Страница 11 из 55
Там же я встретила самую большую любовь в своей жизни, но она оказалась очень короткой, мой любимый человек умер, но я в тот момент была уже беременной и оставила от него ребёнка. У меня сейчас три мальчика и наша с тобой девочка.
Перед тем, когда ей исполнилось двенадцать лет я рассказала нашей девочке обо всём, кто её настоящие родители и как она попала ко мне.
Конечно, для Анютки это был шок, но она очень достойно из него вышла и не отреклась от меня и своих корней.
На её бат-мицву мы поехали в Вильнюс, к тому времени у меня со здешним раввином Рувеном сложились очень хорошие отношения и он устроил нашей девочке праздник по всем правилам, я зажигала двенадцать свечей, как сказал раввин, за каждый подаренный мной нашей доченьке годик...
Фрося тяжело вздохнула, каково будет это читать Риве?!
...Наша Анечка живёт в Вильнюсе у очень хорошей женщины, ни в чём не нуждается, заканчивает четвёртый курс университета, учится на врача, она захотела получить эту профессию, ведь я ей рассказывала, что вы с Меиром были врачи, и что твой муж спас нам со Стасиком жизнь.
Я ей рассказала, как ты, будучи беременной ею на восьмом месяце самоотверженно ухаживала за мной, когда я после родов находилась неделю без сознания.
Что именно твои руки приняли моего первенца и две недели ухаживали за ним, пока я чуть окрепла.
Ривочка, ты можешь гордиться нашей дочерью, она умненькая, скромная, внешне лицом и фигурой очень похожа на тебя, я ей скажу и она в следующем письме вышлет тебе фотографии.
Думаю, что для первого письма я тебе написала достаточно много.
Милая сестричка, можешь не волноваться, мои дети ни в чём не нуждаются, у меня большое хозяйство, я торгую на базаре, да, и что мне надо самой, а детям хватает, тем более Стасик уже работает и себя полностью обеспечивает.
Ривочка, конечно же, я к тебе питаю сестринские чувства, да, нет, гораздо большие, ведь мы две матери одной дочери.
Это наши первые друг другу письма и трудно сразу так окунуться в душу, но ты написала очень сердечное письмо и я попыталась ответить тебе тем же, но я же малограмотная, Алесь в Сибири даже меня стеснялся.
Пиши, задавай вопросы и мне тогда будет легче писать, отвечая на них.
Крепко тебя обнимаю и целую, привет мужу и сынишке."
Фрося взглянула на часы, уже было за полночь.
15
На столе перед Фросей лежал сложенный вдвое листок - письмо Ани к Риве, которое она попросила прочитать перед тем, как вложит в конверт.
Фрося развернула лист:
"Здравствуйте!
Признаюсь, мне было очень тяжело взяться за написание этого письма, ведь я знаю про вас только по рассказам мамы.
Мне мама в своё время сообщила, что вы, слава богу, остались живы после ужасной войны и всего того, что вам пришлось пережить в гетто.
Вы, сильная женщина, нашли в себе душевные силы, после стольких тяжёлых потерь не пасть окончательно духом, а вновь сумели обрести своё место под солнцем.
Я ни в коем случае вас не осуждаю, за то, что вы вручили мою судьбу в руки мамы, а более того, благодаря вашему поступку скорей всего уцелела, не попав в адские условия гетто.
Не осуждайте и вы меня, пожалуйста, а постарайтесь понять, трудно так в одночасье, не обменявшись даже двумя живыми словами, прильнуть к вашей израненной душе.
Но я обещаю, что со временем постараюсь относиться к вам, как это положено дочери, ведь я не отрекаюсь от своих корней и с двенадцати лет считаю себя еврейкой, хотя до этого возраста понятия не имела о своём происхождении.
Мы с моей мамой, с мамой Фросей, долго обсуждали ваше письмо, вашу судьбу и кроме сострадания, и сердечного тепла в ваш адрес ничего не питаем.
Если когда-нибудь так случится и я смогу прильнуть к вашей груди, то с радостью отдам вам своё дочернее уважение.
Вы должны правильно меня понять, я уже вряд ли когда-нибудь смогу любить, вас той любовью, которую питаю к маме.
Безусловно, вы в этом не виноваты, но и моей вины в том нет.
Я не сомневаюсь, что вас шокирует моё обращение на Вы, мне пока трудно это переступить, но я обязательно пересилю себя и в следующем письме буду уже обращаться, как положено дочери к маме.
У меня здесь есть три брата, которых я очень люблю, но я с радостью приняла весть о том, что оказывается у меня есть и четвёртый, и я его уже мысленно люблю сестринской любовью.
Надеюсь, что он уже знает, что у него есть такая взрослая сестра...
Наверное, когда мне мама рассказала о моих настоящих родителях и о том, что вы были врачами, и что вы спасли жизнь ей и моему брату Стасику, тогда я видимо и приняла решение тоже стать врачом.
К этому моменту я уже заканчиваю четвёртый курс университета и всё сделаю для того, чтобы стать достойной памяти доктора Меира, моего героического отца.
Мама Рива...
Я с робостью пишу эти два слова, но надеюсь останется одно, ведь я не зову маму, мамой Фросей.
Я мысленно Целую вас с братиком Меиром и мой сердечный привет Майклу"...
Фрося дочитала письмо и всхлипнув, смахнула с ресниц слёзы:
Моя девочка, почему у меня так получилось, не родная по крови дочка, оказалась намного ближе ко мне, чем мои сыновья, хотя, что ещё говорить о Сёмке, который стал усладой моей набегающей старости....
Невольно она вздрогнула, ласковые руки дочери неожиданно обвили сзади её шею:
- Мамочка, я не могла никак уснуть, не поговорив с тобой.
Завтра ты уедешь, а утром и на вокзале уже не пообщаешься, как следует наедине.
У меня столько вопросов к тебе...
Очень волнуюсь, как ты восприняла моё письмо к Риве...
Так ты мне и не сказала о вашем разговоре с Пинхасом...
И ещё, не думаешь ли ты переехать в Вильнюс, так хочется, что бы ты жила рядом со мной и что Сёмке делать в той дыре...
Фрося обняла Аню за талию, усадила, как в детстве на колени и прижавшись лицом к худым лопаткам дочери, плавно покачивая из стороны в сторону, заговорила:
- Анюточка, ты написала, как чувствуешь и умеешь, я бы так не сумела, куда мне со своим образованием, это вы с Андрейкой говорите и пишите, как Лев Толстой.
И засмеялась, целуя дочь в шею.
- А теперь очень серьёзно, послушай девочка, не надо тебе сильно часто маячить в синагоге, с этим и раввин согласился.
Опасно светиться в божьих храмах, все эти процедуры - крещения, венчания и прочее, заносятся в церковные книги.
Думаю, что так обстоит и с этим геуром, а если даже нет, то обязательно найдутся добрые люди, которые донесут куда надо.
Тебе это совершенно ни к чему, ты ведь комсомолка, общественница и отличница, а за религиозный культ можно легко вылететь из университета...
Я тебя сама привела к твоему народу, а с появлением на горизонте Ривы, тебе этот геур сто лет сдался.
Басе и Ицеку ведь ничего не надо доказывать и подтверждать, так и тебе.
Не хочешь кушать свинину, не кушай.
Хочешь зажигать в субботу свечи, зажигай, молись, пости... кто тебе в этом может помешать, я точно нет.
Я тебе уже говорила, скажешь и свиней изведу со своего двора и стола, нам с Сёмкой, и от курей не тошно, а Стасу всё равно, мне такое чувство, что он даже не разбирает, что кушает, абы побыстрей сбежать к своим болванкам и гайкам.
А вот про Вильнюс или другой большой город пора подумать и ради Сёмки, и ради тебя с Андрейкой.
Ох, доченька, боюсь я эту нашу страну, не отпускает она грехи мнимые или настоящие, поэтому надо мне затеряться на её просторах.