Страница 32 из 42
Но поскольку одно из предыдущих грозных постановлений ЦК КПСС было прямо направлено на борьбу с тунеядством, то оказалось, что просто так всех «лишних» сотрудников министерств выгнать на улицу было нельзя, дабы они не пополнили армию этих самых тунеядцев.
Поэтому министерства нашли соломоново решение: всех увольняемых попросту… оформили переводом на подчиненные им предприятия. И то правда — подумаешь, к 14 000 сотрудников добавилось ещё 20 или 50 молоденьких симпатичных девочек: неужто дирекция завода не найдёт им достойного применения?
* * *
Так в нашем телевизионном КБ появилась Томочка. По установившейся (я полагаю не только у нас в КБ, но и по всей стране) традиции рабочий день, официально начинавшийся в 8.30 утра, на самом деле начинался на 30 минут позже, а заканчивался на те же 30 минут раньше положенного. Промежуток между 8.30 и 9.00 у женской половины нашего КБ использовался для восстановления косметики, обмена кулинарным опытом и прочими светскими сплетнями, а у мужской половины — традиционным утренним перекуром с обсуждением спортивных итогов минувшего дня. Завершалась утренняя тридцатиминутка, как правило, утренним же коллективным чаем. К этому мероприятию обычно успевали подтянуться все опаздывающие на работу.
В один из таких обычных дней, когда большинство чаёвников уже размачивало в кипятке чайные пакетики, дверь лаборатории отворилась, и на пороге возникла почти эфемерная фигурка маленькой девочки с двумя тоненькими косичками, в строгом тёмно-синем костюмчике.
Фигурка переступила порог, остановилась и едва слышным тоненьким голосочком сказала:
— Здравствуйте!
Все мы дружно перестали макать пакетики и застыли с разинутыми ртами. Не растерялся только один наш «штатный юморист», отличавшийся приверженностью к нетрадиционному «чёрному» юмору.
— Здравствуйте, небесное создание! Вы, ангелочек, часом не заблудились? И почему я не вижу у вас за спиной белоснежных крылышек?
Вошедшая сделала ещё один шаг вперёд и заявила:
— Меня зовут Тамара Васильевна. Тамара Васильевна Новикова — уточнила она. — Я ваша новая сотрудница.
Не знаю, что в этот момент подумали остальные участники наступившей гоголевской «немой сцены» из «Ревизора», но мне первыми пришли на ум некрасовские строчки «…в больших сапогах, в полушубке овчинном, в больших рукавицах, а сам — с ноготок».
* * *
Томочка сразу же вписалась в наш преимущественно мужской коллектив. В свои 19 лет она выглядела едва ли на 15, была очень застенчивой, на редкость простодушной и удивительно исполнительной и усердной. Поскольку ничего другого, кроме работы с бесчисленными министерскими бумагами, она не умела, её для начала приобщили к аналогичной работе в масштабе одной отдельно взятой лаборатории. Работа была не обременительной и состояла в отслеживании директорских приказов и распоряжений, непосредственно касающихся нашего отдела, заполнением разных отчётов, а также выписыванием и получением со склада различного барахла и радиодеталей.
Первый казус случился с Томочкой именно на этом последнем поприще. По существовавшим на заводе порядкам все материальные документы на получение любых товаров и изделий обязательно подписывал начальник отдела снабжения, а в его отсутствие — первый заместитель. Начальником отдела снабжения был в то время некто Помелов, отличавшийся тем, что независимо ни от чего, самолично уменьшал количество выписываемого ровно наполовину. Все давно привыкли к этому, и заранее выписывали всего в два раза больше, чем было нужно.
Томочка, разумеется, этого не знала. В один прекрасный день бригадир макетной мастерской велел ей выписать и получить кое-какие детали, и когда Томочка уже собиралась выйти из мастерской, крикнул ей вдогонку:
— Васильевна! Выпиши заодно новый веник, а то этим уже подметать нельзя!
— Хорошо, Авенир Владимирович, обязательно выпишу.
Томочка отсутствовала целый час, а вернулась вся в слезах. А когда Авенир стал допытываться, в чём дело, пропищала сквозь слезы:
— Она обругала меня неприличными словами и выгнала со склада!
Ещё целый час ушёл на то, чтобы успокоить Томочку и выяснить суть дела. А дело обстояло так: Томочка пришла в кабинет к Помелову, когда тот раздражённо кричал что-то в трубку междугородного телефона. Подойдя к столу, Томочка остановилась в шаге от Помелова и замерла с протянутой рукой, сжимавшей несколько бланков требований.
Несколько минут продолжавший кричать Помелов не обращал на неё никакого внимания, а заметив Томочку, не прекращая кричать в трубку, жестом потребовал у неё бланки, быстро начеркал в них своей красной авторучкой, вернул требования и указал Томочке пальцем на дверь.
— Большое вам спасибо, — вежливо сказала Томочка, добавила ещё «До свидания» и покинула кабинет. Она благополучно обошла все склады, получила необходимые детали и отправилась в последнюю кладовую за веником. Она протянула кладовщице бланк требования и добавила по своей интеллигентной привычке:
— Здравствуйте! С добрым утром!
Кладовщица внимательно посмотрела на бланк, затем ещё раз, и в третий раз, после чего сунула бланк Томочке прямо в нос и заорала зычным голосом:
— Вы что… мать, совсем уже сдурели у себя в лабораториях!!? Какого… вы себе позволяете!? Я вам что, девочка, что бы надо мной насмехаться?
Продолжения этой лекции Томочка уже не слышала. Бегом, не воспользовавшись лифтом, она взлетела на пятый этаж и, обливаясь слезами, протянула бригадиру злополучный бланк. Недоумевающий Авенир Владимирович посмотрел на бланк, и вдруг, схватившись за голову, рухнул на пол, содрогаясь от смеха. В бланке в графе «веник хозяйственный количество — 1 шт.» красной авторучкой Помелова цифра «1» была перечёркнута, и вместо неё написано… 0,5.
* * *
В другой раз Томочке пришлось выслушать нецензурную лекцию от нашего общезаводского главного бухгалтера. Общеизвестно, что главный бухгалтер официально считается вторым по значимости лицом на любом предприятии и при этом очень редко к нему испытывают симпатии те, кому с ним приходится часто сталкиваться по службе. Обычно такая антипатия никогда не выражается открыто, а за глаза ограничивается тем, что подчинённые присваивают начальнику какую-нибудь не совсем приятную кличку. Не знаю, по какому принципу и за что конкретно, нашему главбуху «прилепили» кличку «Колорадский жук». А между собой величали его даже вслух просто и коротко: «Колорадский». Это было настолько привычно и удобно, что по настоящей его фамилии никто и не называл. Даже наш непосредственный шеф, Хейфец, в узком лабораторном кругу нередко говорил:
— Колорадский, чёрт его побери, опять урезал смету на второй квартал!
А поскольку Томочка к тому времени считалась уже полноправным членом коллектива, Хейфец однажды, совершенно не задумываясь о возможных последствиях, сказал ей:
— Тамара Васильевна! (Хейфец единственный из всей лаборатории обращался к ней всегда уважительно по имени-отчеству). — Будьте добры, отнесите, пожалуйста, этот отчёт к Колорадскому, пусть он его завизирует.
— Хорошо, Давид Самуилович, сейчас отнесу.
О последствиях этого шага внимательный читатель наверняка уже догадался. Томочка постучалась в дверь главбуха, дождалась ответного «Войдите!», переступила порог, закрыла за собой дверь и ангельским тоненьким голоском пропела:
— Здравствуйте, доброе утро! Это Вы товарищ Колорадский?
* * *
После этого инцидента Хейфец сказал мне:
— Послушай, Геннадий, попробуй занять Тамару Васильевну каким-нибудь полезным делом, потому что к Колорадскому ей дальнейшие пути навсегда заказаны.
— Так она же практически ничего не умеет, особенно в нашей области.
— Я понимаю, но найди ей что-нибудь такое, что она в состоянии осилить.
— Например?