Страница 10 из 14
Антропополитика
Под действительной геополитикой (в описанном выше смысле) можно понимать некую реальность взаимодействия и борьбы политических, военных и культурно-исторических сил, некое подвижное равновесие при столкновении интересов больших масс – государств, цивилизаций, континентов. Взаимодействие это происходит в двух измерениях: первое и основное – в географической горизонтали, буквально на землях и морях, второе – в некоем культурном пространстве, в условной духовной вертикали. Это разделение на самом деле весьма условно, однако оно неожиданно срабатывает, когда мы пытаемся оценивать и сравнивать яркость, влияние и значимость крупных исторических фигур. Фактически мы можем говорить здесь о двух человеческих лагерях, о двух множествах, граница между которыми хорошо ощущается, хотя и не является непроницаемой.
Горизонтальный фронт событий в истории уместно связать с такими лидерами, как Александр Великий, Траян, Аттила, Чингисхан, Тамерлан, Сулейман Великолепный, Наполеон Бонапарт, Бисмарк, Сталин, Гитлер… Вертикаль духа призывает нас вспомнить совершенно других людей. И в этом смысле уже можно говорить об особом векторе в истории и культуре – об антропополитике. Этот неологизм поможет нам задуматься о круге истинно человеческих проблем – о свободе и творческом развитии личности, о бережном отношении к историческим и культурным традициям, о межцерковных контактах, о демократии и открытом обществе, о свободной экономике и необходимости инноваций. Яркие исторические имена из этой сферы по-своему очевидны. Назовем некоторых – Конфуций, Сократ, Аристотель, Святой Августин, Ибн Сина, Данте, Галилей, Эразм, Рабле, Шекспир, Спиноза, Франклин, Адам Смит, Гете, Пушкин, Альберт Швейцер, папа Иоанн-Павел II…
Глубоко осмысленная и здраво проводимая антропополитика призвана помочь нам грамотно подходить к таким трудным проблемам, как столкновение цивилизаций, военные и политические споры, как становление единой мировой культуры.
Геокультура
Существует определенная связь между понятием «массовая культура» и реальностью мировой культуры, складывающейся в ходе развития глобальных процессов, преодолевающей национальные и языковые границы и барьеры, формирующей новые культурные стандарты и принципы. Здесь многое предсказуемо, но неизбежны и неожиданности, к которым следует готовиться заранее. Планетарная культура – это не просто сложная и пестрая карта традиций и новаций, это еще и величайшее достижение долгой и нелегкой истории людей. Вот почему имеет смысл ввести рядом с понятием «геополитика» еще один новый научный термин «геокультура», который более точно, чем термин «мировая культура» передает смысл трансформации культуры под влиянием глобализации. Вполне понятно, что в круг интересов геокультуры попадут важнейшие вопросы сохранения цветущего разнообразия в трудно, но неизбежно возникающем глобальном культурном единстве. В рамках нового единства безусловно продолжится культурная конкуренция (в аспекте образования и просвещения, в областях литературы и журналистики, живописи и музыки, театра и кино), включая борьбу наиболее распространенных национальных языков за высшие места в мировой табели о рангах.
Глобальная экология
Начало нынешнему этапу рассуждений о конечности человечества (о конце истории в связи природными, биосферными факторами) было положено в 60–70-е гг. прошлого столетия, когда к обсуждению военных опасностей добавились зримо ощутимые глобально-экологические барьеры и тупики, впервые остро сформулированные и ярко описанные в трудах Римского клуба (доклад «Пределы роста» и последующие). Тогда же заявили о себе и по-новому обострившиеся проблемы антропологического характера: падение общей культуры, заметное нарастание иррациональных компонентов в общественной психологии, возрождение фундаменталистских религиозных доктрин и т. п. Но в первую очередь внимание ученых с тех пор направлено на биосферу планеты, на устойчивость различных биоценозов, поскольку процессы саморегуляции биосферы оказались под сильным антропогенным воздействием и, как следствие, биоразнообразие планеты стало необратимо уменьшаться. Достаточно припомнить, что за последние 40 лет число диких животных на планете сократилось вдвое, а ныне этот процесс идет с убыстрением. Количество людей за тот же период выросло более чем вдвое. (Кто кого вытесняет? – этот вопрос касается так называемой войны человека с биосферой).
Разумеется, нужно адекватно смотреть и на состояние прочих сред (литосфера, гидросфера, атмосфера), на расползание мегаполисов, на проблемы энергетики, на загрязнение воздушной среды и мирового океана. Не теряет остроты проблема глобального потепления на Земле, а такой, казалось бы, далекий от реальной жизни вопрос, как загрязнение ближнего космоса, создает угрозу безопасного использования околоземного пространства. Речь идет, в частности, о проблеме космического мусора: ныне на орбите более 17 тысяч спутников, из которых работает примерно тысяча, остальное – мусор.
Этносы, расы и нации, национализм
Говоря об этнических, расовых и культурных различиях землян, мы обязаны исповедовать все тот же принцип, что и в области мировой культуры: единство в многообразии и цветущее богатство в системной целостности. Расовым и националистическим теориям совсем немного лет, многие из них исходили из ложных, а порою из античеловеческих идей и положений. Вот почему здесь необходимы новые глубокие исследования, но твердо стоящие на принципах гуманизма и широко использующие новые технологии и новейшие достижения наук (истории, этнографии, генетики, археологии, этнологии) и системных методологий.
Религии, конфессии, «просвещенный атеизм»
Ныне, в начале XXI в., человечество в аспектах уровня и глубины религиозности заметно отличается от того, каким оно было, скажем, в середине прошлого столетия. Общая религиозность заметно возросла. После двух веков успешного наступления науки и светского просвещения для многих это явилось неожиданностью. На самом деле это вполне естественное следствие, связанное с большими историческими ритмами и вытекающее из общей природы человека. Это можно выразить и такими словами: после господства рационального мышления (не столь уж долгого – примерно с середины XVIII в. по конец XX в.) наступила эпоха вполне ощутимого кризиса рационализма и нарастания интуитивного и глубинно-иррационального отношения человека к миру и к самому себе (что обычно называют чувством веры). Это объективные волны в области духа и духовности, и напрямую с успехами наук они не связаны. Более того, сейчас сама наука (в наиболее продвинутых областях – космологии, космической антропологии, генетике, теории вероятностей, квантовой физике) отваживается на поиски оснований мира и его эволюции за пределами традиционной материальности. В научных журналах и книгах последних лет вполне здраво и в традициях научного дискурса ставится вопрос о «разумном замысле мира», о «целях» эволюционного развития, о вероятностных основаниях самопроизвольного развития сложных систем. В этом смысле наука очевидным образом сближается с некоторыми направлениями «богословской диалектики». Одним из ярких примеров подобного сближения служит творчество уже упомянутого выше крупного антрополога и философа ХХ в., убежденного христианина и даже члена общества Иисуса Пьера Тейяра де Шардена. Не избегали религиозных мотивов при обсуждении устройства мира Иван Павлов, Альберт Эйнштейн, Мари Гелл-Манн и другие большие ученые. В наши дни серьезный интерес естествоиспытателей к глубинам религиозной проблематики продолжает нарастать.
Таким образом, подъем «новой религиозности» (по своим причинам в исламе, по своим в христианстве) не только не удивителен, он в достаточной мере предсказуем. В этом плане несколько по-новому надо смотреть на такое уже вполне знакомое явление, как свободное мышление образованных людей, не связанное с какими-либо церковными догмами. Понятно, что это не официозный, насаждавшийся в СССР, «научный атеизм», который, несмотря на пышное название, был собранием довольно примитивных агиток и своеобразных «коммунистических догм» (типа «воинствующего материализма»). Нет, речь идет о том, что высокообразованный человек может проявлять интерес к духовным запросам, способен придерживаться норм высокой нравственности и морали вне каких-либо церковных институтов, вне каких-либо религий и конфессий. Вполне уместно назвать это явление «высоким атеизмом». Отряд такого рода людей в науке и культуре впечатляюще велик, и он тоже нарастает. По известным причинам ныне публично объявлять себя атеистом «не модно», однако таких людей много, и мы отлично это понимаем. В современном обществе идут противоречивые процессы: вчерашние атеисты вовлекаются в лоно церкви, вчерашние «верующие» становятся откровенными вольнодумцами. В сущности, это нормальный процесс. Здесь важна мягкая и благоразумная политика церквей, представляющих основные мировые религии. Разумный и толерантный диалог различных церквей между собою, равно как их общий разговор с экуменистами и вольнодумцами («высокими атеистами») – непременное условие здоровой в духовном отношении глобализации, без фанатизма, фундаментализма и крайностей.