Страница 8 из 30
1940 г.
Танк
Порою жизнь таится и в снегах.
Пулеметчик остался один на снегу:
Калантаев Кадыр из шестой пулеметной.
Стерегла его пуля на каждом шагу,
беспокоил и шорох и звук мимолетный.
Словно мертвая рыба —
вдали островок:
триста метров безмолвного снежного наста.
Автоматы лесные ударили часто:
это первые ласточки первых тревог.
Калантаев окидывал поле глазами.
Финны — слева и справа.
Сужается мир.
На исходе патроны и силы. Кадыр
бил короткими гневными очередями.
Но случилось —
вдруг что-то вблизи просвистело.
И согнуло в дугу пулеметчика тело.
Что он в эти минуты припомнить сумел?
Разве жгучий
сыпучий песок Ширабада,
где над маленьким детством афганец шумел,
чем-то схожий с надорванным плачем снаряда?
Край садов и барханов в сознанье мелькнул —
край кочевий, как зимний закат, желтогрудый?..
Вдруг услышал Кадыр нарастающий гул,
одиночные выстрелы легких орудий.
Стороной,
обогнув неприятеля фланг,
перелеском,
где снег да чащоба глухая,
как железный таран, ворошиловский танк
в серебристой пыли проходил громыхая.
Он спешил к пулеметчику,
грозен и хмур,
перемахивал вражьи траншеи
с разбега,
и глазами прямых и живых амбразур
он выискивал
нашего парня-узбека.
И когда, обнаружив, к нему подошел
и прикрыл его нежно-горячей бронею,
пулеметчик,
как бурей подбитый орел,
молчаливо следил за скупой тишиною.
Танк гудел
и удары свинца принимал.
Мерный гул походил на рычание зверя.
Калантаев броню целовал, обнимал,
и смеялся и плакал, в спасенье не веря.
…Мимо нас,
проминая в снегах колею,
танк на скорости шел и звенел от мороза.
Над его орудийною башней в строю
на Перкьярви летело звено бомбовозов.
Апрель 1940 г.
Семен Вдовиченко
1940 г.
Домик