Страница 8 из 12
"Саша, забыл тебе рассказать еще один анекдот.
Собака заходит на почту, берет бланк для телеграммы и пишет: «Гав… гав… гав… гав… гав… гав… гав… гав… гав…» Почтовый работник прочитал текст и говорит: «В телеграмме только девять слов. Вы можете добавить еще одно слово за ту же цену». Собака думает, перечитывает, шевеля губами («гав-гав… гав, гав…»), проговаривает свой текст снова, затем говорит: «Да нет, тогда ерунда какая-то получается…»
Настроения это письмо не прибавило, и Турецкий выключил компьютер.
Из комнаты дочери доносились малопотребные звуки, которые она считает музыкой. Что за молодежь пошла. Сквозь шум, Турецкий кое-как различил слова:
Пальцы коснутся Солнца,
Пепел коснется трав
В час, когда птицы сердцами сольются с землей,
Цепь золотая рвется
Радугой на ветрах,
Прежде чем воздух успеет налиться бедой…
А что, подумал Турецкий, между прочим, даже ничего. Между прочим, даже красиво. Турецкий не удержался, заглянул в комнату Нинки. Дочь сидела за столом к нему спиной.
– Что поделываешь? – спросил Турецкий.
– Уроки, – был дан ответ.
Да не может такого быть. Турецкий снова не удержался, подошел и глянул ей через плечо. Черт знает что такое, действительно уроки. Ребенок сидит вечером дома и делает уроки. Что за молодежь пошла?!
– А кто это вопит? – он кивнул на магнитофон.
– Темнота, – вздохнула дочь. – Это же «Алиса».
– И кто это?
Нинка высокомерно покачала головой:
– Папочка, если тебя похищали пришельцы – не стоит говорить об этом вслух.
Камикадзе – что-то это напоминает, подумал Турецкий, а, была же днем у меня такая версия. Это насчет катастрофы на второй минуте, ну да, бред есть бред.
Турецкий пошел в кабинет, вооружился-таки любимым ноутбуком, с комфортом положил ноги на журнальный столик.
– Экий ты буржуа, – заметила Ирина Генриховна.
Турецкий пощелкал по клавишам и через некоторое время сказал:
– Жена, ты чего меня обижаешь?
– В чем обида-то? – поинтересовалась Ирина Генриховна.
– Да вот пожалуйста. Слово «буржуазность» ввел в популярный европейский обиход Флобер… слышала о таком?
– Не хами.
– И употреблял его именно в этом смысле – как «плоский склад ума и пошлый образ чувств», это «культурное» значение закрепилось в языке параллельно с марксистским «научным» определением, чисто функциональным и экономическим.
В начале первого ночи, когда Турецкий тушил ночник, а умиротворенная и разгоряченная Ирина Генриховна смотрела на него с нежностью, зазвонил телефон. Турецкий подумал и отключил звонок. Жена смотрела на него и не верила своим глазам. И правильно не верила, потому что через некоторое время Турецкий включил звонок, и телефон тут же ожил.
– Может, все-таки взять трубку? – неуверенно произнес Турецкий.
– Нет, ты не станешь разговаривать.
– Почему?
– Потому что это Грязнов.
– Откуда ты знаешь? – возмутился Турецкий.
– Потому что все слишком хорошо.
Турецкий подумал и взял трубку. Это был Грязнов:
– Санек, собирайся, нашли гада.
– Где он? – Турецкий стал немедленно натягивать джинсы.
– Неглинная, 14, строение 7.
– Это что такое?
– Сандуны, темнота.
– Саша, ты куда? – обомлела Ирина Генриховна.
– В баню, – с неожиданным энтузиазмом объяснил Турецкий.
В квадратном, пять на пять метров, бассейне нежился пожилой мужчина с брюшком. Рядом плескались две особы, годившиеся ему во внучки. Купальники особы надеть забыли.
– Генеральная прокуратура. Следователь Турецкий, Александр Борисович.
– Оч… очень рад… – пролепетал Чепыжный.
– А уж я как рад, вы и представить себе не можете. А ну-ка брысь отсюда! – Это было сказано уже девицам, но, впрочем, без особой нужды, они уже и так улепетывали. И неизвестно, что произвело большее впечатление – магическое заклинание «Генеральная прокуратура» или сумрачная его физиономия.
– Значит, что получается, Валентин Степанович? – вкрадчиво спросил Турецкий. – В прятки играть изволите? Ту-154 рухнул на взлетной полосе. Это был самолет, следовавший плановым, как вы это подчеркнули, рейсом через Новосибирск в Сеул. Правильно или нет?
– Пр-равильно…
– Но в расписании Ту-154 не значится, там значится Ил-86. Позвольте вас спросить: какого черта? – Последние два слова Турецкий буквально проорал.
– Я н-не понимаю… – Чепыжный сделал попытку вылезти из бассейна, но сорвался обратно.
– Возникает закономерный вопрос: почему же в воздух поднялся Ту-154 вместо привычного на этом рейсе самолета Ил-86?
– Но позвольте… Почему я должен за это отвечать? Есть директор аэропорта, он…
– Пытаетесь выиграть время? Вы член совета директоров Шереметьева, что вы мне втираете?! Вы вписали в официальное сообщение для печати слово «плановый» – как раз для такой ситуации как эта, чтобы всегда можно было дать задний ход. Разве я не прав?! – Турецкий присел на корточки и столкнул пытавшегося вылезти Чепыжного обратно. Брызги замочили его самого. – Фу, ну у вас и водоизмещение, Валентин Степанович.
Чепыжный, едва вынырнув, в ужасе заколотил руками по воде, чтобы выплыть к другому бортику. Турецкий не спеша обошел бассейн. Чепыжный шарахнулся от него. Но теперь Турецкий, напротив, схватил его под мышки и вытащил на сушу. Швырнул ему халат.
– Утром я смогу вас арестовать. Эта подмена самолетов – нешуточная афера. Попаритесь в Лефортове, а то и в Бутырках. Через некоторое время адвокаты вас, конечно, вытащат, но не сразу, не сразу… И это все только для того, чтобы в результате честно ответить на простой вопрос. Что вы можете сделать еще и сейчас.
Чепыжный вытер лицо и пробормотал:
– Маршрутная сеть компании была… скорректирована в связи с введением в Европе ограничений по шумам и эмиссии.
– Это еще что такое?
– Такое новое правило.
– И насколько новое?
– В Европе оно с 1 апреля 2001 года действует. Почти год. И поверьте, это не шутка.
– Что из него следует, из этого правила?
– Что самолеты, не отвечающие этому международному стандарту – по шуму и эмиссии, должны быть выведены из регулярного расписания. Ту-134 и Ил-86 не отвечали.
– Почему же вы не выводили их раньше? Сразу после 1 апреля?
– А мы выводили, выводили! Но поймите, речь идет ведь о международном стандарте. А у нас столько лет были свои собственные, не так-то просто сразу перестроиться. Но Ту-134 и Ил-86 были выведены «Аэрофлотом» из регулярного расписания европейского направления еще год назад. Хотя, конечно, это не совсем точно. Прежде всего выведены из регулярного расписания самолеты Ту-134, а Ил-86 остались на рейсах, скажем, в Сочи, Симферополь и Турцию.
– В Южную Корею.
– Простите?
– Вы слышали, что я сказал.
– Ваши слова имеют какой-то подтекст? Относительно этой катастрофы в Шереметьеве-2? Какая трагедия…
– Послушайте, Валентин Степанович, мы сейчас одни, так что позвольте вам сказать откровенно, что я думаю – не как представитель Генпрокуратуры, а как обыватель, который тоже иногда летает самолетами «Аэрофлота».
Валентин Степанович польщенно осклабился от такого доверия.
– Я думаю, – сказал Турецкий, – что вам глубоко плевать на эту трагедию, как вы изволили выразиться. Я только не понимаю, почему вы не рыпались почти год, а сейчас вдруг засуетились. Но я это выясню.
– Не понимаю суть ваших претензий, – деланно возмутился Чепыжный. – Между прочим, наша компания вообще вынуждена была отказаться от целого ряда рейсов, где приемлемым был только самолет Ту-134. Ту-134 работали в направлениях с небольшим потоком пассажиров – Любляна, Братислава, Дублин…