Крёстный тесть

Вскоре они получили нефтяную отрасль Казахстана под свое практически безграничное влияние. Причем разделение было таким: Балгимбаев делал свой бизнес внутри страны и на рынках СНГ, в то время как Гиффен курировал все иностранные компании, получившие через него доступ к экспорту углеводородов Казахстана.

Схема, по которой этот доступ предоставлялся, была простой и эффективной: президент Назарбаев устанавливал неофициальную цену на месторождение, он получал нужную сумму от заинтересованной нефтедобывающей компании на специальный счет — Эскроу для трастового фонда, который контролировал Гиффен. Затем деньги прогонялись еще через несколько оффшоров, а только потом поступали на личный счет хозяина бескрайних степей Казахстана. А нефтяная компания в обмен получала желанный контракт.

В то время аппетиты у Назарбаева были еще не столь велики, суммы в несколько десятков миллионов долларов еще казались сказочным богатством, и в итоге наша страна потеряла контроль над своими энергоносителями, по сути, за центы — которые к тому же попали не в бюджет страны, а в карман Крестного Тестя. Например, компания «Шеврон» за каждый добытый баррель платит ему 60 центов.

В девяностых годах прошлого века Джеймс Гиффен был, безусловно, самым влиятельным иностранцем в Казахстане. Он был настолько важной персоной, что его охраняли сотрудники службы охраны президента (СОП), и к нему была постоянно приставлен лимузин из правительственного гаража со специальным номером, проблесковым маячком. Полиция не имела право останавливать и проверять автомашину.

Гиффен сопровождал Назарбаева во всех его зарубежных поездках, где отвечал за неофициальную — то есть увеселительную — часть программы. Впрочем, все организованные американцем развлечения были вполне цивилизованными и не шли ни в какое сравнение с нынешними астанинскими оргиями с бразильскими танцовщицами и проститутками, выписанными из модельных и эскортных фирм Москвы и Киева.

Верхом удовольствия Джеймс считал хорошую сигару и бокал виски сольдом в компании молодой талантливой казахской скрипачки Ланы. К сигарам президента Назарбаева он так и не приучил, зато «Джонни Уокер» все мы потом пили именно так — с кубиками льда.

Однако, вскоре у Балгимбаева и его американского друга появился опасный конкурент — руководитель правительства. Вплоть до середины девяностых все нефтяные сделки держал под личным контролем сам президент, и к ним не допускался даже премьер–министр. Но

Разумеется, все это происходило с молчаливого одобрения Назарбаева, которому просто хотелось поиграть на нервах главного нефтяника и его американского друга: мол, не расслабляйтесь, и вам можно найти замену. Гиффен пошел в ответную атаку. По его сценарию создан Госкоминвест — своего рода второе правительство, которое не подчиняется премьер–министру, а только его первому заместителю, который в свою очередь, был напрямую подчинен президенту.

Новому суперминистерству, во главе которого назначают назарбаевского родственника Есимова, передаются все полномочия по работе с иностранными инвесторами.

Кажегельдин пропускает на нефтяном фланге удар за ударом.

Вскоре подковерная борьба заканчивается. Нурлан Бал–гимбаев становится новым премьер–министром. Кажегельдина освобождают от должности «в связи с болезнью», и он быстро уезжает за границу.

Это была классическая игра Назарбаева: стравить между собой два могущественных клана. Каждый из них вынужден терять силы на борьбу с другим и кланяться хозяину с мольбой о поддержке. А когда такая поддержка приходит, они должны чувствовать — и демонстрировать — вечную благодарность ему. Хотя вся заслуга президента в этом случае состоит в том, что он загнал в конуру спущенных им же самим домашних собак.

В те годы тактика срабатывала особенно эффективно: местные олигархи еще не выросли до такого уровня, что их уже никуда не сдвинуть. Еще не все природные богатства были розданы, и претенденты на лучшие места у кормушки готовы были служить президенту верой и правдой, лишь бы он кинул им кусок мяса пожирнее.

Но с каждым годом ситуация менялась, и сейчас она такова: круг олигархов определился, они распределили между собой уже всё, что в этой стране было интересного, так что президенту уже нечего подкинуть к их праздничному столу. Теперь он может держать их в повиновении только страхом: они должны трепетать, что против них будет запущен механизм репрессий, апробированный на мне и моих партнерах по бизнесу.

Только сам Назарбаев прекрасно понимает, что в борьбе со мной он одержал пиррову победу — если это вообще можно назвать победой. Да, он отобрал все мои частные предприятия, забрал все медиа–ресурсы, посадил моих друзей за решетку, разрушил мою семью. Но чтобы добиться этого результата, ему пришлось задействовать все ресурсы: государственные СМИ, силовую машину — КНБ, прокуратуру, полицию и судебную систему. В результате гора родила мышь в виде сфабрикованных процессов, которые не убеждают ни граждан Казахстана, ни, самое главное, международное общественное мнение.

Второй такой кампании система Назарбаева, наверно, не выдержит.

Я никогда не был олигархом. Я работал на государственных постах, а до этого занимался бизнесом, не имевшим ничего общего с продажей национальных ресурсов. Мои фирмы не были накачаны природными богатствами.

Как только система повернется против того, кому Крестный Тесть отдал контроль за недрами страны, она встретит ожесточенное сопротивление. Миллиарды долларов могут сделать свое дело, прокуроры перестанут выполнять приказы, судьи перестанут отвечать на звонки из Астаны, правительственные журналисты «случайно попадут на больничную койку».

Назарбаев все это хорошо знает. И поэтому мое дело так напугало его: неужели вся государственная машина не может справиться с одним его бывшим родственником? А что же будет, если дело дойдет до олигархов?

Но тогда, десять лет назад, для президента все было значительно проще. Он легко стравил Балгимбаева и Кажегельдина и наблюдал на отдалении за их борьбой, рассчитывая, что схватка истощит силы обоих.

Однако сохранить нейтралитет ему не удалось.

Амбициозный премьер отставал от Балгимбаева по объемам нажитого капитала (хотя тоже был далеко не беден после проведенной приватизации), но сильно опережал его в политических амбициях. Шел 1997‑й год, и Кажегельдин становился все влиятельнее и популярнее. Страна начала выбираться из экономического кризиса, либеральные реформы сработали, а все политические дивиденды от этого доставались не главе государства, а расторопному премьер–министру.

Последней каплей стал визит Акежана Кажегельдина в Соединенные Штаты в 1995 году, где его принимали в Белом доме как реформатора, друга Запада и чуть ли не с почестями, как главу государства. Президенту сразу доложили, и он увидел, что ему есть замена, с которой согласятся и Россия, и Америка. А конкуренция — это совсем не то состояние, которое доставляет Крестному Тестю удовольствие.

Он, как в мультфильме про Маугли, не хочет, как старый Акела, промахнуться. Ему надо всегда бить на упреждение, причем всегда чужими руками.

Сначала он еще хотел решить проблему по–хорошему. Ему было достаточно, чтобы Кажегельдин публично, в прессе, заявил о своем отказе от амбиций на президентский пост. Дескать, он занимается только экономикой, признает в Назарбаеве великого лидера и никогда не будет соперничать с ним за первое место на политическом Олимпе.

Президент вызывает Акежана в свое личное охотхозяйст–во, заповедник «Кара — Ченгель» и устраивает дружеский ужин с большим количеством заморского виски и отечественной водки. Этот метод он позаимствовал у своего свергнутого учителя Кунаева, который верил в русскую поговорку «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», а еще знал, что сто граммов способны растопить любой холодок в личных отношениях. Ему хотелось верить, что его окружают друзья, а не просто подчиненные — оттого он и проводил всегда столько времени со своим ближайшим окружением.