Страница 1058 из 1069
Мысли библиария обратились к пути, по которому он вел магистра ордена, и самому Бардану. Он думал о неизбежных последствиях их действий, с которыми ещё предстояло столкнуться. Затем Декарион подумал о Таррине, той дороге, что простиралась перед воином — и даже о Бэлохе, далеко не первой жертве, возложенной на алтарь дела ксанфитов.
Дело ксанфитов…
«Вновь слова де Марша», подумал библиарий.
Сам Декарион никогда не думал, что служит какому-то делу, никогда не отождествлял себя с этими скрытными охотниками на демонов, которые собирались в своих подземных святилищах, окутанные мрачными тайнами. Он просто делал то, что считал правильным, зная, что так оно и есть. Всё решения, принятые старшим библиарием на протяжении жизни, основывались на жестокой необходимости и несокрушимой логике, и Декарион не отказался бы сейчас ни от одного из них, даже если бы мог.
К нему снова приходило видение.
Это случилось на борту «Громового ястреба», пока Реликторы ждали судьбоносного исхода рискованной авантюры Бардана. Кровоточащее око возникло перед Декарионом, более реальное, чем когда-либо прежде, и библиарию показалось, что он падает в него. Зная, что, если рухнет, то уже не сможет выкарабкаться обратно, воин сжал ларец с обсидиановым осколком, ища в нем силы.
«Я делаю всё, что могу, — клялся себе Декарион. — Мы будем готовы».
Старший библиарий всегда делал правильный выбор, теперь он был уверен в этом сильнее прежнего. Видит Император, я мечтал, чтобы мне приходилось выбирать не так часто. Декарион следовал по пути, который Он избрал для него.
Полтора столетия назад его шарящие пальцы наткнулись на упавшее оружие.
Если бы тогда Декарион не поднял демонический клинок, то, несомненно, был бы убит.
Но боевые братья — Огненные Когти — конечно же, отомстили бы за него, и повесть о той битве стала бы славной, а не позорной страницей в истории ордена. Космодесантников не лишили бы их имени и цветов, им не пришлось бы претерпеть изгнание с Нейтры, родины их предков.
Инквизитора де Марша, возможно, ждала бы лучшая судьба, а Артек Бардан — без сомнений, благороднейший из воинов, с которыми доводилось служить Декариону — совершенно точно не оказался бы сейчас обвиненным в ереси.
Старший библиарий не мог сосчитать, сколько космических десантников, подобных Таррину и Бэлоху, верно служили бы Императору, не ставя под вопрос методы служения. Если бы он не поднял клинок, им не пришлось бы рисковать бессмертными душами, и душа самого Декариона осталась бы незапятнанной. Он умер бы без сожалений, в блаженном неведении…
…и Священный Империум Человечества уже ничто бы не спасло.
Дэвид Гаймер
Последний долг
Калеб спал, и сон его был мрачен.
В нем он видел ночь, озаренную вспышками взрывов и осветительными ракетами, запущенными с обеих сторон линии фронта. Работала артиллерия, грохочущие орудия изрыгали густой дым и снаряды, со свистом проносившиеся в небе. Врезаясь в изуродованную воронками и усыпанную ловушками нейтральную полосу[23], они обдавали её осколками металла и комьями вывороченного грунта.
Калеб попробовал пошевелиться, но оказалось, что руки и ноги безнадежно запутались в колючей проволоке одного из заграждений. Грязь покрывала его полевую форму, так, что он даже не мог понять, какого цвета ткань под нею. Когда Калеб попытался разобрать наплечный символ полка, тот расплылся у него перед глазами. По сильному шуму в ушах он догадался о полученном сотрясении и застонал, подзывая к себе людей, бродивших рядом. Облаченные в призрачно-серые одежды, они неторопливо перемещались от одного трупа к другому, словно собирая души мертвецов. Если всё действительно было так, то в этих траншеях их ждал щедрый урожай.
Но это был всего лишь сон, и Калеб понимал, что спит.
Незнакомцы в сером не обратили внимания на стон Калеба, и он обрадовался этому. Нечто внушающее страх сквозило в том, как безразлично эти люди ступали по нейтральной полосе, осыпаемые комьями земли от близких разрывов. Наконец, самый рослый из них заметил подергивания Калеба в колючей проволоке и, прервав свое странное занятие, направился в его сторону. Сквозь дымку сна проступили очертания жемчужно-белой брони. Калеб вновь попытался выпутаться из ловушки, но понял, что ноги не слушаются его. С бешено заколотившимся вдруг сердцем он зашарил руками по земле, пытаясь отыскать лазган, но оружия не оказалось рядом. Ничего удивительного.
Ведь он спал, а сны его всегда были темны.
Быстрее, чем хотелось бы Калебу, бронированный колосс подошел вплотную и теперь возвышался над ним, с интересом падальщика разглядывая тело у своих ног. Наклонившись, гигант своими твердыми, как кость, пальцами очистил от грязи воротник формы Калеба и вытащил наружу опознавательные жетоны.
— Лейтенант Калеб, ты слышишь меня? — в голосе говорящего звучала хладнокровная властность, и ему хотелось подчиняться.
Быть может, ещё не до конца проснувшись, Калеб не мог лежать спокойно, что-то беспокоило его.
— Ног не чувствую, — прошептал он, и слова отдались болью в пересохшем горле.
— Не думай о них, — ответил голос, на этот раз успокаивающим тоном.
Калеб моргнул замутненными глазами. Откуда-то доносился шум, напоминающий звуки дождя, но воздух был сухим и теплым, как возле электронагревателя. Вокруг слышались чьи-то голоса, и запах сильных контрасептиков перекрывал даже смрад от перепачканной формы лейтенанта.
— Мои люди, — пробормотал Калеб, к которому вместе с обрывками памяти вернулась тень былой настойчивости. Он вспомнил, как вел роту по нейтральной полосе, в последнем отчаянном рывке к вражеским траншеям, через минное поле, которого не оказалось на штабных картах.
— Святая Терра, мои ноги, — добавил он.
— Не думай о них, — повторил голос. — Вот, выпей это.
У губ лейтенанта появилась пластековая чашка, и кто-то запрокинул его голову так, что он вынужден был сделать глоток. Жидкость пахла так, словно прошла через восстановитель, но на вкус оказалась прекрасной, как ключевая вода. Калеб отпил ещё немного, но тут чашку забрали, и чьи-то крепкие, сильные руки усадили его на постели. Справившись с кратким приступом головокружения, лейтенант вновь заморгал, прогоняя из глаз мутную дымку.
Его постель находилась в помещении, напоминающем бомбоубежище. На рифленом потолке болтались осветительные полосы, а модульные стены из скалобетона были увешаны приказами о соблюдении правил гигиены и какими-то закрытыми шкафчиками. Их содержимое то и дело дребезжало, отзываясь на взрывы где-то вдали. Санитары в серо-голубой униформе прохаживались возле медицинских каталок, на которых лежали люди, все, как один, покрытые кровью и грязью. Они стонали, кричали, плакали и шептали, утопая в бреду медикаментозного сна. Калеб не знал никого из раненых, но их крики звучали знакомо, так же, как и у тех солдат, что умирали в его сне. То, что он вначале принял за капли дождя, оказалось осколками снарядов и комьями земли, тоже пришедшими из видений лейтенанта. Теперь они барабанили по железной крыше здания, и к ним только что добавился отчетливый перезвон пуль. Каждые полминуты, или даже чаще, рядом со стенами взрывалось нечто более мощное, чем прежде, заставляя всё внутри убежища сотрясаться.
Постель Калеба шаталась после каждого толчка, пока стоящий рядом гигант не сжал её поручень, без видимого труда удерживая каталку на месте. Только теперь, когда муть в глазах рассеялась, лейтенант смог рассмотреть бронированного колосса, и у него перехватило дыхание. Калеб попытался вскочить с кровати, но не смог, и в этот раз его подвели не только ноги. Лейтенант не чувствовал ни рук, ни груди, даже шея казалась полностью онемевшей. Он должен был стоять навытяжку или пластаться по земле перед одним из божественных Адептус Астартес, а вместо этого валялся в постели, да ещё вынуждал ухаживать за собой.
23
В позиционной войне — пространство на линии фронта между траншеями сражающихся сторон; именно там погибает большинство солдат (прим. пер.).