Суета вокруг глобуса

Свидетельство Подводника

Привалов

Александр Николаевич

Навсегда запомните этот день 12 Октября 1962 г. Место ему с самыми волнующими, значительными событиями Вашей жизни. Сегодня Вы торжественно посвящаетесь в ПОДВОДНИКИ и обязаны с честью пронести это почетное звание через преграды и испытания.

Гордитесь! Отныне Вы принадлежите к племени несгибаемых, стойких и отважных, дерзких и находчивых моряков-подводников Северного Флота. Носите это звание с гордо поднятой головой!

Широта 69╟14′44″═с.═ш. Долгота 33╟13′21″═в.═д Глубина 400 м.

Командир ДПЛ Б -59

Капитан 2 ранга В. Савицкий

***

Пьер ходил вокруг корнеевской инсталляции, прищурившись и постукивая себя по голому колену хворостиной.

- Это дракон? - он указал на правый фланг. Виктор неуверенно кивнул. - И все остальное мне понятно, вот видишь, р-р-ребус, а говорил, не сможешь. Мальчик остановился. - Кроме вот этих, смотри, целых восемь, и в каждом сне они появлялись. Кто это такие? - Корнеев пожал плечами.

- Представь себе, пеликаны. Преследуют, как нарочно, в каждом эпизоде, черт их знает, что к чему и зачем они. Ерунда на постном масле. Мальчик сел, наморщил лоб. - Это не ерунда. А кто такой пеликан?

- Птица такая, прожорливая, но очень, как бы это сказать, с материнским инстинктом. Утят своих, то есть детенышей сильно любит, ради них жизнь отдаст...Мальчик вскочил, потом опять сел, глаза его потемнели, он произнес женским голосом, - Шура! Где ты? Ты с малышом? Что с кораблем? Пьер посмотрел на Корнеева. - Виктор, я понял, почему ты видел эти сны и зачем ты здесь...

***

Последний мемуар Александра Привалова.

Когда мы были уже в Саргассовом море, командир лодки капитан Савицкий, вскрыв секретный пакет еще в Кольском заливе, объявил наконец команде, что идем мы не на Север, а совсем даже на Кубу, причем скрытно и с нами еще три подлодки. Я сначала обрадовался - солнце, песок, ром, мулатки! Потом Роман мне объяснил положение вещей, и я приуныл. Впрочем, особо унывать времени не было - меня обязали овладеть азами какой-нибудь военно-морской профессии, дали на выбор четыре - торпедиста дизелиста, гидроакустика и сигнальщика, я выбрал торпедиста и сигнальщика, выдали мне прожектор и заставили зубрить семафорную азбуку. Да и аппаратура, как проклятая, выходила из строя по десять раз на дню, я не вставал из-за стола, паял, ремонтировал, заменял. И в какой-то момент появилось у меня ощущение, что не может это быть ни текущим ремонтом, ни плановой настройкой. Не способен один и тот- же транзистор перегорать так часто, я все схемы прозванивал регулярно вдоль и поперек. С другой стороны, никто не мог зайти в мой отсек, я там торчал безвылазно сутками. Поделился с Ромкой, тот доложил командиру, и я с ним имел беседу. - А как ты думал, студент, почему мы тебя с материка выдернули, - разъяснил капитан. Именно потому, что у нас поломки аномальные, мы и сами не знаем, в чем дело, и нет времени разбираться в причине, сиди, знай, и налаживай, Родина тебя не забудет. Правильно, Василь Саныч? Стоявший рядом рослый офицер ответил, что "так точно".

После этого разговора все и началось. Я возвращался к себе на станцию, вдруг что- то как вдарит сверху, и сразу заголосила рында. Все забегали, но как-то слаженно, целенаправленно, как на учениях, мне приказали не путаться по ногами, а сидеть у себя. Я пять минут походил из угла в угол, еще три взрыва прогремели, чувствую, нет, не могу, нервов не хватает, прокрался в носовой торпедный отсек и сел возле системы наведения, тестер достал, будто проверяю. Все во мне горело и бушевало, я был уверен, что началась война, нас обстреливают глубинными бомбами и искренне жаждал, чтобы кто - нибудь прямо сейчас нажал на все пусковые красные кнопки на всех пультах. Я за эти две недели не пропустил ни одного политзанятия, там мне и остальным, кто был не в курсе, Вадим Павлович глаза открыл на американскую военщину, как ихние ястребы исподтишка свои ракеты по всему миру понавтыкали, в Западной Германии "Першинги", в Турции и в Италии "Юпитеры", и в Греции и еще там где-то. Но мы тоже не лыком шиты, говорил товарищ Орлов, мы ровно год назад, в октябре, на полигоне "Сухой Нос" испытали Царь-бомбу АН602, она же "Кузькина мать", в сто мегатонн! Так что нас не запугать, мы готовим Штатам на Кубе адекватный ответ, и если я говорю "мы", то я имею ввиду не только нашу славную Советскую Армию, но и лично наш доблестный экипаж, потому что даже наша "букашка", если надо... Тут он осекся тогда в середине речи, замолчал, а офицеры переглянулись. А уж что эти америкашки с нашим братским кубинским народом вытворяли, только за это нужно было эту "Кузькину мать" не на Новой Земле взрывать, а над Пентагоном. В общем, был я в то время очень политически подкованным молодым человеком и свято верил в то, что мы несем справедливое возмездие врагу.

Я сидел в носовом отсеке и думал про все это, как вдруг краем глаза заметил нечто, абсолютно не вписывающееся в аскетический, продуманный и лаконичный интерьер военной подводной лодки. Как если бы круглый герметичными люк, выдерживающими давление в десять килограмм на квадратный сантиметр, закрывался на деревянную ромбовидную вертушку деревенского нужника. На люке пускового аппарата одной из шести торпед висел замок. Обычный такой блестящий замок, на который запирают гаражи и сараи.

***

Пьер чувствовал себя все хуже. Он часто останавливался, садился на ледяной песок и тяжело дышал. Лицо его еще больше посерело и вытянулось. Спустя километр стало ясно, что ему не дойти. Мальчик положил голову на острые колени и посмотрел на Корнеева. Зрачки у него были расширены и Виктор впервые увидел в них страх и физическую боль, шрам на шее мальчика разбух и покраснел. - У меня так уже было, но тогда просто звали, звали...А сейчас как будто тянет меня назад, вот здесь нить... он показал на затылок и живот, - И здесь. Горячие, не пускают. Но я же был раньше, видел. Виктор присел рядом, тронул лоб подростка и отдернул руку. Его обожгло, как от раскаленной сковородки.

- Э, братец, да у тебя не температура даже, а доменная печь. Они посидели, наблюдая вдалеке ставшие уже привычной частью пейзажа гигантские "усы-антенны".

- Это твои приемные родители не пускают. Мальчик обернулся, равнодушно посмотрел на гигантские бамбуковые удилища.

- А далеко еще? - спросил Виктор.

- Недалеко, возле замерзшей реки, вон за теми... горами. Он как башня, ты увидишь. Лететь быстро.

- Лететь...Петя, давай я тебя провожу обратно и вернусь. Будем считать, что первая попытка не удалась, но это ничего, не страшно.

- Нет, я тебя жду здесь, - возразил Мальчик и лег, свернувшись. - Только ты побыстрей...

И Виктор пошел дальше один. Он шагал и шагал, огибал холмы, обходил овраги, заполненные чистым белым снегом, все дальше удаляясь от океана. Ему хотелось есть и пить горячее, но несмотря на требование к хозяевам, сухпаек ему не выдали. Наконец он увидел вдали серо-белый остов, совсем непохожий на башню, а похожий на выбросившегося на берег кита и вспомнил, что видел звездолет во время своей жесткой посадки. "Скоро все решится, - подумал он, и я буду дома, с этим чертовым глобусом или без него".

Пьер помог ему вспомнить Институт, бедного Федю и зачем он здесь, на этой стылой планетке, однако Корнеев так и не обрел утраченные магические способности.

- Магистр-р!, - произнес он вслух, выпустив облачко пара. Слово прозвучало в звенящей тишине чуждо и напыщенно.

Вблизи корабль казался огромным, как Ноев ковчег. К западу от него простиралась глубокая, уходящая за горизонт борозда. Исковерканный ржавый корпус искрился инеем, возле открытого люка виднелась красная надпись "Пилигрим П.П. Фобос". "Вот мы и до Марса добрались, - подумал он без энтузиазма. Виктор давно осознал, что находится в будущем, и решил пока не озадачиваться, каким образом. Если кто- то или что- то ведет его, он будет бездумно плыть по течению, а уж потом во всем разберется.