Страница 7 из 15
Первые публикации Бодлера. Но не стихов, а критических заметок о Салонах (художественные выставки: пробиться на них было для художника то же, что для поэта напечататься), причем хвалит молодых неизвестных авторов и нападает на маститых. Лишь один журнал взял заметку Бодлера, да и то потому, что она понравилась постоянному писателю этого журнала Шанфлери. Тот даже одобрительно написал в рекомендации: "Господин Бодлер-Дюфаи пишет так же смело, как Дидро, хотя и не прибегает к парадоксам". Удивительно, но Шанфлери даже по такой статейке сумел уловить характерную черту будущего Бодлера. Писателя может понять только писатель, а уже потом к этому пониманию присоединиятся издатели и читатели.
Эти мелкие публикации были настоящей писательской мастерской для Бодлера. Именно в них он отрабатывал ставшие характерными для его творчества мотивы и приемы. "Перед нами драма, острая драма во всем своем жалком ужасе... в картине нет ничего тривиального или отталкивающего В холодном воздухе этого помещения с его холодными стенами, над этой холодной и ужасной ванной витает душа", -- пишет он о давидовой "Смерти Марата".
А еще Бодлер давал советы влюбленным в своей потом ироничной и острой манере: "У некоторых людей, более любопытных и пресыщенных, удовольствие от обладания уродством восходит к еще более загадочному чувству, каковым является тяга к неизвестному и пристрастие к ужасному" (ни дать ни взять Карамазов-старик).
Байрон начал публикацию "Чайльд Гарольда". На это дело его спроворил друг, который сначала резко раскритиковал стихи поэта, который тот вынес ему на суд. "Нет ли у тебя еще чего". -- "Да вот несколько стихотворных зарисовок мест, где я только что был". Друг прочитал их и в этот же день сказал, что из этого может получиться неплохая поэма. Байрон поверил далеко не сразу, и лишь через несколько месяцев решился отдать выросшие из этих зарисовок 2 песни будущей поэмы в печать. Издателя также нашел друг Байрона -- Доллас. Заметьте, поэма родилась не из идеи и не из замысла, а из разрозненных поэтических заметок, которые поэт потом объединил композицией и придал единый смысл.
Ду Фу проваливается на государственном экзамена, который давал право соискателю влитья в бодрую армию императорских чиновников. От соискателя требовалось умение четко излагать свои мысли, умение пользоваться поэтическими фигурами, умение комментировать классические конфунцианские и даосские тексты. Экзаменатор похвалил сочинение Ду Фу и назвал его автора самым талантливым из соискателей. И поставил ему, выражаясь нашим языком, жирную двойку. Поскольку ихний экзаменатор не то что у нас "ваш формат не соответстует нашему изданию", или "ваш материал нас не заинтересовал", должен был обосновать свою оценку, то он разъснил. Ду Фу нарушил правило тройной простоты: простота в выборе слов, простота изложения, простота и доступность излагаемых мыслей. Поэт же употреблял редкие слова, давал чересчур тонкие аллюзии, и -- главный грех -- допускал игру словами. А игра словами недопустима для чиновника, ибо за ней могут крыться всякие двусмысленные мысли и ненужные аллюзии.
25 лет. Вот только что дебютировал Джон Китс, а уже выходит 3-я и, как оказалось, последняя книга его стихов "Ламия". Поэт отправляется лечиться в Италию, но и уже и Италия не в состоянии спасти его окончательно подорванного нищетой здоровья.
Большую роль всегда в судьбе поэта играли меценаты. Беранже, уже известный в парижских кабачках поэт -- не иронизируйте: парижские кабачки -- это не русские пивнушки, многие из них были своеобразными поэтическими клубами (музыкальными, научными, шахматными -- они разделялись по интересам) и добиться известности в кабачке -- было равносильно тому, чтобы сделать шаг на пути к славу -- все не может найти себе устойчивой работы.
В отчаянии он пишет Люсьену Бонапарту с просьбой о хоть каком-нибудь месте. К письму прикладывает две свои поэмы. Ответ был на удивление скорым. Через два дня, когда он чинил панталоны запыхавшаяся привратница вручает ему письмо с незнакомым почерком. Поэт с трепетом разорвал конверт и прочитал: "Гражданин! Сенатор Люсьен Бонапарт получил и с интересом прочел поэмы, присланные вами. Он с удовольствием примет вас, чтобы побеседовать об этих поэмах. Его можно видеть днем с 12 часов до 2-х. Свидетельствую вам мое почтение. Секретарь Тьебо. 21 ноября 1805 года"
Удивительно, но Беранже был принят на службу. Удивительно здесь то, что литературные вкусы мецената и поэта совершенно не совпадали. Л. Бонапарт предложил Беранже написать что-нибудь из римской истории и дал сюжет - "Смерть Нерона". Писать следовало в возвышенном, классическом стиле. Это вовсе не вязалось с характером Беранже. Тем не менее он принялся за "Смерть Нерона" и, будучи ловким версификатором, написал около трехсот стихов. После этого хоть режьте, дальше не шагу. В торжественной музыке поэмы то и дело проскальзывали фривольности, от которых брата императора коробило. Тем не менее от службы он Беранже не отстранил -- где бы найти таких меценатов.
А вдобавок опираясь на покровительство Люсьена и протекцию своего друга Эврара, Беранже получил место в бюро художника Ландона. Ландон предпринял издание в нескольких томах снимков с картин и статуй Луврского музея, обогащенного войнами Наполеона. На обязанности Беранже лежало составление пояснительного текста. Тот же Ландон издавал еще "Историческую галерею знаменитых людей", а по совету зятя прибавил к ней "Галерею мифов". Беранже взялся за составление этих очерков и написал несколько сот страниц об Ахиллесе, Аполлоне, Тезее и других, но "Галерея мифов" так и осталась в портфеле издателя.
Алан Рамзей возвращается в Эдинбург и открывает книжную и художественную лавку в самом центре города. Дела сразу же пошли успешно. Рамзей был и художником, и поэтом, но и тем и другим не очень, зато обладал благожелательным, общительным характером. Его лавка стала настоящим литературным клубом, где он раз в неделю собирал эту нищую братию, поил и кормил ее, а в остальные дни недели давал ей возможность бесплатно -- а книги тогда стоили очень дорого -- пополнять свое образование. Из этой лавки вышла целая плеяда шотландских поэтов. Посещал эту лавку-клуб и Роберт Бернс во времена, когда Рамзей уже давно сошел под мрачны своды, а дело его рук все еще жило.
Бодлер публикует первое свое стихотворение (первая публикация, но далеко не первое из написанных,а уже совершенно зрелое) "Дон Жуан в аду":
С грудями тощими и в одеяньях рваных Под небом траурным клубился женщин рой, И, как последнее мычанье жертв закланных. За дон Жуаном плыл их заунывный вой.
"Вы воспеваете плоть без особой любви к ней, как-то печально и отстраненно, что мне симпатично. В Вас есть твердость мрамора и способность пронизывать человека насквозь, как у английского тумана", -- писал поэту через несколько лет Флобер.
(Правда, в другом месте я прочитал, что первая публикация Бодлера имела место годом раньше и называлась "К моей даме креолке". Ничего удивительного: все эти публикации рассовывались по мелким парижским журнальчикам и газетенкам, которые так же быстро и во множестве возникали, как и гибли).
Элюар своими приятелями Арагоном, Супо и Бретоном вовлекается в группу дадаистов, вернее дадаисты втягивают его к себе, ибо это были нищие поэты, а Элюар происходил из обеспеченной семьи и печатался за свой счет. Элюар основывает издательство, которое становится органом дадаистов.
26 лет. Поэты рано расцветают и рано угасают. Рано расцветали, и рано угасали, ибо в наше время они угасают долго и нудно, и при этом не расцветают совсем. Христиан Моргенштерн же в 26 лет если и пишет стихи, то никто об этом не знает. Он предпочитает войти в литературу с заднего крыльца, как издатель. И пока переводит и издает на немецком северных гением Ибсена и Стриндберга. В этих его пленяет античный дух, не по форме, а по сути. "Чем занимались античные боги?" -- спрашивает он и сам же отвечает: "да тем что насмешничали над потугами неизбежными простых людей. Так же и Ибсен охальничает над своими согражданами. И это придает его произведениям терпкий дух античной трагедии ("was taten die alten Griechengotter anderes, als (scheinbar) kalt und spottisch das Treiben der Sterblichen betrachten, im Bewusstsein der Notwendigkeit aller Dinge. - So steht Ibsen vor seinen Mitmenschen. Der herbe Duft einer gewissen Lacherlichkeit, welche das Ke