдруг осознала, что спор, какой она вела долгие десятилетия, завершен. И если брать не качество жизни, но исключительно ее продолжительность, то в этом споре все ясно. И получается, что трудности, дети, повседневные напряги, странно сказать, вовсе не укорачивают жизнь.

И как только закончился счет, что-то в Марии Степановне изменилось. Это даже и странно, но она стала как бы повеселее, стала менее занудистой. Нет, правда, это странно: ушел ближайший человек, а другой ближайший человек не загибается от тоски, а вроде бы даже и повеселел.

И даже помаленьку Мария Степановна начала менять свою жизнь. Пример: перестала по утрам есть сало. Вообще стала есть поменьше. Так что даже малость похудела.

Далее. Однажды Мария Степановна вышла из дому. Нет, в том-то и дело, не в магазин пошла, а вот именно бесцельно — на прогулку. Сперва квартал обошла, а потом помаленьку-помаленьку начала выходить в парк. И до того дошло, что она стала выходить на ежедневные — почти двухчасовые — прогулки.

И внимательно по радио и телику следила, какие дни для здоровья неблагоприятные, чтоб, значит, именно в эти дни здоровьем рисковать поменее. То есть получается, что спор с сестрой вовсе не завершился: вот на сколько лет я переживу Анну, вот точнехонько на столько я и была права.

Однажды Мария Степановна вспомнила, как они всей семьей ездили смотреть, как разводят мосты. Аня сидела на шее отца и спала, щекой привалясь к его голове. И Мария Степановна подумала, что это, пожалуй, самое счастливое воспоминание ее детства. Свези меня, сынок, с той поры я ни разу не видела, как разводят мосты. Видать, хороший сын, не стал говорить — у меня с утра на работе напряженка. Свез. Не выходя из машины, Мария Степановна дождалась развода мостов, коротко сказала "красиво", и они уехали.

На следующий день она умерла. Причем так же внезапно, как младшая сестра. Пришла домой с прогулки и у родной квартиры рухнула мертвенькой.

На лице ее была легкая улыбка. Такая улыбка бывает у людей, которые в этой жизни понимают себя победителями.

Кинолог

Нет, кинолог — не в смысле человек, который любит кино, это каждый будет себя называть кинологом, а исключительно в смысле человек, который понимает в собаках.

Вот именно так могла бы отвечать Алина, если бы кому-нибудь пришло в голову поинтересоваться, а чем она, к примеру, занимается. Ну да, молодая незамужняя женщина, к тому же красивая, к тому же модно и дорого одевается. Нет-нет, все в порядке, я — не валютная женщина, могла бы ответить Алина, я кинолог.

Хотя кто ж это сейчас интересуется, чем человек зарабатывает, так что — кто такой кинолог, объясняла мамаша Алины, живущая в соседнем доме.

Но все по порядку. Алина — красивое имя, правда ведь? Да и сама Алина, значит, красивая — высокого роста, стройная, ходит, гордо вскинув голову. Нет, пожалуй, никто на улице не приставал к ней с глупостями типа: а подскажите, пожалуйста, который сейчас час. Во-первых, такая гордая женщина недоступна для подобных заигрывающих вопросов, а во-вторых, никто бы и не отважился заигрывать: всегда рядом с Алиной, точнехонько у правой ноги, шел красавец дог, огромный, пятнистый, на прохожих — ноль внимания. Без намордника и поводка. Да ему на тебя тьфу и растереть, покуда, разумеется, ты не полезешь к хозяйке с глупостями типа: а подскажите, пожалуйста, который сейчас час.

Жила Алина с восьмилетней дочерью в однокомнатной квартире. Правда, дочь в основном жила у бабушки, молодой пенсионерки. И всех это устраивало: бабушка внучку обожала и не была такой строгой, как мама (что устраивало внучку), а сама Алина весь день могла крутиться по делам.

Был у Алины друг — Виталий Алексеевич, школьный учитель. Даже как-то и странно, здоровый рослый мужчина, а школьный учитель. Причем учил детей не физкультуре, а истории. И дети — все это знали — его любили. Был женат, но развелся. Есть десятилетний сын, часто встречаются, хотя живут в разных местах. После размена двухкомнатной квартиры Виталию Алексеевичу досталась двенадцатиметровка в коммуналке (там еще две семьи, правда, без особой пьяни и вечерних разборок — все нормально). Чего они развелись? А неизвестно. Видать, жена ушла к другому, поскольку у сына очень уж резво появился отчим.