Укрощение

Повсюду лежали вещи, которые случайно оказались там — да так и остались. Хозяйка бросила нервный взгляд на кучу вещей на диване, но в конце концов просто сбросила их на пол.

— Я собиралась прибраться… — пробормотала она, но конец фразы так и повис в воздухе.

Эрика исподтишка разглядывала Анетт Вальберг, присев на краешек дивана. Мама Минны была почти на десять лет моложе ее, но выглядела как ровесница, если не старше. Кожа у нее была сероватого цвета — видимо, от бесконечного курения, а волосы тусклыми и спутанными.

— Мне только хотелось бы узнать… — Нетти потуже запахнула старую, всю в катышках, кофту — она явно пыталась набраться храбрости, чтобы задать вопрос. — Прости, я немного нервничаю. Нечасто ко мне в гости заходят знаменитости. Собственно говоря — никогда.

Она рассмеялась сухим смешком, и на мгновение ее гостья увидела, какой эта женщина была раньше — когда искра жизни в ней еще не погасла.

— Да ну, это так дико звучит, когда ты называешь меня таким словом, — проговорила писательница и поморщилась. Она и вправду терпеть не могла, когда ее называли знаменитостью. В этом слове Фальк совсем не узнавала себя.

— Но ведь ты и есть знаменитость, — возразила ее новая знакомая. — Я видела тебя по телевизору. Но тогда у тебя было побольше косметики.

Она посмотрела из-под челки на лицо Эрики, начисто лишенное макияжа.

— Да, они всегда тебя так намажут, когда приглашают на телевидение, — согласилась та. — Но так надо — там очень яркие лампы, и без грима человек выглядит ужасно. А в обычной жизни я практически не крашусь.

Она улыбнулась и заметила, что Вальберг немного расслабилась.

— И я тоже не крашусь, — ответила Нетти, и в том, что она указывала на такой очевидный факт, было нечто трогательное. — Я только хотела спросить… почему ты решила прийти сюда? Полиция беседовала со мной несколько раз.

Эрика задумалась. На самом деле у нее не было наготове никакого разумного объяснения. Правдивее всего было бы ответить «из любопытства», но она не могла произнести такие слова вслух.

— Я не раз сотрудничала с местной полицией, — ответила наконец писательница. — И теперь они привлекают меня, когда у них не хватает собственных ресурсов. А после того, что произошло с девочкой, пропавшей из Фьельбаки, им нужна дополнительная помощь.

— Да? Как странно, что…

Нетти опять не договорила, и Фальк не стала переспрашивать. Ей хотелось начать задавать свои вопросы о Минне.

— Расскажи об обстоятельствах исчезновения твоей дочери, — попросила она.

Анетт еще туже запахнулась в кофту. Она уставилась на свои колени, и когда заговорила, голос ее звучал так глухо, что Эрике было трудно разобрать ее слова:

— Поначалу я не поняла, что она пропала. То есть не подумала, что это серьезно. Она уходила и приходила по своему усмотрению. Мне никогда не удавалось управлять Минной. У нее была сильная воля, а я…

Нетти подняла глаза и посмотрела в окно.

— Иногда она ночевала у подруг дня два-три, — продолжила она после паузы. — Или у какого-нибудь парня.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретного? У нее был бойфренд? — вставила Эрика.

Вальберг покачала головой:

— Нет, насколько мне известно, нет. Общалась она с несколькими разными, но — нет, пожалуй, особых отношений у нее ни с кем не было. Строго говоря, в последнее время она казалась веселее, чем обычно, так что я даже задумалась. Но потом спросила ее подружек — они не слыхали ни о каком бойфренде, а у них была целая компания, так что они наверняка знали бы, если бы что-нибудь такое было.

— Тогда почему, как ты думаешь, она стала повеселее?

Анетт пожала плечами:

— Не знаю. Но помню себя в этом возрасте — случались резкие перепады настроения. Может быть, это объяснялось тем, что Юхан съехал.

— Юхан?

— Да, мой бойфренд. Он жил у нас некоторое время. Но они с Минной не сошлись характерами.

— Когда он съехал?

— Точно не помню. За полгода до того, как пропала Минна.

— Полиция допрашивала его?

Нетти снова пожала плечами:

— По-моему, они допрашивали всех моих бывших. Здесь у нас иногда бывало шумно…

— Кто-нибудь из них когда-нибудь угрожал Минне или применял к ней насилие? — Эрика проглотила слюну, с трудом сдерживая закипавшую в ней злость. Она немало знала о том, как могут реагировать жертвы насилия. А после того что Лукас вытворял с Анной, писательница знала еще и то, как собственная воля может быть придавлена страхом. Но как можно допустить, чтобы этому подвергали твоего ребенка? Как мог настолько ослабеть материнский инстинкт? Позволить кому-то причинить вред твоему ребенку — физический или психический? Этого Эрика не могла понять. На мгновение ее мысли вернулись к Луизе, одинокой, прикованной цепью в подвале семейства Ковальских. Там было то же самое, только куда ужаснее.

— Ну да, такое случалось, — ответила ее собеседница. — Но Юхан ее не бил, они только все время орали друг на друга. Думаю, она испытала большое облегчение, когда он уехал. В один прекрасный день он просто собрал свои вещи и ушел. И больше мы ничего о нем не слышали.

— Когда ты поняла, что она не просто осталась у подружки?

— Она никогда не отсутствовала больше одного-двух дней. Так что, когда время прошло, а она все не появлялась и не отвечала на телефон, я обзвонила всех ее подружек. Никто не разговаривал с ней в течение трех дней, и тогда…

Фальк стиснула зубы. Как можно допустить, чтобы четырнадцатилетний подросток отсутствовал дома три дня, — и только тогда отреагировать? Про себя она решила, что будет строго контролировать своих детей, когда они дорастут до подросткового возраста. Никогда в жизни она не отпустит их из дома, не узнав, куда они направляются и с кем.

— Поначалу полиция вообще не восприняла мои слова всерьез, — продолжала Нетти. — Минну они знали раньше, с ней не раз случались… проблемы, так что они даже не хотели принимать у меня заявление.

— А когда ты поняла, что что-то случилось?

— Примерно сутки спустя. Затем они нашли ту даму, которая видела, как Минна садилась в машину. Учитывая исчезновение всех остальных девочек, они должны были сообразить. Мой брат считает, что я должна подать на них в суд. Он говорит, что будь на ее месте девочка из богатой семьи, как все остальные пропавшие девочки, они немедленно забили бы тревогу. Но таких, как мы, вообще не слушают. Это несправедливо.

Эрика проглотила свои предыдущие соображения. Интересно было отметить, что Нетти назвала других девочек богатыми. На самом деле они, скорее, относились к среднему классу, однако классовые различия — понятие относительное. Фальк и сама явилась сюда с массой предрассудков, которые лишь укрепились, едва она переступила порог. Имеет ли она право осуждать сидящую перед ней женщину? Ведь она понятия не имеет о тех обстоятельствах, которые повлияли на ее судьбу.

— Они должны были прислушаться! — искренне воскликнула Эрика и под влиянием чувства положила ладонь на руку Нетти.

Та вздрогнула, словно ее обожгли, но не отдернула руку. По ее щекам потекли слезы:

— Я наделала в своей жизни столько глупостей. Я… я… а теперь уже, скорее всего, поздно.

Голос не повиновался ей, слезы покатились у нее из глаз градом, словно открылся кран — писательница заподозрила, что Анетт слишком долго сдерживала плач. И теперь она рыдала — не только над своим пропавшим ребенком, который с большой вероятностью никогда уже не вернется, но и над всеми теми неправильными решениями, которые принимала и которые обеспечили ее дочери совсем не ту жизнь, которую Нетти мечтала ей дать.

— Я так хотела, чтобы у нас была настоящая семья! — плакала она. — Чтобы у нас с Минной появился кто-то, кто заботился бы о нас… Никто никогда о нас не заботился!

Ее тело сотрясалось от рыданий, и Эрика пересела поближе, обняла несчастную женщину и дала ей выплакаться у себя на плече. Она гладила ее по волосам и шептала ей, как поступала с Майей или близнецами, когда их надо было утешить. Про себя она подумала — кто-нибудь когда-нибудь утешал так Нетти? Возможно, и сама она никогда так не утешала Минну. Несчастная цепь разочарований в жизни, которая не сложилась так, как хотелось…