Страница 138 из 1067
— Хельсрич держался долго, но скоро все закончится. Осада почти у наших ворот.
— Это… касается второго из полученных утром сообщений, настоятельница. — Маралин вновь судорожно сглотнула. Ей явно было не по себе, и она была совершенно не рада, что именно ей досталась роль вестника.
— Говори, сестра.
— Мы получили сообщение от командующего Астартес в городе. От реклюзиарха. Он сообщает, что его рыцари уже в пути, чтобы присоединиться к нам в защите.
Настоятельница сняла очки и протерла их фланелью. Затем аккуратно водрузила их обратно на нос и в упор посмотрела на девушку.
— Реклюзиарх ведет сюда своих Черных Храмовников?
— Да, настоятельница.
— Хм. Он, случайно, не сказал, чем вызвано их столь внезапное желание сражаться бок о бок с орденом Серебряного Покрова?
Он не сказал, но Маралин внимательно изучала все поступающие по воксу обрывки информации. Это была одна из ее обязанностей, в то время как старшие ее сестры готовились к битве.
— Нет, настоятельница. Я подозреваю, что это связано с решением полковника Саррена разделить оставшихся защитников по разным твердыням. Реклюзиарх выбрал храм.
— Ясно. Сомневаюсь, что он спросил разрешения.
Маралин улыбнулась. Настоятельница уже сражалась ранее вместе с Избранными Императора, и многие ее проповеди включали раздраженные воспоминания об их бесцеремонности.
— Нет, настоятельница. Не спросил.
— Типичный Астартес. Хм. Когда они прибудут?
— До захода солнца, госпожа.
— Ну что ж. Что-нибудь еще?
Больше новостей практически не было. По вокс-сети передали несколько предположений о продвижении громадного вражеского титана на север, но подтверждения этому не было. Маралин передала эту весть, но понимала, что разум настоятельницы был занят чем-то другим. Наверняка Храмовниками.
— Вот проклятие, — пробормотала старая женщина, поднимаясь из-за стола и опуская перо в чернильницу. — Девочка, хватит стоять там и таращиться. Подготовь мой доспех.
Глаза Маралин расширились.
— Настоятельница, как давно вы последний раз надевали его?
— А сколько тебе лет, дитя?
— Пятнадцать, госпожа.
— Ну что ж. Тогда просто скажу, что ты еще не умела подтираться сама, когда я в последний раз уходила на войну. — Едва доходившая Маралин до подбородка старушка прошаркала мимо. — Но будет интересно вновь проповедовать с болтером в руках.
Повсюду в храме Вознесения Императора сестры готовились к бою. В Хельсриче было мало войск ордена Серебряного Покрова, и пока что их вклад в битву свелся к нескольким ожесточенным отступлениям из городских церквей.
Девяносто семь сестер заняли стены и залы храма, охраняя несколько тысяч слуг, сервиторов, проповедников, послушниц и аколитов. Сам по себе храм состоял из центральной базилики, окруженной высокими стенами из рокрита, увенчанными смотревшими на город злобными ангелами и ужасными горгульями. Между стенами и центральным строением находилось кладбище. Тысячи лет назад это были роскошные сады, взращенные первыми поселенцами в Армагеддоне. Эти поселенцы теперь и покоились здесь. Их кости превратились в пыль, а надписи на надгробных камнях стерлись от времени. Рядом были преданы земле поколения их потомков: святые слуги Империума и почитаемые усопшие Стальных легионов.
Больше здесь никого не хоронили, кладбище было признано заполненным. Согласно официальным записям, вокруг базилики было девять миллионов сто восемьдесят тысяч четыреста шестьдесят могил. На самом деле только два человека знали, что эти сведения неверны, и только одному было дело до этого.
Первым был сервитор, который при жизни работал садовником и посвятил несколько лет подсчету могил, когда разбивал вокруг них цветники, прежде чем аугментика похитила его волю и независимость. Садовник был любопытен, и его удовлетворяло то, что он докопался до истины. Свое открытие он держал при себе, понимая, что доклад начальству может привести к обвинению в пренебрежении основными обязанностями. В конце концов, он был садовником, а не счетоводом или когитатором. Через три месяца после того, как он узнал правду, его поймали на краже коробки с его десятиной и подвергли аугментированию.
Вторым человеком была настоятельница Синдал. Она тоже сама пересчитала могилы, на что понадобилось три года. Для нее это была форма медитации, способ довести себя до состояния единения с людьми Армагеддона. Она родилась не здесь и чувствовала, что в службе людям этого мира такая техника медитации вполне уместна.
Конечно же, она внесла поправки в записи, но они все еще находились в бюрократическом замкнутом круге. Совет кардиналов храма всегда пренебрегал своими обязанностями по работе с бумагами.
Надгробия стояли рядом в группах по родству или службе, и единообразия между ними не было — каждое слегка отличалось размерами, формой, материалом или углом поворота к стоящим рядом, даже в тех секциях, где ряды были организованы в тесные линии. В других частях кладбище было сродни лабиринту, и пробираться между могилами оказывалось довольно сложно.
Храм Вознесения Императора сам по себе был воплощением невероятной готической красоты. Шпили были опоясаны каменными ангелами и изображениями примархов Императора в качестве святых. Витражи в окнах разбрызгивали разноцветный свет, показывая сцены из Великого Похода Бога-Императора, призванного привести звезды в единство под управлением человечества. Изображения поменьше запечатлевали самих первых поселенцев, их деяния по выживанию и строительству, причем преувеличивали все, изображая их строителями славного, совершенного мира золотого света и мраморных соборов, а не индустриальной планеты, которую они построили на самом деле.
Сестры ордена Серебряного Покрова не пребывали в праздности, пока война разоряла другие части города. Небольшие святилища на кладбище стали не только часовнями в честь их основательницы, святой Сильваны, но и аванпостами с тяжелым вооружением. Угловатые серебряные статуи, каждая из которых изображала святого в скорби, триумфе или сомнениях, молча застыли над жерлами пушек.
Сами стены были такими же крепкими, как и городские, с той же плотностью защитных башен. Их укомплектовали ополчением Хельсрича.
Громадные ворота во двор храма не запирались. Несмотря на протесты совета кардиналов, настоятельница Синдал потребовала, чтобы врата были открыты вплоть до самого последнего момента, чтобы как можно больше беженцев могли обрести здесь стол и кров. Базилика приютила сотни семей, которые не попали в подземные убежища. Сбившись в группы, они выходили на утреннюю и вечернюю молитвы, вплетая свои голоса в пение, достигавшее безупречно расписанного потолка, где с небес взирал Бог-Император.
Храм Вознесения Императора был настоящей крепостью.
Крепостью, наполненной беженцами и окруженной самым большим кладбищем планеты.
Мы прибыли последними.
Двадцать девять братьев уже ожидали меня, разместившись в десантном отсеке «Громового ястреба». Таким образом, нас осталось тридцать пять, если считать Юризиана, с безнадежной надеждой ведшего пушку по Пепельным Пустошам.
Тридцать пять из ста, что высадились в Хельсриче пять недель назад.
Один из тех, кто ожидает нашего прибытия, — воин, встреч с которым я всячески избегал все эти пять недель.
Он стоит на коленях перед открытыми вратами громадины-храма, черный меч он вонзил в мрамор перед собой, а скрытая шлемом голова почтительно опущена. Как и у всех остальных Храмовников, на его доспехе почти не осталось следов пергамента, восковых печатей крестоносца и табарда. Я узнаю его по древней броне и черному клинку, перед которым он молится.
Юризиан сам работал над этой броней, восстанавливая ее каждый раз, когда ему выпадала честь ее касаться. А до Юризиана много других магистров кузни поддерживали священный боевой доспех на протяжении столетий, вплоть до ее создателей, сотворивших ее как броню для легиона Имперских Кулаков.