Говорят сталинские наркомы

И если его родное детище нуждалось в каком–нибудь оборудовании или материалах, Лихачев немедленно отправлялся к тем, кто их производил, и там силой своей логики, убедительными доводами, образностью своего лексикона, как правило, добивался своей цели. Его можно было встретить и в кабинете наркома, и у заместителей наркома, и у начальника отдела, и у отдельных исполнителей, и на заводах–поставщиках. Лихачевская фраза «Выручай, браток» была его паролем и открывала доступ даже к зачерствелым сердцам людей. Иван Алексеевич безошибочно определял то главное, от чего зависит успех того или иного дела. И в поисках решения он буквально ловил каждое умное предложение, докапывался до мельчайших деталей, а найдя выход, включал на полную мощность свою энергию и настойчивость

В начале 1939 г. Лихачев назначается наркомом только что созданного Наркомата среднего машиностроения СССР, который занимался тогда выпуском танков. В течение этого года я встречался с ним довольно часто для обсуждения и решения общих задач, т. к, мы производили танковую броню. Вместе с ним мы неоднократно участвовали на заседаниях в Кремле у А. А. Жданова, которому в то время было поручено заниматься танками, и у Г. М. Маленкова по вопросам, связанным с выпуском минометов и других видов вооружения.

На этих заседаниях я не раз убеждался, как быстро освоил Лихачев производство новой для него оборонной продукции, какие он постоянно вносил дельные предложения, как решительно отстаивал свои позиции, не взирая на лица.

Менее двух лет находился Иван Алексеевич во главе Наркомата среднего машиностроения. Но он сумел за это время внести заметный вклад в развитие отечественного танкостроения. Приведу такой пример. Вы, наверное, встречали выдержку из одного интересного документа, опубликованного в соответствующем томе многотомной «Истории КПСС» и в 3 томе «Истории второй мировой войны». Я имею в виду докладную записку, с которой в ноябре 1939 г. обратились в ЦК партии нарком обороны К. Е. Ворошилов, нарком тяжелого машиностроения В. А. Малышев и нарком среднего машиностроения И. А. Лихачев. После успешного испытания опытных образцов тяжелого танка (КВ‑1) и среднего танка (Т-34) авторы документа сообщили Центральному Комитету, что наши танкостроители добились выдающихся результатов. Они сконструировали и построили танки, равных которым в мире нет.

Иван Алексеевич был принципиальным человеком, но порой излишне горячим. Конечно, не каждому нравились его прямота и смелость. Поэтому были в его биографии и некоторые безрадостные события. Избранный в марте 1939 г. XVIII съездом ВКП(б) членом ЦК партии на XVIII партийной конференции (февраль 1941 г.) по огульному обвинению (не могу точно сказать с чьей подачи) он был исключен из состава ЦК как якобы не обеспечивший выполнение соответствующих обязанностей члена ЦК ВКП(б). Незадолго до этого Лихачев был освобожден с должности наркома и вновь назначен директором Московского автозавода, где проработал еще 10 лет, снова проявив себя в качестве выдающегося организатора.

Большие заслуги Ивана Алексеевича в области машиностроения во время Великой Отечественной войны и после ее окончания были отмечены присуждением ему в 1948 г. Государственной (т. е. Сталинской) премии. В 1953 г. Лихачев становится министром автомобильного транспорта и шоссейных дорог, а в феврале 1956 г. на XX съезде КПСС (что все мы, его друзья, восприняли с большим удовлетворением) избирается кандидатом в члены ЦК партии.

Но напряженные годы сказались на его здоровье: подкралась болезнь и в июне того же года Иван Алексеевич скончался. Он был похоронен на Красной площади, а его имя отныне стал носить Московский автомобильный завод.

Что Вас еще интересует, Георгий Александрович?

Г. А. Куманев: Есть еще несколько вопросов, Василий Семенович, если я Вас еще не утомил.

В. С. Емельянов: Нет, нет, пожалуйста.

Г. А. Куманев: Хотелось бы узнать, Ваше мнение о том, каковы были в предвоенные годы военно–экономические отношения СССР с гитлеровской Германией и носили ли они для нас исключительно ущербный характер, о чем сейчас утверждается в ряде публикаций?

В. С. Емельянов: Военно–экономические отношения Советского Союза и Германии накануне войны строились, конечно, на взаимовыгодной основе и о каком–то ущербном характере для нас не может быть и речи. В декабре 1939 г. в Москву прибыла германская экономическая делегация во главе с Шнурре. В нее входили представители министерств народного хозяйства, иностранных дел, земледелия и несколько экспертов.

Начались переговоры о возобновлении действия торгового договора, который уже длительное время фактически не действовал. Я в это время работал в Наркомате судостроительной промышленности (основная продукция была броневая сталь для судов) и входил в состав советской делегации. Нас предупредили, что есть возможность разместить в Германии заказы на оборудование. И вот тогда немцы согласились поставить Советскому Союзу наиболее трудные для нас части: броневые башни для орудий главного калибра военных судов. Мы знакомы были с этой технологией, потому что скрыть от нас ее было очень трудно. Уже когда я руководил практикой в Германии, на практику приехал очень способный инженер из Ленинграда. Он пришел ко мне и говорит: «Вы знаете, я видел, как отливают броневые башни для судов. Я говорил с немецкими мастерами, пригласил их в пивную, поговорили». И он показал мне соответствующие документы и материалы по этому очень важному делу.

Вот тогда мы впервые узнали новое о технологии производства броневых изделий, о возможности получать сложные конфигурации броневых изделий не путем штамповки и сварки, а путем литья.

Потом мы это перенесли на танки, в танковом производстве использовали. Несколько лет назад мне позвонили из Института истории Академии наук СССР. Может быть, от вас? Звонили от Нарочницкого. Приглашаем на встречу с историками из ФРГ в Ленинград. Но я не смог никак принять участие в этой встрече. Когда наши участники вернулись в Москву, мне позвонили и сказали: «Как жаль, что Вас в Ленинграде не было. Вы бы сумели опровергнуть домыслы немецких историков, которые утверждали, что русские специалисты чрезвычайно много получили, находясь в Германии».

— А что же мы там, в баклуши били?

Конечно, вряд ли следует подобное афишировать. Но факт остается фактом: мы оттуда получили и использовали немало очень полезного. Нам надо правильно оценивать все это.

Вот сейчас, в наши дни, меня страшно раздражают заявления, что мы, мол, много добывали за рубежом, чего у нас не было. А что в этом плохого, зачем изобретать велосипеды? Ведь этим занимаются все страны.

Помню, когда мы налаживали производство патефонов, мне Орджоникидзе прислал в Германию телеграмму: «Мы вам посылаем деньги, скупите все лучшие образцы патефонов и посылайте нам».

Ведь требовалось нашим конструкторам дать необходимый материал, чтобы они учились, творчески перенимали и исследовали.

Недавно я был в США. Напротив нашего представительства — большой магазин. Я зашел туда, стал знакомиться с огромным разнообразием товаров и увидел интересные лампочки. Продаются 3 лампочки: 30 ватт, 70 ватт и 100 ватт с их последовательным включением. Я купил такой набор и привез в Москву. Был как член ВАКа на одном заседании, где присутствовал глава Аттестационной комиссии мой бывший студент Елютин. Я ему эти лампочки показал. Тогда он после заседания провел меня в одну комнату и показал наше отечественное изобретение, когда нажатием или поворотом рычажка постепенно разгоралась лампочка и не перегорала. Происходил плавный переход от малых мощностей ее к большим. Елютин говорит: «Один из наших институтов это сделал. Боюсь, что это отечественное изобретение уплывет за границу. Но ничего не могу сделать, чтобы его продвинуть, заставить организовать это производство. А Елютин

— член ЦК, министр, т. е. далеко не рядовой деятель!

Так что, находясь за рубежом, мы перенимали все то ценное и полезное, что можно было быстро использовать у себя. Я тоже принимал в этом активное участие. Как–то мы начали осваивать химическую аппаратуру. Мне дали задание привезти немецкого специалиста для изготовления данной аппаратуры. Это было сделано. У нас был большой договор с заводами Круппа в начале 30‑х годов, т. е. когда Германия переживала острый кризис. Только за оказание нам технической помощи мы заплатили большие деньги — что–то более 2 млн. долларов. Мы много всего получили и двигались дальше.