Театр встреч

Я вежливо улыбнулась тогда женщине. Мама и папа, перед тем как я отправилась в театр на занятие, посоветовали, как лучше заявить о себе, чтобы у меня не возникло конфликтов с ребятами и меня не загоняли в угол, как серую мышку. Вот только, жаль, они ошиблись. Либо это я слишком перестаралась в уверенности в себе.

Одному типу очень не понравилась самоуверенность одной наглой светловолосой девчонки, пришедшей к ним в театр как к себе домой, ‒ такой девочка показалась ему тогда, в их первую встречу. Ведь она никто в их театре, а точнее, кружке, и звать её тут пока никак, а он здесь уже больше полугода учится быть настоящим актёром, и отсюда напрашивается вопрос, откуда в ней столько уверенности, что она лучше других? Даже самый младший в их коллективе, одиннадцатилетний мальчишка, казался Вячеславу в тот миг гнева талантливее этой девчонки. Он поставил перед собой цель ‒ показать ей, кто здесь главный и напомнить, что она пока ничего не добилась, чтобы приходить вот так и заявлять о своём огромном таланте.

Возможно, Слава, у которого тогда, первого августа, были именины, не так понял девочку, но она сильно разозлила и одновременно заинтересовала его. Кто она такая и зачем пришла сюда? Какое право она имеет так пристально смотреть на него? Нет, царём императором Романов себя не считал, просто эта девочка вызвала у него какую-то нездоровую реакцию. В таком юношеском возрасте мальчишки часто путают ненависть с влечением. Ему казалось, хуже этой девицы нет никого. И хуже её улыбки а-ля "я-милая-добрая-и-талантливая-давайте-дружить", которую парень прозвал про себя оскалом хитрой лисы.

Так и зародилось это соперничество. Девочка Тоня и юноша Слава отныне стали друг для друга едва не самыми настоящими врагами, питающими друг к другу взаимную антипатию. Ребята в кружке прекрасно об этой взаимной ненависти знали и часто веселились по этому поводу. Народ любит зрелища, а подростки особенно обожают. Однажды две девочки пустили слушок, что это их Славочка и эта девчонка Тоня так выражают свои романтические чувства друг к другу, и некоторые претендентки на внимание Вячеслава Романова стали считать Тоню потенциальной конкуренткой, которую нужно срочно истребить и изолировать подальше от парня. Поначалу Слава, узнав об этих сплетнях, причём абсолютно неправдивых, разозлился и даже вознамерился поставить девчонок на место, потребовав больше не придумывать небылицы, но когда он увидел, как другие девочки из их группы отреагировали на такую новость, ему это даже польстило, и он перестал злиться. Ну а какому парню не понравится такое внимание?

Вот только слушок о его "симпатии", которую парень скорее назвал бы антипатией, к Тоне Высоцкой, он позже всё равно пресёк на корню, эта мысль его совсем ненормально волновала.

И сейчас, в прохладный октябрьский денёк, я почувствовала на себе тяжёлый будто вытягивающий душу из тела взгляд. Его взгляд.

Зинаида Николаевна оглядела нас с настороженностью и поинтересовалась:

‒ Готовы стать партнёрами, ребята?

На сей раз я не сдержалась. Нервный смешок вырвался из моей теперь едва заметно и ощутимо подрагивающей от волнения груди. Уверенности после выходок Славы Романова во мне с моего прихода сюда поубавилось. Вероятно, именно этого он и добивался, желая превратить меня в серую никому незаметную мышку, но я не позволяла. Я всё ещё была заметна и всё ещё лучше всех, не считая него и ещё пары человек, так сказать отличников нашего коллектива, выполняла упражнения, зачитывала стихи и произносила слова различных персонажей. Я не говорю, что была лучше него, у нас с ним разные стили и сравнивать тут, если честно, было бы неумно. Он ‒ один идеал. Я ‒ другой.

Нет, я не говорю, что он идеал, или я идеальна. Я имею в виду идеал актёра. А этих "идеалов" в актёрской жизни, по-моему, много.

Тем более нам так мало лет, мы только учимся. Рано делать выводы. Но он делал, тогда приходилось делать их и мне. Возможно, спустя годы выводы станут наконец настоящими и обоснованными. Но об этом никто не задумывался в эти мгновения.

Он же был куда эмоциональнее меня. Слава скрывать свои эмоции не любил, или просто не умел, поэтому при мимолётном взгляде на него я увидела эту до боли знакомую волнующую ухмылку на тонких губах.

Что он хочет этим сказать мне? Игра началась?

Мне не было страшно, но я насторожилась и сосредоточилась, выравнивая спину так, что со стороны могло показаться, будто бы я проглотила палку. Я должна достойно выглядеть в его глазах, в глазах окружающих, чтобы никто не усомнился в том, что я выдержу эту игру.

Я не хотела, очень не хотела кивать или говорить "да" первой, но он продолжал молчать, этим выставляя нас обоих в неудобном и дурацком положении. Он вынудил меня согласиться первой, господи, какой кошмар!

‒ Да, ‒ выдавила я из себя, понимая, что пути назад на отступление нет и не было. Если я откажусь от выступления, это явно не пойдёт мне на пользу. Так я смогу показать себя всем в кружке, а самое главное, обеим преподавательницам. Ведь настоящей роли у меня ещё ни разу не было.

Только тогда, когда я, не найдя другого решения и спасения от этой мучительной паузы, согласилась, он следом кивнул. Мой взгляд сосредоточился на золотисто-русых, почти каштановых коротких волосах, взлохмаченных по-хулигански на его голове. Он сидел спиной к окнам, и редкие лучи солнца игрались с его волосами...

А ухмылка продолжала играть на его лице.

‒ Вот и отлично, дорогие мои, ‒ обрадовалась нашему согласию Зинаида Николаевна, ‒ Вероятно, вам обоим не терпится узнать, какую постановку предстоит репетировать в поте лица? ‒ с весельем поинтересовалась у нас преподавательница. Конечно, я хотела узнать это больше всего на свете в ту минуту. Как и он. Я мечтала, чтобы постановка оказалась самой короткой постановкой на всём белом свете и совершенно простая, без любых движений и вмешательств в личное пространство друг друга. Только текст и строго текст. Его прикосновения ко мне я не переживу, даже не знаю, как буду на них реагировать, с отвращением и неприязнью, или с волнением, опаской, и даже страхом? Нет уж, мне достаточно его вечных прикосновений к моей душе, совершенно небрежных и мерзких!

‒ Не терпится, ‒ ответил он за меня на этот раз. Ну надо же!

Его голос уже давно прорезался и детским никому не казался, этот уверенный баритон я узнаю из тысячи, даже через десять или двадцать лет, когда мы оба станем по-настоящему взрослыми. Его голос будет жить в шкатулках моего то ли мозга, то ли сердца, то ли того и другого, всегда. Потому что голоса таких, как он, не забываются. Такие как он не забываются.

Зинаида Николаевна с нежностью преподавателя улыбнулась Славе. Меня начала давить жаба, потому что я на сто процентов считала, что этот парень не заслуживает такой улыбки и такого хорошего отношения к себе! И неважно, что он так по-издевательски плохо относится только ко мне.

‒ И мне не терпится узнать, ‒ выпалила я.

Слава хмыкнул в кулак, отведя от меня взгляд. Я с прищуром покосилась на его лицо. Хитрый подлый мальчишка, вот он кто!

‒ Тоня и Слава, вам я доверяю постановку "Ромео и Джульетта", а конкретно, диалог Ромео и Джульетты на балконе. Если вы читали книгу Уильяма Шекспира, или смотрели кино, вы сразу же поймёте, ребята, о какой сцене идёт речь, ‒ радужно улыбнулась нам преподавательница, думая, что эта новость покорила нас обоих до невозможности.

Она и покорила. В тот момент казалось, из меня выбили дух, или выкачали весь воздух. Я впала в полнейший ступор, замерев на стуле в одном положении с прямой спиной и расправленными плечами, сосредоточенным внимательным взглядом и сжатыми в тугую линию губами. Только если всмотреться глубоко в мои глаза, можно было увидеть то, что я на самом деле чувствовала тогда внутри: сначала пришёл шок, затем его сменило дичайшее недоумение, после в гости заявилось отвращение, ну и наконец-таки гнев. Гнев, пронзающий всё на свете за километры отсюда!