Орлы над Хинганом

Некоторые бойцы потянулись посмотреть на шелковку, но бдительность стала второй натурой Тихонова. Он зажал шелковку в руке.

— Голубь этот, товарищи, не простой, — проговорил Тихонов. — Он летел из-за границы, и, по-видимому, не с пустой вестью. Что это за весть — трудно сказать, но одно ясно: в наших краях бродят чужие люди, и нам надо быть начеку.

Бойцы посмотрели друг на друга, потом на Тихонова, и один из них простодушно признался:

— А мы-то, простофили, думали, что капитан эту птичку себе на жаркое ловит.

Бойцы поговорили о голубе еще несколько минут, и Тихонов приказал возобновить прерванную работу.

Разошлись без особого желания, и разговор о взволновавшем всех происшествии продолжался.

— Вот видел, Шлёнкин, что делается? — долбя землю ломом, говорил Егоров. — Ты о фронте мечтал, о западе, а, гляди, и тут нам найдется дело.

— Самураи — пакостная порода. Раз они в прошлые годы задирались, теперь от них хорошего не жди, — сказал Петухов.

— Шибануть их шибче надо. Мы им в тридцать девятом году на Халхин-Голе показали такой «банзай», что они и ног не унесли, — заговорил смуглолицый и веселоглазый Прокофий Подкорытов.

— Смотри, ребята, капитан куда-то на коне поехал, — сказал Соколков, приставляя ладонь к глазам.

Бойцы оторвались от работы. Тихонов ехал по пади на низкорослой рыжей лошадке, а вслед за ним, неловко подпрыгивая в седле, торопился коновод. По его мешковатой посадке чувствовалось, что коновод был из молодых бойцов.

— Наверное, он начальству шелковку повез, — высказал свое предположение Егоров.

— Скажите-ка: в этих местах, кроме нас, стоит кто-нибудь? — неопределенно махнув рукой, спросил Шлёнкин.

— Говорили, будто неподалеку дивизия стояла, да ушла на днях на запад, — проговорил Соколков.

— Выходит, что, если японец пойдет войной на Советский Союз, мы первые его встретим, — сказал Егоров.

— Выходит, так, — подтвердил Василий Петухов и, взглянув на Подкорытова, спросил:

— А что, Прокофий, японец силен, нет ли?

— Ну как тебе сказать, — против обыкновения вполне серьезно, без всяких чудачеств проговорил Подкорытов, — с нами их не сравнишь, но и шапками японца не закидаешь, братуха. Солдат у них обучен, втянут и, сказать по правде, драться умеет.

— Ну вот, обученных красноармейцев всех отсюда на запад угнали, а мы что? Ни то ни се, — проговорил Шлёнкин.

— Далось тебе одно: не обучены да не обучены! — живо отозвался Подкорытов. — Мы в тридцать девятом году на Халхин-Гол приехали тоже не бог весть какие. А как начали воевать, быстрехонько обучились. Бывало, как пойдем врукопашную, самураи повертывают и так улепетывают, что аж пятки втыкаются.

Подкорытов употребил тут несколько непечатных слов, от которых даже сумрачный Шлёнкин залился веселым смехом.

— Гляди, ребята, гляди, верховые! — воскликнул Соколков.

В самом деле, на вершине одной из сопок показались двое верховых. Должно быть, увидев их, Тихонов повернул свою лошадь и помчался к ним навстречу.

— Да это пограничники! Видите, макушки у фуражек зеленые, — щуря свои острые, веселые глаза, сказал Подкорытов.

Вскоре пограничники и Тихонов съехались, спешились и, оставив лошадей под присмотр молодого коновода, отошли в сторону и остановились, разговаривая.

Бойцам было теперь не до работы. Неотрывно они наблюдали за тем, что происходило там, на вершине сопки. Они видели, что вначале пограничники долго и внимательно рассматривали голубя и шелковку, потом они что-то рассказывали Тихонову, и тот часто вскидывал руками, а затем, нагнувшись, черенком плетки долго вычерчивал на песке какой-то чертеж.

Наконец разговор закончился. Тихонов пожал руки пограничникам, и они вскочили на лошадей. Переждав, когда они скроются за сопкой, Тихонов сел в седло и помчался под гору, к своей палатке, с такой быстротой, что страшно было смотреть.

— Отчаянная головушка! — с мальчишеской завистью сказал Соколков. Егоров мысленно повторил его слова и подумал: «И скачет он так не из пустого азарта, как не зря он ловил этого злополучного голубя…»

5

Тихонов пробыл в палатке несколько минут. Он вышел оттуда вместе с младшим лейтенантом Власовым, голос которого разнесся по всей пади:

— Прекратить работу и построиться!

Работа у котлованов была начата недавно, и эта внезапная команда о построении всех озадачила.

Шлёнкин отбросил лопату и, встревоженно глядя на Филиппа, спросил:

— Что, Егоров, война?

— Черт ее знает, все может быть, — стараясь казаться спокойным, сказал тот.

Когда батальон выровнялся, Власов подал команду «смирно» и обратился к комбату с рапортом:

— Товарищ капитан, батальон построен для следования на выполнение боевой задачи.

Тихонов осмотрел батальон придирчивым, оценивающим взглядом опытного командира, негромко сказал:

— Вольно!

— Во-ольно-о! — протяжно и звонко прокричал Власов.

Однако бойцы продолжали стоять не шелохнувшись. Они слышали, как Власов, отдавая рапорт капитану, сказал: «Батальон построен для следования на выполнение боевой задачи», — и ждали, что скажет Тихонов.

— Японцы подтягивают на нашем участке свои силы, — сказал Тихонов, поглядывая в сторону границы. — Может случиться, что они полезут на нашу землю, и тогда нам придется драться. Через час мы выступаем занимать рубеж. Проверьте и подготовьте оружие. Лица, окончившие высшие учебные заведения, ко мне, остальные — рра-зойдись!

Бойцы кинулись к своим винтовкам, стоявшим в разных местах в козлах, а Филипп Егоров и еще двое бойцов подошли к Тихонову.

— Военные дисциплины в вузе проходили? — спросил он одного из подошедших к нему бойцов.

— По болезненному состоянию здоровья в то время от сдачи военных дисциплин был освобожден, — ответил боец.

— Идите, — слегка кивнул головой Тихонов, давая бойцу знать, что разговор с ним окончен, и обратился к другому бойцу:

— А вы?

— Я заканчивал институт заочно, без отрыва от производства, и военных дисциплин не сдавал.

— Так. Идите, — сказал Тихонов и, проводив бойца взглядом, спросил:

— Ну а вы, Егоров?

Филипп про себя отметил, что Тихонов обладает отличной памятью, так как помнит его по одному мимолетному разговору, состоявшемуся еще в дороге.

— Я сдавал все военные дисциплины, проходил трижды лагерные сборы, был аттестован на комвзвода после специальной стажировки, — проговорил Филипп.

— А почему вы призваны как рядовой? — спросил Тихонов.

— Не знаю, военкомат, — неопределенно пожав плечами, сказал Егоров.

— Ах, эти военкоматы! Не научились еще они четко работать! — вздохнул Тихонов. — А какова ваша гражданская специальность? — почему-то очень строго осведомился он.

— Я учитель географии и любитель-селекционер.

— Что же вы вырастили?

— Я пытался вывести устойчивые северные виды пшеницы, — торопливо сказал Егоров, понимая, что не это же главное в их разговоре.

— Вот как! Интересно! — с воодушевлением сказал Тихонов, и по его возгласу Филипп заключил, что, начнись этот разговор в каких-нибудь подходящих условиях, Тихонов с удовольствием пустился бы в обстоятельные расспросы.

— Ну вот что, географ и селекционер, — помолчав немного и в упор глядя на Егорова своими пристальными глазами, проговорил Тихонов, — вы приобретете сейчас еще одну специальность: я назначаю вас командиром третьей роты.

Егоров до того был этим изумлен, что в первые мгновения не нашелся что сказать. Он стоял молча, с полуоткрытым ртом, и краска заливала его узкое, худое лицо.

— Как, как… вы сказали? — заикаясь, с усилием произнес Егоров.

— Вы примете команду над третьей ротой, — повторил Тихонов.

— Но я… я и взводом-то только на стажировке командовал, — растерянно поглядывая на Тихонова, проговорил Егоров.

Тихонов как-то сразу нахохлился, отчего вид его стал крайне угрюмым и озабоченным.

— Иного выхода, Егоров, нет. Батальон сформирован, а командиров не хватает. Я сомневаюсь, чтоб нам прислали их даже в ближайшие недели.