Страница 3 из 26
Поиски не дали результатов, Корнеев как сквозь землю провалился. Эдик Амперян стал подозревать, что это была ловушка, устроенная сверженной Тройкой в порядке мести. Однако доказательств не было. Кабинет Витьки был заговорен и опечатан, рыба сдана в столовую, диван забрал себе Володя Почкин. От Вити остались шесть первоклассных кремниевых дублей, которых разобрали по отделам, ими до сих переругиваются во время междоусобных дрязг и выбивают оборудование у Модеста Матвеевича. Но я все равно верю, что он жив, просто где- то далеко.
Так что никто уже не опишет наши приключения в последние полвека, кроме меня.
- ... говорит, Герасим утопил Муму знаешь за что? Сашка, ты не слушаешь! Потому что... Стелла откинулась на коленях и зашлась в беззвучном смехе. Я хмыкнул на всякий случай, хотя опять отвлекся и не услышал ни слова. - Ой, не могу! Кстати, прабабушка приглашает на пирожки в пятницу. И не вздумай опять отказаться, а то отваром напою, воспылаешь...
Третья причина - уважаемая треклятая Наина Киевна. Она сверхдальняя пятой воды на киселе родственница моей Стеллочки, и мнит себя пра-в-эннойстепени-бабушкой нашего Ромки. Она почти не изменилась, только нос высох и из ятагана превратился в клюв стервятника, на голове повязана неизбывная косынка, теперь с надписью " I hate everyone". События девяностых окончательно ее подкосили, она потеряла очередное "состояние", топила ваучерами, вызверилась, почти не выходит из Изнакурножа, только приходится возить ее на Лысую гору два раза в год. Один раз на курорт, второй на их так называемый шабаш вместе со Стеллой. Там нашли горячие минеральные воды, отстроили дом отдыха для пенсионеров-ветеранов магии и чародейства. Однажды я там заглох, пришлось остаться на ночь, посмотрел я на их шабаш, и смех и грех, честное слово.
Ромка как-то ночевал у прабабки и оставил томик "Понедельника". И что вы думаете, взбрело старухе, что книгу про Институт написал я, а не братья-писатели, и сколько я не убеждал упрямую алчную каргу, она в это так и не поверила. Кто-то сказал ей намедни полвека назад, что писателя гребут огромные деньги и получают Сталинские премии, и она стала брать меня измором.
На прошлой неделе я обнаружил на кухонном столе желтую от времени выписку из какого-то прейскуранта, заботливо запаянную в пластик. Она гласила:
"...вручаются денежное вознаграждение, диплом, почетный знак лауреата Сталинской премии и удостоверение к нему, а также фрачный знак.
Лауреат премии имеет льготы в виде упрощённого получения звания ветерана труда. Так же имеет дополнительное обеспечение в виде 330 процентов от размера социальной пенсии. "Триста тридцать процентов" и "пенсии" были жирно подчеркнуты фиолетовым химическим карандашом. Самое ужасное, что она и Стеллу умудрилась охмурить и я ее отчасти понимаю, на зарплату учителя литературы и мои гроши особо шиковать не приходиться, так что я затеял эту свою эпистолярию также и для Стеллы, для нее я все сделаю.
Есть еще одна причина, главная, по которой я взял в руки перо. Дело в том, что я ЭТО опять начинаю чувствовать, спустя столько лет, я уж думал, повезло мне, пронесло. А позавчера утюг сломанный в руки взял, и понял, - все, приехали. И Стелла уже заметила, но пока молчит. Напишу и об этом, если успею.
***
Максим Палатенко по прозвищу "Индеец" снял бандану, вылез из черной кожи и посидел, отдыхая. Затем двинулся к книжным полкам, обнял ладонью ДНК - сканер и шагнул сквозь синее и вязкое. В типи он подошел к лежащему на сундуке Коммуникатору и почесал его за ухом. Тот мурлыкнул, открыл зеленый глаз и сказал: "Шеф, Тайанита". - Воспроизведи второе, - попросил Максим. - Будь добр. Коммуникатор помолчал, подчеркивая свою значимость, и по комнате поплыл родной певучий говор. Максим присел на шкуры и, покачивая от удовольствия головой, слушал о том, как она скучает и как она лучше всех танцевала на празднике Киналда, даже лучше, чем задавака Кимэма. И когда же он приедет в отпуск, и она ему кое-что смастерила своими руками, но она не скажет, пока он не приедет, потому что это секрет, это ноговицы, украшенные бисером, ракушками и иглами дикобраза.
Прослушав послание шефа, Максим враз посерьезнел и мрачно задумался.
С Координатором Севера он связывался только в экстренных случаях, когда миссия оказывалась под угрозой.
***
Мемуар Александра Привалова
Сегодня среда, мой рабочий день. Никогда не думал, что буду заниматься пыльным бумагооборотом. Но времена меняются ет нос мутамур ин иллис.
Вычислительный зал мой приказал долго жить, Институт теперь напрямую подключен к суперкомпьютеру Тьянхэ- 2, который делает (что до сих пор не укладывается в моей голове), тридцать четыре триллиона операций в минуту. И обслуживает наш терминал протеже госпожи Хунты, хамоватый подросток со странностями.
Обязанностей у меня немного, можно пересчитать по пальцам. Одна из них звучит так: доставка архивных документов в═отделы, из═которых поступил запрос.
Я всегда делаю это сам, хотя могу посылать дубля. Радуюсь возможности размять старые кости, поболтать с сотрудниками.
Сегодня пришел запрос в том числе из отдела Линейного Счастья. Когда то он был моим любимым. Теперь здесь уже не пахнет фруктами и сиренью, канули в лету квартальные обязательства повысить на эн процентов душевный тонус рабочих коллективов. Девушки работают, как и раньше, симпатичные, но даже если бы у меня не было моей Стеллы и я был на сорок лет моложе, я не стал бы заниматься флиртом ни с одной из них - не могу объяснить почему. Вроде руки, ноги, все на месте, неброский макияж, добротная, видимо, дорогая одежда, но я как маг средней руки ощущаю отрицательную эманацию. И она посылает следующий сигнал - счастье не начинать понедельник в субботу, а суметь дождаться пятницы. И вообще у них взгляд похож на магазинный сканер, который считывает штрих-код на лбах мужиков. И они строят либо не строят планы.
Эх, как раньше было! Разве мерили нас наши девушки сообразно зарплатам? По наличию айфона? Разве говорили нам "Зая (брр!), хочу в Париж на шоппинг"? Наши девушки ценили эрудицию, чувство юмора, гордились, если их парень сдал нормы ГТО и получил значок первой степени.
Теперь в отделе производят не экстракт детского смеха, а фасуют и продают наркотический чай пуэр. Я знаю, что есть лаборатории, где готовят менее безобидные микстуры счастья, но вход в них заговорен и возле них дежурят ифриты в камуфляже и с травматическим оружием.
Крышует отдел Линейного счастья майор Сергиенко Э.У., сын того самого.
Я кряхтя поднялся из своего подземелья на первый этаж, прошел в отдел и собрался было уже отдать папку Верочке, как дверь открылась и вышел сам Федор Симеонович.
- Александр Иванович, утро доброе, зайди к-ко мне, потолкуем, - он пропустил меня в кабинет и изолировал двери печатью Гарпократа.
За столом сидели Кончита Кристобальевна Хунта, Роман Ойра-Ойра, в кресле для посетителей устроился лысый человек в костюме и смотрел, отвернувшись, в окно. Даже когда он сидел было видно, как он огромен.
Кончита Кристобальевна холодно кивнула и привычно окинула меня взглядом, как бы определяя обьем необходимого количества пенополиуритана. Роман помахал рукой. Я сел за стол.
- Д-давайте сразу к делу, - предложил Федор Симеонович. - П-прошу высказываться.
- Александр Иванович, вы знаете Максима Палатенко?- осведомилась Хунта. Начало мне уже не понравилось, допрос какой-то, но я решил пока потерпеть.
- Это друг моего внука, - ответил я. - А в чем собственно, дело? Мне еще в три отдела нужно.
- Саша, извини, тут вот какое .., - начал Роман.
- Прошу прощения, - перебил его человек в костюме. - Да, Александр Иванович,
п-познакомся, - с видимой неохотой представил гостя Федор Симеонович. - Это Бронислав Валерьянович Вепрев, наш куратор. Человек встал и я сразу узнал его. Это был Архипов, постаревший на десяток лет. Он посмотрел мне в переносицу своими кошачьими глазами, слегка улыбнулся, кивнул и положил на стол лист бумаги. Я меня на секунду померкло в глазах, но тут же прошло. Я ожидал эту встречу полвека и был к ней полностью готов.