Страница 44 из 45
Следователь рассмеялся.
— Да, предложение, во всяком случае не лишенное остроумия, — сказал он. — Только, к сожалению, у нас много спешных дел — не подойдет... Но, может быть, я чем-нибудь другим мог бы поднять ваше настроение? — добавил он. — Может быть этим, например, а?
Он пододвинул Ферапонту Ивановичу раскрытую пачку папирос.
— Традиционно, — криво усмехнулся Капустин. — Однако, спасибо. Я не курю. Да и это мне не поможет.
— Что же вам угодно?
— Мне?.. Понюшку кокаина! — с неестественным смехом сказал Ферапонт Иванович. Глаза его тревожно блеснули.
— Кокаина, говорите? — повторил следователь. — Что ж, это можно.
С этими словами он подозвал одного из красноармейцев-конвоиров и, написав что-то карандашом на листочке бумаги, подал записку красноармейцу:
— Товарищу Петрову.
Красноармеец вышел.
Следователь снова обратился к Ферапонту Ивановичу.
— Ну, а пока не объясните ли вы мне, почему эта женщина говорит такие нелепости, что вы — бывший невидимка и тому подобное. Что она — сумасшедшая?
— Нет. Она говорит правду. Я, действительно, — «бывший невидимка», — мрачно усмехнувшись, сказал Ферапонт Иванович и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.
Следователь рассмеялся.
— Мне нравятся такие люди, как вы, — сказал он. — Ну, а почему же вы превратились в «бывшего невидимку»? — спросил он, тоном своих слов ясно подчеркивая, что он не прочь поддержать шутку.
Ферапонт Иванович долго не отвечал ему. Наконец, левый глаз его медленно приоткрылся и уставился на следователя.
— Не раз-врат-ни-чай-те, молодой человек! — произнес он, тяжело ворочая языком, и левый глаз его опять закрылся.
Следователь не знал, чем ему ответить на эти слова и вообще, как ему отнестись к ним.
В это время вошел красноармеец. В руках у него была маленькая широкогорлая склянка с белым порошком.
Ферапонт Иванович сразу воспрянул.
— Вот, пожалуйста, — сказал ему следователь, ставя возле него кокаин.
Ферапонт Иванович дрожащими пальцами вынул стеклянную притертую пробку и, высыпав в левую ладонь маленькую кучку порошка, поднес ладонь к носу и жадно втянул кокаин в одну и в другую ноздрю. На ладони было чисто. Только кое-где поблескивали отдельные пылинки кокаина.
Несколько минут Ферапонт Иванович сидел молча, уставившись в потолок, и нервно подергивал носом и губами. Это похоже было на затихающее подергивание лица после рыданий.
Чекист, подперев рукой голову, с любопытством смотрел на него.
Ферапонт Иванович снова взял щепотку кокаина.
Минут через двадцать действие кокаина было в полном разгаре. Ферапонт Иванович совершенно преобразился. От сонного и тупого человека с отвислыми губами ничего не осталось. Капустин сидел выпрямившись, лицо его выражало энергию. Он быстро-быстро говорил и жестикулировал. Голос у него сделался звонким. Глаза горели.
Он без всякой просьбы со стороны чекиста разматывал теперь перед ним клубок своих похождений. Он рассказал ему все о своей жизни, о трудах и надеждах, о том, как собирался он спасать Омск, о том, как достиг невидимости и, наконец, о том, как утратил ее. В общем он говорил почти то же самое, о чем рассказывал когда-то Елене, но на этот раз так широко, с таким энтузиазмом и огнем, что следователь время от времени встряхивал головой, по-видимому, ловя себя на том, что начинает заслушиваться и даже верить этому субъекту.
Следователя поразило на сей раз столь небывалое действие кокаина на способность человека к вранью, и он несколько раз пытался вставить вопрос, но Ферапонт Иванович совершенно не давал ему этой возможности. Он говорил и говорил без конца, время от времени вынюхивая новую щепотку кокаина. Вся грудь его рваного пиджака усыпана была порошком.
Наконец, следователь поймал удобный момент и спросил его, не скрывая насмешки:
— Значит, вы утрапиш вашу невидимость, потому что слишком предавались разврату?
— Да, — совершенно серьезным тоном ответил Капустин. — Я безумно расточил энергию, лежащую в основе всех психических процессов. Я сделался невидимкой, я нарушил все социальные запреты и этим самым подписал себе смертный приговор. Скрученная пружина, если она размотается до конца, перестает быть двигателем, пока снова не скрутят ее.
— Так, не потому ли вы просили у меня длительного отдыха? Признавайтесь! — сказал следователь, многозначительно подмигнув ему.
— Да. Я рассчитывал на это, — словно не замечая иронии, ответил Ферапонт Иванович. — Половая энергия, — продолжал он, —пружина всего организма. Половые импульсы — перводвигатель всей психики человека. Волевой акт в самой сути своей пронизан половой тенденцией. Творческая фантазия любого гениального человека живет исключительно богатствами подсознания, содержание которого определяет половая доминанта. Горе опустошившему свое подсознание!..
Ферапонт Иванович взял еще щепотку кокаина.
Чекист с тревогой посматривал на него. Он давно уже решил, что данные сегодняшнего допроса пропали. Воспользовавшись тем, что Ферапонт Иванович, увлеченный своей речью, забыл обо всем, он незаметно взял у него кокаин и спрятал в нижний ящик стола.
Он нагнулся на одну только минутку, а когда разогнулся и посмотрел в сторону Ферапонта Ивановича, того уже не было.
Перед следователем было пустое кресло.
— К двери! — крикнул следователь красноармейцам и сам, выскочив из-за стола, подбежал к двери, закрыл ее на ключ, а ключ положил в карман.
Потом он вернулся к столу, взял телефонную трубку и вызвал коменданта.
— Восемь человек, сюда, ко мне! — сказал он в трубку. — Что? Ну, конечно!..
Минуты через две тяжелый топот множества ног послышался возле двери. Следователь приоткрыл дверь и одного по одному стал впускать красноармейцев, загородив руками дверь, так что они подлазили, сильно нагибаясь.
Он быстро захлопнул дверь за последним красноармейцем и снова закрыл ее на ключ.
— Плечом к плечу, от стены до стены! Щупай штыками воздух! — крикнул он красноармейцам.
Те выстроились с ружьями наперевес.
— Начинай! — скомандовал следователь. — Не пропустить ни одного места!
Цепь двинулась, растянувшись через всю комнату. Правый фланг дошел до противоположной стены. Тогда следователь направил красноармейцев так, чтобы они загоняли невидимого в один из углов.
Через минуту оставался «непрощупанным» один только угол. Кто-то из красноармейцев слегка ткнул штыком.
— Брось! — послышался голос невидимого. — Ты мне живот распорешь!
Винтовка тряслась в руках красноармейца.
Следователь бросился в угол, где прижат был Ферапонт Иванович. Еще через минуту невидимый сидел в кресле, привязанный к нему ремнями красноармейцев. Следователь возобновил допрос.
— Скажите, — было первым его вопросом, — как эта чертовщина случилась?!..
— Благодаря кокаину, — ответил невидимый. — Он парализовал тормозящие корковые центры в моем мозгу и вообще сыграл роль кнута для моего организма и психики. Временно он возвратил мне прежнюю силу, и вы стали жертвой отрицательной галлюцинации.
— Так, значит, вы это сделали нарочно — кокаина-то у меня попросили?
— Да. Я рассчитывал на это. Только я дурак, — мрачно сказал Ферапонт Иванович, — мне нужно было это сделать потом, когда бы меня увели.
— А долго вы будете сидеть невидимым?
— Пока не ослабнет действие кокаина и не наступит реакция, — ответил невидимый.
Его предсказание сбылось довольно рано.
Через полчаса перед следователем сидел опять жалкий, трясущийся человек с непрошедшими еще признаками кокаинного возбуждения.
— Н-да... Вы социально-опасный тип, — сказал следователь.
— Я... я могу быть и социально-полезным, — шепотом сказал Ферапонт Иванович, вытягивая к чекисту шею. — Я мог бы принести пользу советской власти...
По лицу следователя прошла брезгливая гримаса.
— Уберите его! — сказал он красноармейцам.
Конвоиры отвязали Ферапонта Ивановича и подняли его с кресла. Он упирался в оборачивался в сторону чекиста, пытаясь сказать что-то.