Страница 21 из 42
Инструкция была предельно краткой и умещалась на одной страничке. В ней было сказано буквально следующее: «Из каждой партии подготовленных к отправке потребителю телевизоров (не менее 100 штук) надлежит изъять случайным отбором три экземпляра и подвергнуть их испытанию на ударную прочность. С этой целью телевизор в упаковке подвергается бросанию на бетонное основание с высоты в 5 метров не менее двадцати раз, после чего упаковка вскрывается, а телевизор подвергается инструментальному контролю по 24 параметрам (перечень прилагается). По результатам испытаний составляется официальный протокол. В случае если хотя бы в одном из телевизоров наблюдается отклонение хотя бы по одному параметру, испытанию подвергается удвоенное число телевизоров. При повторении результата отгрузка телевизоров приостанавливается до выяснения причин неудовлетворительных результатов испытаний».
Инструкция как инструкция. Толковая и лаконичная. Всё понятно и вразумительно. На всякий случай я перечитал её ещё раз. Никаких неясностей. Впрочем, при повторном прочтении что-то такое неуловимое насторожило меня. Я принялся читать в третий раз уже предельно внимательно, пока не прочёл: «…подвергается бросанию на бетонное основание с высоты пять метров не менее двадцати раз…"???!!! Что ещё за вздор! Что значит — с высоты в 5 метров. Это что, из окна второго этажа, что ли?
Я перечитал инструкцию ещё не менее 10 раз и даже посмотрел её на свет — не опечатка ли это? Ничего подобного. Чёрным по белому сказано — 5 метров! Не одна буква «М», а всё слово — метров. Я забрал инструкцию и отправился к Хейфецу.
— Давид Самуилович! Я изучил инструкцию и готов начать испытания.
— Ну, таки и начинай, за чем остановка?
— Да нет же, я не против, но, может, вы тоже на неё взглянете?
— Ну, давай взгляну. Тебе что-нибудь непонятно?
С этими словами он пробежал инструкцию глазами и вернул её мне. Так же, как и я, при беглом ознакомлении он не заметил никаких подвохов.
— Чего ты хочешь от меня?
— Я предлагаю вам лично поприсутствовать при этом испытании. Обещаю, что вы испытаете незабываемое ощущение.
— В каком смысле?
— А вы попробуйте ещё раз прочитать инструкцию, только не бегло, а вдумываясь в каждое слово.
С озадаченным видом он снова перечитал бумажку и, хотите верьте, хотите нет, опять не нашёл в ней ничего необычного. Точно так же, как и я сам.
— Ну и чего тебе здесь не нравится?
— Мне-то всё нравится, а вот телевизору может не понравиться, если его будут 20 раз выбрасывать из окна третьего этажа и после этого требовать, чтобы он нормально работал
Хейфец буквально вырвал инструкцию из моих рук и снова перечитал её.
— Чушь собачья! Ясное дело, что здесь опечатка.
— Полностью с вами согласен, но тогда у меня возникает вопрос: а мне-то всё же с какой высоты его бросать?
— Ясное дело, с…
Он осекся на полуслове.
— Ну, так всё же?
— Ты давай, позвони в техотдел министерства и спроси у них.
— Уже звонил.
— И что они сказали?
— Они сказали, что поскольку инструкция согласована с Госстандартом и утверждена их председателем, нашим министром и директором Всесоюзной торговой палаты, все испытания должны проводиться в строгом соответствии с текстом инструкций без каких либо отступлений.
— Но ты сказал им, что здесь напечатан явный абсурд?
— Сказал, на что мне посоветовали не умничать и не подвергать сомнению компетентность нашего руководства.
— Чертовщина какая-то! Соедини-ка меня с техотделом министерства, мы сейчас это дело уточним.
Я соединил. Хейфец начал было объяснять собеседнику, в чём дело, но его, очевидно, перебили, поскольку он замолчал на полуслове и только изредка кивал головой. Потом сказал «понятно» и положил трубку. Я вопросительно поглядел на него, и он с явно растерянным видом сказал:
— Они всё проверили, сверили утверждённые переводы со шведским оригиналом, и в нём тоже указано пять метров.
— И что будем делать?
— Что делать? Будем проводить испытания по инструкции, а в Главк пошлём письменный запрос.
— Но я могу вам заранее предсказать результат.
— Тебе что посоветовали? Не умничать? Вот и не умничай.
* * *
Утром следующего дня, вооружившись десятиметровой рулеткой, мы с двумя такелажниками отмерили от уровня дворового асфальта ровно пять метров в высоту и удостоверились, что как раз на этом уровне расположено окно одной из лабораторий ОГК. По накладной, подписанной Главным инженером завода, со склада были получены три новеньких телевизора «Темп‑3», проверенные и принятые ОТК и упакованные в картонные коробки. Телевизоры доставили в лабораторию, после чего Хейфец велел приостановить «процесс» и лично отправился к Главному инженеру завода. Он отсутствовал более часа, а вернувшись, сообщил, что главный велел выполнять указания Главка и проводить испытания в строгом соответствии с инструкцией. Вид у Хейфеца при этом был соответствующий.
Я спустился во двор и самолично, с помощью двух такелажников установил под окном лаборатории верёвочное ограждение с десятиметровым «запасом» — так, на всякий случай. К этому моменту из-за «утечки информации» уже ползавода знало о предстоящем событии, поэтому во дворе собралась большая толпа зевак. Хейфец заметно нервничал.
— Ну, так что? — спросил я в последний раз.
Хейфец вяло махнул рукой и сказал:
— Давай!
Двое такелажников подняли на руках первую коробку, высунули её в проём окна и отпустили. Через две секунды, показавшиеся всем нам вечностью, за окном прогремел мощный взрыв.
* * *
Я понимаю, что сегодняшним читателям очень трудно в это поверить, но проведённое расследование показало, что аналогичные испытания были проведены на всех без исключения заводах, выпускавших телевизоры, и большинство заводов представило в Главк протоколы, из которых следовало, что все телевизоры успешно прошли все виды испытаний по новой методике МЭК. Только главный инженер Воронежского радиозавода по простоте душевной честно доложил, что при испытании телевизора «Воронеж» на бросание с высоты в пять метров он «…разбился вдребезги, что и следовало ожидать из-за несуразности указанных в инструкции требований…». И только после того, как в город Стокгольм была откомандирована специальная делегация Госстандарта, удалось установить, что в шведский подлинник, предназначенный для СССР, вкралась мелкая опечатка — в сокращении обозначения «см» оказалась непропечатанной первая буква, а в торговой палате в процессе технического перевода проявили чрезмерное усердие, написав вместо оставшейся буквы «м» слово «метр». Чтобы, значит, ни у кого не возникло сомнений.
КУКАРАЧА
У меня неплохая коллекция грампластинок, которую я начал собирать ещё в первые послевоенные годы. В ней немало раритетных дореволюционных шеллачных дисков немецкого, польского, английского, венгерского производства. Гордость коллекции — отечественные пластинки как официального, так и «подпольного» изготовления на так называемых «рёбрах», т. е. записанные в домашних условиях на использованных рентгеновских снимках и содержащие запрещённые в те годы песни Высоцкого, Окуджавы, Визбора, Галича. Есть и самые последние стереограмзаписи на «долгоиграющих» винилитовых дисках.
Чтобы легче ориентироваться в коллекции, все пластинки пронумерованы и занесены в каталог. Как-то недавно, просматривая свой каталог, я совершенно случайно задержал взгляд на пластинке известного советского эстрадного и киноартиста Леонида Утёсова с его личным автографом.
Среди ряда песен в его собственном исполнении на диске были две или три песни в исполнении его дочери — Эдит Утёсовой, в том числе очень популярные в те годы «хиты» — песни «Пожарный» и «Кукарача». В последней из них некая легкомысленная девчонка присвоила себе завораживающее слух, загадочное, интригующее имя — Кукарача, а чем это обернулось в финале, говорилось в тексте самой песни: