Страница 30 из 45
И далеко, должно быть, поджидает невеста поезд своего жениха! А, может быть, в кладбищенской церкви будут венчаться — за городом...
Вот проехали центр, вот зазыбались пролетки по немощеным бесфонарным улицам окраин, вот, наконец, и последние, похожие на хлевы, домишки кончились, а они все едут и едут.
В полуверсте за городом остановились, посоветовались немного и, съехав с дороги, поехали напрямик к черневшей вдали небольшой березовой роще. За рощей начинались уже заброшенные с давних пор кирпичные саран.
Луна никак не могла пробраться совсем сквозь облака и все время была как бы словно салом подернута. Казалось, и не темно, а разглядеть дорогу было невозможно. Того и гляди треснет на какой-нибудь рытвине ось. Все, кроме кучеров, вылезли и пошли пешком.
Доехавши до березовой рощи, остановились. Двое подошли к четвертой коляске и о чем-то тихо стали советоваться с человеком, сидевшим в ней.
Он объяснил им что-то вполголоса, показывая тростью. Они отошли. Он выпрыгнул из коляски и подошел к группе. Скоро весь отряд разбился на три: один из них углубился в рощу, два других стали обходить ее с боков.
Минут через двадцать отряд левого фланга, в котором был человек в больших очках, обогнул рощу. Все остановились прислушиваясь. Из глубины рощи доносилось потрескивание веток. В руке начальника мигнул электрический фонарик. С противоположного конца ответили тем же. Отряды пошли навстречу друг другу. Скоро и третий отряд вышел из рощи, и все соединились. Отсюда, рассыпавшись редкой цепью, пошли по направлению к сараям. Идти было трудно: то и дело попадались глубокие, с крутыми краями ямы, из которых брали когда-то глину на кирпичи. Теперь эти сараи были заброшены. Боковые жерди и солома, их покрывавшая, давно были растасканы, так что остался полусгнивший недоглоданный остов, меж черными ребрами которого виднелось звездное небо. Сараи хороши для изнасилования и убийства. Однако, в виду того, что здесь все было видно насквозь, отряд миновал их.
За сараями опять перестроились в три цепи. Шли не разговаривая. Старались не производить шума. Наганы были в руках. На первый взгляд могло показаться, что отряд охватывает с такими предосторожностями совершенно пустое место. Только на самом краю размытого дождями оврага чернеет над обрывом земляной горб. Трудно было представить, что под этим горбом приютилась хаза, относительно которой в угрозыске были сведения, что здесь в эту ночь соберутся опаснейшие преступники города.
Хаза представляла собой низкую мазануху с плоской земляной крышей, с двумя маленькими окнами. Одну из стен ее заменял, или, по крайней мере, поддерживал берег оврага.
Агенты один за другим осторожно спускались в овраг по узким крутым тропинкам, протоптанным возле самых стен с обеих сторон хазы.
В окнах было темно.
Перед дверью хазы стоял человек в мешковатом нижнем белье. Вот он позевнул, взглянул для чего-то на небо и, передернувшись весь от холода, шагнул к двери. Он взялся уже за скобку, как вдруг двое агентов бросились на него сзади. Он упал вместе с ними.
— Ляга-а-а-вка, ляга-а-а-вка! — изо всей силы закричал он, барахтаясь И хрипя.
Ему заткнули рот, скрутили и оттащили на дно оврага. В хазе послышался шум. Несколько агентов ворвалось в сенцы. В это время изнутри звякнул крючок. Кто-то успел закрыть дверь. Агенты принялись стучаться.
Один из оцеплявших хазу агентов подошел к окну и направил в него свет электрического фонаря. Пучок света быстро обежал стены, потолок, пол, русскую печь, большой стол, на котором среди четвертей и бутылок распластано было чье-то тело, и, наконец, остановился на лежавших вповалку на полу мужчинах и женщинах.
Видно было, что в хазе поднялся переполох. Один за другим вскакивали бандиты. Заспанные лица выражали растерянность и испуг. Кто-то побежал к двери, но ему дали под ножку, и он повалился.
Еще минута, и отчаянная шайка грабителей и мокрушников сдалась бы без всякой попытки к сопротивлению. И все это сделал ударивший из тьмы улицы пучок света! Разве может сопротивляться человек, вырванный из мрака и объятий проститутки и внезапно увидевший вдруг себя во всей своей нечистоте, в грязном неуклюжем белье, ярко освещенным рукою незримого в темноте врага?!.. Героев в нижнем белье не бывает.
Растерянность была полная.
Вдруг одна из женщин вскочила, взвизгнула и, повернувшись к окну спиной, быстро нагнулась, подняла подол рубашки и подставила свой обнаженный круп пучку света.
Фонарик потух.
Это был распространенный среди известного круга жест, выражающий вызов и презрение к врагу.
Эта дикая выходка произвела на оторопевших бандитов действие, подобное тому, которое оказало появление Жанны д'Арк на Карла VII и его войско во время осады Орлеана.
Один из бандитов рванул к себе стол и, опрокинув его, загородил им окно. Окна хазы на минуту осветились изнутри, затем огонь потух, и из хазы стали стрелять. Вслед за этим в сенках послышались удары, ругань, борьба, и агенты, бывшие там, выбежали на улицу. Один из них, зажимая руками живот, пробежал несколько шагов и упал.
Остальные залегли в цепь и открыли частый огонь.
Коршунов отдал распоряжение, не прекращая огня, подползать к противнику, чтобы в подходящий момент атаковать его.
К нему подполз один из агентов:
— Не выйдет, товарищ Коршунов, — сказал он, — они нас всех так могут...
Коршунов помолчал немного и сказал что-то агенту, показывая тростью на крышу.
— Есть, товарищ Коршунов, — сказал агент и пополз на левый фланг.
С левого фланга отделились пять человек и поползли в сторону. Стрельба из хазы прекратилась. Очевидно, там берегли патроны.
Через минуту фигуры агентов обозначились над оврагом на фоне неба. Агенты взошли на крышу и принялись, словно но команде, высоко подпрыгивать, тяжко ударяя в крышу ногами.
Крыша начала глухо трещать. Треск все усиливался.
Вдруг стекло с дребезгом вылетело из рамы. Кто-то крикнул оттуда:
— Что вы, сволочи, задавить нас думаете?!..
— Сдавайтесь! — закричали из цепи.
— Сдаемся! — крикнуло сразу несколько голосов. И вместе с отборными блатными ругательствами из окна полетели один за другим четыре нагана.
— Вот так, давно бы пора! — рассмеялся Коршунов.
Агенты расхохотались. Но хохот быстро умолк, потому что раненый агент застонал. О нем как-то все забыли во время перестрелки.
Начальник подошел к нему, наклонился и, расстегнув на нем шинель, осмотрел рану, освещая ее фонариком. Рана была ножевая — длинная и глубокая, как раз посредине живота. Кишки выпирали из нее.
— Эх, жаль доктора не захватили! — пробормотал Коршунов. — Вот что, ребята, — обратился он к агентам, — двое возьмите-ка его, перетяните ему хоть рубахой что ли, да сейчас его на шинели — до пролетки, а потом живо в больницу. Ну-ка, Михайлов, Кошкин!
Двое подошли к раненому, сделали кое-как перевязку и, положив на шинель, понесли.
— Не выживет, — сказал Коршунов.
— В доску[15] — крикнул кто-то из бандитов, когда раненого проносили мимо хазы. — Я ему весь кучик[16] в брюхо спустил. Эй, вы с..., кого это я помочил?! — крикнул он, нагло посмеиваясь. — Фамилию, имя скажите, чтобы знать, кого поминать!
— Молчи, б..! — ответил кто-то из агентов. — По вам вот поминки надо будет справлять, когда вас завтра за кирпичный завод поведут!
— Врешь! — крикнул бандит. — Без венчанья не поведут[17].
— Надейся, как же! — крикнул агент.
— Позагсят — без венчания сойдет! — подхватил другой.
Из хазы посыпалась блатная ругань.
— Ну, жалко, что апельсинчиков[18] с нами не было, а то бы помочили которых!
— Да и так бы досталось, если бы сунулись. Только что на крышу залезли!..
— А кто это, какая б......стукнула вам[19], узнать бы?
15
Насмерть.
16
Ножик.
17
Без суда не поведут.
18
Бомбы
19
Донести