Страница 5 из 9
Пасхальные каникулы прервали занятия, предоставив Лекадье вдоволь времени для раздумий. И он решился. В первый учебный день, после урока, он попросил у г-жи Треливан позволения поговорить с ней наедине. Решив, что он хочет пожаловаться на одного из своих учеников, она провела его в малую гостиную. Следуя за ней, он был совершенно спокоен, как перед неизбежной дуэлью. Едва она притворила дверь, он признался, что не в силах более молчать, что он живет только теми мгновениями, когда видит ее, что облик ее все время стоит перед его глазами - в общем, вымученно и литературно объяснился в любви, после чего приблизился и попытался взять ее руку.
Со смущением и досадой она глядела на него, повторяя: "Но ведь это нелепо... Да замолчите же..." Наконец она сказала: "Это просто смешно, перестаньте, прошу вас, и немедленно уходите", - столь умоляющим и вместе с тем решительным тоном, что он почувствовал себя побежденным и пристыженным. Он удалился, пролепетав: "Я попрошу г-на Перро прислать вместо меня другого учителя".
В прихожей он остановился в растерянности, начал искать шляпу, так что слуга, услыхав, вышел из буфетной, чтобы проводить его.
И тут ситуация - изгнанный любовник уходит в сопровождении камердинера - внезапно напомнила моему товарищу только что прочитанную новеллу Бальзака, короткую, но превосходную - "Покинутая женщина".
Вы все, конечно, знаете ее? Ну да, вы же не бальзаковеды... Тогда я напомню, чтобы были понятны дальнейшие события, что в ней молодой сумасброд проникает под вымышленным предлогом к женщине и с места в карьер объясняется ей в любви.
Бросив на него гордый, презрительный взгляд, она звонком вызывает камердинера: "Жак - или Жан, - проводите этого господина". До сих пор все повторяет историю Лекадье.
Но у Бальзака юноша, проходя через прихожую, размышляет: "Если я уйду, то навсегда останусь глупцом в ее глазах, быть может, в эту минуту она сожалеет, что так резко отказала мне от дома; мое дело - угадать ее волю". Тогда он говорит камердинеру: "Я что-то забыл", поднимается, находит г-жу де Босеан в гостиной и становится ее любовником.
"Да, - подумал Лекадье, пытаясь попасть в рукав пальто, - в точности мой случай. Но я не только буду выглядеть глупцом, она вдобавок все расскажет мужу. Если же я сейчас вернусь к ней, то, напротив..."
И сказав камердинеру: "Я забыл перчатки", он почти бегом пересек прихожую и открыл дверь будуара.
Госпожа Треливан сидела в задумчивости у камина. Она удивленно, но нежно взглянула на него:
- Как? - сказала она. - Это опять вы? Я думала...
- Я сказал камердинеру, что забыл перчатки. Я умоляю, выслушайте меня, дайте мне хоть пять минут.
Она не протестовала, скорее всего за те мгновения раздумий, пока мой друг отсутствовал, она успела пожалеть о своем добродетельном порыве. Людям свойственно презирать то, что идет им в руки, и цепляться за то, что ускользает, и потому, наверное, с искренним негодованием выставив его, она захотела вновь его увидеть, едва он ушел.
Терезе Треливан было тридцать девять лет. Еще раз, скорее всего в последний, жизнь ее превратится в мучительное и сладостное смешение боли и радости, начнутся вновь свидания, тайные письма, бесконечные ревнивые подозрения. Ее возлюбленным будет юноша, бесспорно талантливый; быть может, с ним - человеком, который всем будет обязан ей, - воплотит она свою мечту о материнской заботе, которую так сухо отверг муж.
Любила ли она его? Не знаю, но склонен думать, что до того дня она видела в нем блестящего преподавателя и только - не из высокомерия, из скромности. Когда он приблизился к ней, произнеся длинную речь, которой она не слышала, она протянула ему руку и с невыразимой грацией отвела глаза. Этот жест, в духе героинь Лекадье, так очаровал его, что он с неподдельной страстью поцеловал ее руку.
Весь вечер он честно пытался утаить от меня свое счастье; скромность была неотъемлемой чертой образцового возлюбленного, образ которого он создал себе по романам. Он продержался обед и часть вечера; помню, мы тогда обсуждали первую книгу Анатоля Франса, и Лекадье остроумно разбирал ее особенности - то, что он называл "чересчур рассудительной поэзией". Около десяти он отвел меня подальше от наших товарищей и поведал все.
- Я не должен тебе это рассказывать, но я задохнусь, если не доверюсь хотя бы одному человеку. Я все поставил на карту, дружище, поставил хладнокровно и выиграл. Значит, правда, что с женщинами достаточно быть смелым и только. Мои представления о любви, почерпнутые из книг, смешили тебя - жизнь подтвердила их. Бальзак - великий человек.
Тут он начал пространное повествование, а в конце рассмеялся, обнял меня за плечи и заключил:
- Жизнь прекрасна, Рено.
- Сдается мне, - сказал я, высвобождаясь, - что ты слишком рано торжествуешь. Она простила твою смелость - вот что значит ее жест. Все трудности еще впереди.
- Ах, - произнес Лекадье, - ты не видел, как она на меня посмотрела... В тот миг она вдруг стала обворожительной. Да нет, дружище, нельзя ошибиться в чувствах женщины. Ведь я так долго чувствовал ее безразличие. Раз я тебе говорю: "Она меня любит", значит, я знаю.
Я слушал его с тем ироническим и почти смущенным удивлением, которое всегда вызывает чужая любовь. Между тем он был прав, считая партию выигранной: неделю спустя г-жа Треливан стала его любовницей. Он провел решающие операции с большим искусством, готовясь к каждому свиданию, заранее выверяя свои поступки и слова. Его успех ознаменовал победу почти научной любовной стратегии.
По расхожим представлениям обладание знаменует конец любви-страсти; случай с Лекадье, напротив, доказывает, что оно может стать ее началом. Ведь эта женщина подарила ему почти все, что с юных лет рисовалось ему картиной счастливой любви.
Некоторые его представления о любви всегда меня удивляли - мне они были абсолютно чужды. Ему было необходимо:
1. Чувствовать, что любовница в каком-то отношении выше его, приносит ему что-то в жертву: социальное положение, богатство.
2. Он желал, чтобы она была целомудренной и привносила в наслаждение сдержанность, которую бы ему, Лекадье, приходилось побеждать. Думаю, что тщеславие было в нем сильнее чувственности.