Апокриф

Я понимаю, что мне это надоело. Очень-очень надоело. И я уже не просто зол, а нет слов как зол. Это что, Голливуд, кино про долбаных ковбоев? Нет, ну подумайте, мне человечество спасать, а эти недоумки сейчас ухлопают элиту российской политики с апостолом в придачу. И отметьте, с первым апостолом – гражданином России. Это вам не хухры-мухры… Да еще новоявленная Вера Засулич хренова со своим взрывоопасным танцем живота превратит всех нас в трудноопознаваемые останки…

Нет сил терпеть балаган! Несерьезно! Именно несерьезно! Когда терроризм приводил к намеченным политическим целям? Позвольте спросить, где в Священном Писании вы нашли подтверждение этих архиреакционных мыслишек? Незаметно для себя я перешел на ленинскую манеру говорить. Вот так-то, милочка, уготована вам прямая дорога в ад, в геенну, понимаете ли, огненную. Ну и гореть вам там синим пламенем, а вовсе не зеленым, и не под знаменами Аллаха, и не в раю. Вот так-то…

Наберут несчастных дурех по объявлению, одурманят химией – и сколько потом невинных людей страдает! А все от вечного восхищения террором – что в литературе, что в истории. А ведь зло, чистейшей воды зло!

Не подумайте, что я стоял и рассуждал про себя. Монолог мой звучал так громко, что был слышен и в Кремлевском дворце. Слушателей набралось немало. Чтобы достичь всеобщего внимания, мне оказалось достаточным воздеть длани вверх. Все вокруг застыли, как в детской игре. Мне даже не пришлось говорить: «Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три – морская фигура, замри». В частности, и потому, что, может быть, «море» я бы и успел сказать, а вот остальное фольклорное наследие было бы заглушено стрельбой, переходящей в мощный взрыв. Так что извините, в следующий раз.

Монолог я произносил не стоя на месте, а активно двигаясь от фигуры к фигуре, собирая оружие, отделяя магазины и выбрасывая патроны из стволов и скидывая уже безопасные железяки под наш столик.

Подойдя к террористке, я вспомнил, что не имею ни малейшего представления о саперном деле, и решил не испытывать судьбу. Подумал о взрывателе и увидел, как он сам отдал опасные соединения, бессильно расцепив контакты, отчего провода повисли нестрашными усами стареющего маршала. Вот теперь можно, понял я и снял смертоносный пояс с женщины.

Я направился к висевшему в воздухе бойцу Суркова, оттянул его за ногу от стола, в проход, и вернулся к своему месту.

Особую пикантность происходящему придавал тот факт, что участники данного события – числом примерно в тысячу – не переставали слышать, чувствовать, дышать, думать о ближних своих и дальних, желать справить естественные надобности. Им, наверное, стало очень страшно оттого, что они оказались лишены возможности двигаться. В такие моменты невыносимо свербит в носу и нижнее белье требует немедленного восстановления в границах приличия, что обозначает прекращение выполнения им функции демаркационной линии между ягодицами.

Мучение продолжалось недолго. Сгрузив арсенал под стол и переместив супермена, я хлопнул ладонями по скатерти и сказал:

– ПРОДОЛЖАЕМ!

И вмиг все ожило – граждане бросились доживать суматошный день. Охранники дотянулись до несчастной террористки, внезапно ощутившей себя обманутой, а супермен с мощным звуком рухнул между столиками. Блондин поспешил сесть на место, а телохранитель Волошина помог Александру Стальевичу подняться с пола.

Бешенство не покидало меня. Поэтому, холодно посмотрев на участников разыгравшегося действия, я тихо, но твердо спросил:

– Что вам угодно, господа? Прошу быть краткими, ибо остатки моего терпения описываются безмерно малыми величинами.

– Владимир Рудольфович, что это было? – подал голос Волошин.

– Наглядный пример нелинейности происходящего и существования Даниила.

– Но ведь должны быть какие-то разумные объяснения?

– Они есть, но вне материалистического взгляда на жизнь.

– Саша, прекрати, – вступил в разговор Сурков. – Владимир, как вы, должно быть, догадываетесь, президент – это наше всё. Точнее, почти всё. Но президент – не только личность. Это в первую очередь институт, могучая организация, средоточие разнообразных устремлений очень важных индивидуумов, которые и складываются в некий единый вектор развития страны…

– Слава, сил нет слушать… Говори ясно… – перебил Волошин. – Надо учесть интересы олигархов. Деньги мы вам предлагать не станем. Это совершенно бессмысленно, имея в виду ваше нынешнее положение. Так что просто скажите, что надо сделать, и мы сделаем.

– Спасибо на том, что не просите включить ваших спонсоров…

– Акционеров, точнее…

– …точнее, грабителей и прихватизаторов – в ряды апостолов, а то я прямо вижу корочки удостоверений апостола, почетного апостола, помощника апостола, у каждого секретариат, водители, телохранители, советники… Кстати, что это за Вера Засулич с поясом смертника и зачем она здесь?

– Сейчас узнаем.

Волошин отошел от нас к группке охранников, проводящих первый допрос несостоявшейся террористки.

Допрос шел лениво. Было видно, что ждали «воронка» с подкреплением, которое забрало бы женщину в следственный изолятор.

Тем временем Слава сделал жест, и к той же группке присоединился блондин, ставший оживленно беседовать с нашей Засулич. Порой они переходили на крик. Накричавшись, блондин по пути на свой пост остановился возле Славы и на ухо нашептал все, что смог выведать.

Через пару минут к нам присоединился Александр Стальевич.

– Итак, господин Волошин…

– Чеченская вдова, семья погибла, жизни нет, все говорят, отомсти русским, отомсти, вот и пошла мстить.

– Ну а зачем здесь и сейчас? Не верю в совпадения.

– Правильно делаете, что не верите, – заметил Сурков. – Мой человек побеседовал с ней. Несколько любопытных деталей. Так, взрыв был нужен именно сегодня и именно на Красной площади. В этом нет ничего необычного. Но известно это стало лишь сегодня пару часов назад, что совпадает со временем вашей аудиенции у президента. Конечно, хорошо подготовиться не представлялось возможным…

Теперь давайте порассуждаем, кому и зачем это нужно. Покушение на нас с Александром Стальевичем отбрасываем сразу – слишком маловероятно предположить, что мы вдвоем окажемся здесь. И вы не планировали заранее поход в это кафе. Значит, дело не в нас с вами. Террористка бросилась в кафе инстинктивно, как к ближайшему укрытию, но задача была поставлена предельно точно географически.

Ответ на поверхности. Кому-то необходимо заглушить информационное пространство. А что важного у нас сегодня произошло? Ваша встреча с президентом, последовавшая за вашей аудиенцией у Папы Римского. Не хочу демонизировать наших оппонентов, еще столь недавно бывших акционерами… Не правда ли, Александр Стальевич?

На лице Суркова появилась улыбка, а Волошин недовольно поджал губы. Но похоже, что их источники как при папском дворе, так и за Кремлевской стеной потрудились на славу. Один звонок в Лондон опальному олигарху, этакому Троцкому в изгнании, встречный звонок его чеченским друзьям, поддержанный денежным переводом, и бедная глупышка с поясом отправилась в последний поход. Зачем же это понадобилось лондонскому воителю Березовскому? Видно, испугался, что президент станет апостолом или получит признание Даниила. А это означало бы, что позиция проиграна. Можно бороться с людьми, но с Богом… Это даже эгоизму Березовского не под силу.

Получается, взрыв адресовался Даниилу как предупреждение. Если угодно – как падение звезды указывало на рождение Спасителя, так и взрыв должен был указать на невозможность контакта с президентом. Довольно примитивно.

– Кстати, Александр Стальевич, как вы думаете, кто мог сообщить Березовскому о встрече Владимира с президентом?

– Слава, на что ты намекаешь?

Тут вмешался я:

– Брек! Давайте по порядку. Внутренняя политика России меня как гражданина очень волнует. В качестве апостола могу дать абсолютно точный ответ со ссылкой на первоисточник, как себя вести в дальнейшем – и вашим акционерам, и институту президентства в целом. Не хочу никого расстраивать, но у Даниила нет Божественной нефтяной компании, заинтересованной в слиянии с российским гигантом. Насколько мне известно, ни один из райских футбольных клубов не продается, так что и Мише, и Роме советую обратиться к первоисточнику. Извините, что цитирую по памяти: «И вот некто, подойдя, сказал Ему: Учитель благий, что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» Опустим лирику и перейдем к ответу… «Не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца и мать и люби ближнего твоего, как самого себя…»