Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 112

Он умер в Мюнхене 4 января 1919 г. на 76-м году жизни, которая была посвящена политике и службе династиям Виттельсбахов и Гогенцоллернов. Историки отзываются о Гертлинге как о незначительном рейхсканцлере: «изношенный старик» или еще язвительнее — «беспозвоночный лакей».

Литература

Deuerlein Е. Georg von Hertling // Deutsche Kanzler von Bismarck bis Hitler. München, 1968.

«Калиф на час»

МАКС БАДЕНСКИЙ

(1867–1929)

Принц Максимилиан Александр Фридрих Вильгельм Баденский родился 10 июля 1867 г. в Баден-Бадене и был единственным сыном принца Вильгельма Баденского, старший брат которого Фридрих 55 лет занимал трон Великого герцогства Баден. После изучения права в Гейдельберге и Фрейбурге он стал, как и его отец, кавалерийским офицером в Лейпциге. С 1907 г. принц Макс являлся президентом Первой баденской палаты, но военную службу оставил в чине генерала только в 1911 г. Так как его двоюродный брат Фридрих, вступивший на баденский трон в 1907 г., детей не имел, то престолонаследником стал Макс.

Во время Первой мировой войны он работал в ведомстве по попечению заключенных. В начале 1918 г. Макс Баденский выступал как политический представитель либерального крыла немецкой буржуазии. В марте 1918 г. он передал рейхсканцлеру Гертлингу меморандум об «этическом империализме», который выражал взгляды главных представителей этого течения о достижении выгодного для Германии мира и преследовал цель оказать влияние на официальную политику. Макс Баденский в принципе был единодушен с целями экспансионистов. Однако он более реально смотрел на положение дел и поэтому рекомендовал более тонкие методы, например улучшить внутреннее положение Германии заявлением о независимости Бельгии, но сохранить там немецкое влияние. Эта концепция и его международные связи (он женился в 1900 г. на принцессе Марии Луизе, дочери герцога Камберлендского) привели во время острого кризиса к назначению принца 3 октября 1918 г. рейхсканцлером и прусским премьер-министром.

Макс Баденский

Обстоятельства назначения принца канцлером были таковы. 30 сентября Гинденбург выехал с кайзером в Берлин, где в лихорадочной спешке подыскивали такого рейхсканцлера, который от имени правительства согласился бы послать просьбу о перемирии. Наиболее перспективным для этого был именно Макс Баденский — его кандидатуру одобряли все буржуазные партии и социал-демократы. К тому же за границей его считали англофилом и противником крайне воинственных кругов. Макс Баденский имел наготове и правительственную программу. У нее был лишь один недостаток: она устарела, поскольку предусматривала не «предложение мира, а, скорее, самое определенное провозглашение военных целей, которые могут содержать крупные уступки врагам». Когда же Верховное командование оказало на принца давление, передав по телеграфу, что армия не может долго ждать, а кайзер поставил его на место словами: «Ты прибыл сюда не для того, чтобы чинить трудности Верховному командованию», — Макс Баденский попросил Гинденбурга письменно засвидетельствовать, что Верховное командование считает промедление с нотой о предложении перемирия роковым.





В ответ на это Гинденбург в ночь на 3 октября подписал подготовленный вместе с Людендорфом текст, в котором они настаивали на «немедленном обращении к противнику с предложением о мире», ибо, «как подсказывает здравый смысл, нет никакой перспективы заключить с врагом мир на наших условиях». Вместе с тем, чтобы оправдаться перед лицом истории, оба генерала попытались представить дело так, будто поражение пока не является свершившимся фактом и они просто хотели прекратить (пусть даже временно) военные действия из гуманных соображений. «Германская армия, — писали они, — все еще стоит плечом к плечу и победоносно отбивает все атаки. Но положение с каждым днем обостряется… В этих условиях необходимо прекратить борьбу, чтобы уберечь немецкий народ и его союзников от бесцельных жертв. Каждый упущенный день стоит жизни тысячам храбрых солдат».

Макс Баденский отошел от своей первоначальной программы, согласился с этим письмом, принял пост канцлера и направил президенту США Вильсону послание с просьбой о заключении перемирия. Хотя Пайер и остался в кабинете принца Макса в качестве вице-канцлера, центральной фигурой в правительстве стал правый социал-демократ Филипп Шейдеман.

После образования нового кабинета, отправки ноты с просьбой о перемирии и объявления о предстоящих изменениях конституции Людендорф вновь обрел свой прежний оптимизм. Он пытался создать впечатление, будто не Верховное командование, а парламентское правительство, состоящее из либеральных политиков и социал-демократов, заинтересовано в окончании войны любой ценой. Чтобы снять позор с Верховного командования и себя лично за ожидаемые тяжелые условия перемирия и мира, он изображал дело так, будто обращение с предложением перемирия не было срочным и войну можно было бы продолжать и даже надеяться на ее лучшее завершение в следующем году. Людендорф все время повторял: «…пусть те, кому мы главным образом обязаны тем, что дело зашло так далеко, теперь расхлебывают кашу, которую они заварили». Одновременно он заявил, что не боится никакого прорыва немецкого фронта, что при помощи умелой внутренней политики можно в течение нескольких недель прекрасно выйти из положения и правительство совершит ошибку, если капитулирует, не решившись на крайнее напряжение всех сил.

26 октября 1918 г. заболевший гриппом Макс Баденский, лежа в постели, совещался с вице-канцлером Пайером, министром иностранных дел Зольфом и министром финансов графом Рёдерном. «Вдруг, — писал он в воспоминаниях, — в мою комнату ворвался крайне возбужденный офицер: „Генерал Людендорф смещен“. — „А Гинденбург?“ — „Этот остается“. Господа вскочили: „Слава Богу!“»

Облегченно вздохнули не только три министра, но и все те, для кого личность Гинденбурга служила ширмой. По единодушному настоянию командующих фронтами преемником Людендорфа стал генерал Вильгельм Грёнер. Позже он писал, что, хотя фельдмаршал не был никаким полководцем и не имел ни малейшей жилки государственного деятеля, сам он «сознательно распространял славу старого Гинденбурга из политических соображений».

Если Людендорф служил прототипом ярого германского милитариста, одержимого манией победы, то Грёнер представлял тех военных, которые осознавали ограниченные возможности Германии и потому считали целесообразным частично отказаться от кое-каких целей и проводить более гибкую политику. Поэтому Грёнер уже в 1915 г. выступил против магнатов тяжелой промышленности и пангерманцев, упорно не желавших считаться ни с какими реальностями. Особенно хорошо осознал он тогда, со своей точки зрения, важную функцию социал-демократии, имевшей влияние на массы.

Когда началась революция, Грёнер счел необходимым, чтобы Верховное командование заключило союз с социал-демократией большинства. Совместные действия с людьми, которых реакция поносила, обзывая «красными», и которые сами называли себя «рабочими вождями», в конце концов создали Грёнеру репутацию демократа.

7 ноября он провел совещание с правыми социал-демократическими и профсоюзными лидерами Эбертом, Зюдекумом, Давидом, Легином. И хотя обсуждался вопрос об отречении кайзера, в действительности речь шла уже не о судьбе монархии, а о методах совместной борьбы против революции. Теперь, когда правительство было готово прикрыть своим именем соглашение о перемирии, Верховное командование собиралось вернуть себе ту руководящую политическую роль, которую оно в конце сентября — начале октября временно уступило гражданскому имперскому руководству. Поэтому Грёнер счел полезным в вопросе об отречении кайзера наглядно показать Эберту и его соратникам, что воля Верховного командования, как и прежде, остается высшим законом.