Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 38

Мать молчит; в эти дни может возражать ей только старая-старая няня, вырастившая когда-то саму Лярскую, ее сестер и братьев, а потом и ее дочь — Зою. Последняя зовет няню шестнадцатым столетием, безгранично любит ее и ее воркотню называет «отголосками минувших времен».

— Что же ты притихла, мама? Обдумываешь, чем бы еще удивить Потехину? О, поверь, на нее больше всего произведут впечатление суровые лица на портретах наших предков и особенно моей чопорной бабки, которая, вероятно, перевернулась в гробу от ужаса, что ее внучка выходит замуж за сына миллионера-купца. Бери лучше пример с няни. Смотри, как равнодушно бродит по комнатам старушка. Она считает, что само право породниться с Лярскими уже высочайшая честь для всякого; а ты хлопочешь, мучаешься!

Вошедшая при последних словах няня поглядела на свою капризницу, на ее притихшую мать и вдруг добродушно засмеялась дребезжащим старческим смехом. Обе они были для нее все еще малыми детками, которые за что-то поссорились.

— Ну ты, озорница, глядеть маленькая, а старших норовишь обидеть. Вот я тебя, постой!.. Что сентябрем-то глядишь? Не бойся, не испугаешь. Покойный твой дедушка на что нравный был, а и то никогда меня пальцем не тронул!

Оперлась няня на палку и улетела мыслями в свое далекое прошлое… Рельефно выделялась на бархатной обивке качалки золотистая головка и изящная, окутанная в белую воздушную ткань, фигурка Зои. Огромные синие глаза, только что метавшие искры раздражения, смягчились, глядя на задумавшуюся древнюю старушку; вдруг она вскочила с качалки, взяла со стола тарелку, наложила на нее самых вкусных вещей и, обнявши одной рукой согбенный стан няни, нежно повела к уютному столику под развесистой пальмой.

— Смотри, какая вкусная клубника, — положила она сочную ягоду в беззубый рот, — займись едой, дорогое 16 столетие, и не грози розгой своей Зое; ведь я уже большая, хотя ты по обычаю и изрекла истину, говоря, что я норовлю обидеть всякого!

— Знаешь, — обратилась она вызывающе к матери, — сегодня я должна как следует проучить Сергея. Никакое образование не может смыть с них этой особенной купеческой складки. Не бывает дня, чтобы он не явился с каким-либо ценным подношением. Я не актриса и не продажная женщина, которую можно прельстить ценными подарками! Сегодня, чтобы проучить его, я навешаю на себя сразу все его подарки и в таком виде встречу его матушку!

— Зоя! — скорбно воскликнула Лярская.

В передней раздался звонок, и через минуту в столовую входил с букетом роз сияющий жених; лакей нес за ним большой сверток. Губки Зои сложились в улыбку, предве-щавщую мало добра. Бедная мать замерла.

Сергей Ипполитович, положив букет на стол, сорвал обертку с ноши лакея. Блестя прекрасными старинными позументами и пуговицами из цветных камней, раскинулся на стуле костюм мамушки 16-го столетия, а рядом лежали кика и душегрейка.

— Моя несравнимая Зоя не нуждается в украшениях, — сказал он, подходя к невесте и протягивая цветы, — а ее старушка-няня, в день нашей свадьбы, должна быть одета в стиле ее комнаты, отделка которой закончена, и завтра прошу приехать на нее взглянуть!

Глазки Зои заблестели, и, закинув ручки на шею жениха, она звонко поцеловала его в губы.

— О, мой Сережа! Лучшего подарка для меня ты не мог придумать, — затормошила она жениха.

— Стой, стой, Зоя! Я еще не поздоровался с мамой!

— До матерей ли вам, — раздался добродушный возглас неслышно вошедшей Мавры Никитишны. — Сережа волен дарить тебе одни только розы, и пусть они устилают твой жизненный путь, но от нас, стариков, прими для свадебного дня это жемчужное ожерелье!

С этими словами она открыла изящный футляр, где на белом атласе живым теплом переливалась большая нитка крупных, одна к одной подобранных жемчужин.

— Это ожерелье Марии Вечеры[1]. Почему-то оно прошло уже через несколько рук, но я хочу думать, что ты задержишь его надолго!

— О, я не расстанусь ни за что с этой прелестью и заберу ее с собой даже в могилу! — беззаботным звонким голосом восторженно воскликнула счастливая невеста.

Лярская вздрогнула, и в голове ее понесся рой бессвязных мыслей…

…Ожерелье Марии Вечеры!.. Я положительно где-то читала, что оно приносит с собою несчастье… Впрочем… нет… Это об ожерелье Марии-Антуанетты… Но все же… почему и это переходит из рук в руки?.. Ах… и на самом деле… эти купцы… вечная погоня за самым дорогим и так или иначе сенсационным… И Зоя, едва взяла его в руки, почему-то вдруг заговорила о смерти… Но что это я? Нельзя поддаваться дурным мыслям и накликать несчастие, а еще стыднее быть суеверной…

Усилие воли, и гостям улыбалась всегда спокойно любезная светская дама.

Глава IV Свадьба

Ярко залита огнями большая дача купца Потехина; иллюминован сад и окружающий дачу парк; приготовлен ошеломляющий фейерверк. При въезде, на арке из белых роз, инициалы молодых.

На дороге, у поворота в Борки, стоит помощник пиротехника с сигнальной ракетой в руках. Взовьется она, и ярко загорятся инициалы арки, и разноцветные огни далеко осветят прилегающий бор.

Сегодня в семье Потехиных великий день. Женится единственный сын, наследник многомиллионного состояния, которое сумел нажить старик-отец, пришедший в Москву с пустым карманом… Говорят… Мало ли что говорят!

Сегодня, — вот-вот загорятся огни, грянет оркестр, закружатся в танце разодетые дамы и в первой паре юная и прекрасная молодая.

На террасе, на особом столике, приготовлены хлеб-соль и икона. С ними отец и мать встретят новобрачных.

В ожидании мать еще раз обошла комнаты. Остановилась на пороге будуара и прилегающей спальни молодых и невольно залюбовалась.

Декоратор превзошел самого себя.

Все было воздушно-бело; всюду шелк, кружева, ленты.

Сегодня войдет сюда ангелоподобная Зоя.

Хорошая, желанная для нее невестка, но очень уже она хрупка. Так и кажется, что не жилица она на свете, и эти кружева, газ, белые ленты…

— Что это я, что это я?! — закрестилась Мавра Никитишна. — Пошли Бог долгое счастье Сереже, а я… Вот только сам жаден очень на деньги: не оторвешь его от дел, — все ему мало… А то бы уехать нам, старикам, к себе… в тайгу… в Сибирь…

Да и Сережу с Зоей отправить бы на годик куда-нибудь за море; пусть бы они свое молодое счастье подальше от завистливых глаз людских прятали, а то и от…

Да что это со мной сегодня?! Надо радоваться, а я от дум не открещусь, и сердце нет-нет да и защемит.

…Говорят, материнское сердце — вещун. Пустое… просто оно у меня ревнивое.

Сегодня Сережа от дома родительского отходит, — свое гнездо вьет, вот я и тоскую… Мать всегда мать. И счастия сыну хочет и себя чувствует одиноко…

…Вот, Бог даст, появится внучата, и опять моя жизнь будет полна…

Всячески подбадривает себя Мавра Никитишна. Залился звонок телефона.

Венчание кончилось, скорее нужно вниз.

А там, по улицам Москвы, длинной лентой вьется свадебный поезд.

Впереди, на некотором расстоянии от ряда автомобилей, в белой карете, запряженной парою белых, как снег, рысаков, с белым кучером на козлах — молодые.

Любит Зоя своих белых лошадок и только на них хотела ехать к венцу.

Сейчас Борки… Уже чувствуется запах сосен. Крепко обнял Сергей Ипполитович свою молодую жену и нежно шепчет:

— Сейчас моя Зоя войдет хозяйкой в мой дом и начнется безмерное счастие на долгие-долгие годы…

С треском взвилась ракета; разноцветными огнями залился лес; ярко вспыхнули инициалы молодых, благоухание белых роз арки, казалось, усилилось.

Спешат к подъезду с иконою и хлебом-солью отец и мать.

Вдруг… страшный, оглушительный грохот потряс воздух, точно выстрелом из чудовищной пушки. Задребезжали, посыпались стекла в соседних дачах. Выпала икона из рук старика… Воздушная арка погребла под собой замертво упавшую мать.

— Суд Божий!.. — не то подумал, не то прошептал Ипполит Потехин.

1

Мария фон Вечера (1871–1889) — австрийская дворянка, любовница австрийского кронпринца Рудольфа; покончила самоубийством либо была убита вместе с последним в охотничьем замке Майербург (Прим. изд.).