Небоглазка

— Доброе утро, Дедуля Охранник, — говорит Небоглазка.

— Доброе утро, Небоглазик! Есть что доложить?

— Без происшествий, Дедуля! Одни привидения, носятся на своих машинах далеко-далеко, по ту сторону текучей воды.

Он кивнул.

Перевел глаза на Января и нас с Мышем, наморщил лоб. Небоглазка встала на цыпочки, оперлась на его плечо и что-то зашептала на ухо.

— Это те, что пришли к нам вчера при лунном свете. Помнишь, Дедуля?

Он снова кивнул и что-то записал в блокнот. Потом поднял палец и уставился нам в глаза.

— Все вы теперь у меня вот сюда записаны, — говорит. — Я запомню. Без глупостей мне тут!

— Честное слово, — отвечаю.

Он моргнул, приподнял каску, почесал голову и поглядел в яркое голубое небо. Медленно проводил глазами летящую чайку. Лицо его смягчилось, и он замурлыкал песенку. Потом снова моргнул и снова глядит на нас.

— Пора продолжить обход, — говорит.

Небоглазка снова потянулась к нему и поцеловала в щеку.

— Без глупостей! — повторил он, обращаясь ко мне.

— Честное слово.

Он еще раз подставил Небоглазке щеку и пошел дальше, заглядывая в подъезды, дергая за дверные ручки, записывая что-то в блокнот.

— Понимаешь, у него важная работа, — говорит Небоглазка. — Он охранник.

Мы побрели обратно к типографии. Январь все смотрит на меня, качает головой, ругается вполголоса.

— А что, больше здесь никого нет? — спросил он Небоглазку.

— О чем это ты, Янви Карр?

— О людях. Других людях.

— Привидения иногда бывают. Мы от них прячемся, а если они подходят слишком близко, Дедуля их убирает.

— Убирает?

— Да, Янви. Он их убирает.

Январь поглядел на меня.

— Что он с ними делает, Небоглазка?

Она пожала плечами:

— Об этом я не знаю. Убирает.

— А других охранников тут нет?

— Охранник тут Дедуля. Дедуля.

— А кто ему платит? Кому он относит свои отчеты? Что он делает по выходным?

Небоглазка поцокала языком:

— Янви Карр, от тебя у меня все в голове трещит и грохочет! Ты бы не мог немножко помолчать?

Январь пожал плечами. Достал из кармана конфету, засунул в рот.

Небоглазка взяла меня за руку:

— Дедуля занятее занятого. Днем, когда солнце, он патрулирует и охраняет, а ночью, когда луна, копает и ищет.

— Что копает?

— Много всего хорошего, Эрин!

— Ты нам покажешь?

— Если луна и звезды будут яркие, Эрин сможет разглядеть каждую мелочь.

У меня было еще много вопросов, но я только тряхнула головой, закрыла глаза и усмехнулась, потому что и у меня в голове тоже трещало и грохотало и стихать не собиралось.

Идем дальше. Вернулись в типографию, прошли мимо больших машин в комнату охраны.

— Глядите! — Небоглазка указывала на всякую всячину на полках, бутылки, ржавые инструменты, блестящую гальку и отполированные водой кости. Погладила чаячье крыло со слипшимися от нефти и ила перьями. — Глядите, какие чудесные чудесности!

Взяла меня под руку.

— Тут еще много чудесностей, Эрин! Он говорит, что в какую-нибудь лунную и звездную ночь обязательно выкопает мои сокровища. Они выступят на поверхность и полетят в его ведро.

Январь фыркнул. Одну за другой он брал находки с полок. Корчил брезгливые рожи. Все время поглядывал вверх, на завязанные коробки под самым потолком. Полистал Дедулину книгу, лежавшую на столе, чертыхнулся. Потом сел у стены на свое одеяло и принялся ножиком соскребать ил с кроссовок. Небоглазка наблюдала за ним:

— Бедный Янви Карр!

Мыш присел на корточки возле стола и играл с Писклей, пуская ее из ладони в ладонь. Небоглазка улыбнулась:

— Мыш и Пискля счастливые зато! Пойдем! Пойдем посидим!

9

Она повела меня на крыльцо. Сидим перед открытой дверью, плечом к плечу. Я потрогала перепонки у нее между пальцев, тонкие, нежные, пропускавшие свет. В типографию вливалось солнце. Пылинки плясали в его лучах. На стропилах сидели птицы. Сквозь разбитые потолочные окна виднелось ослепительно-голубое бездонное небо. В лицо нам дул легкий ветерок.

— Небоглазка, а мама у тебя была кто?

Ее глаза затуманились. Я улыбнулась и предприняла вторую попытку.

— Твоя мама. Мамуля. Мать.

Она как наморщит все лицо.

— Вы с Янви Карром — вы такое странное, смешное выговариваете…

— Ты не понимаешь?

— Пони? Ты что-то спрашиваешь про пони, Эрин Ло?

Я рассмеялась:

— Погоди, я сейчас.

Пошла к своему рюкзаку, достала оттуда коробку с сокровищами и развязала ленту.

— Моя мама была небольшого роста, с рыжими волосами, зеленоглазая. Носила сережки с попугайчиками. Мы с ней жили в домике у реки. И были счастливы, как в раю.

Небоглазка улыбнулась и вздохнула:

— А, ты рассказываешь сказку. Дедуля тоже рассказывает сказки про Черную Грязь. Я это люблю. Рассказывай сказку, Эрин. Рассказывай дальше.

Она подвинулась и крепче прижалась ко мне.

Я достала нашу с мамой фотографию в саду:

— Видишь, это мы. Это я, когда была маленькая, а это мама.

Она уставилась на фотографию:

— Вы похожи на привидения.

Я улыбнулась. Внутри я слышала мамин смех.

— Нет, — говорю. — Тут мама еще живая.

Небоглазка кусала губы и глядела в пустоту, словно пытаясь разгадать трудную загадку. Я показала ей сережку-попугайчика.

— Мама — это как, Эрин?

— Мамы — это те, от кого мы рождаемся. А еще есть папы.

Она как наморщит все лицо.

Я копалась в коробке с сокровищами.

— Это твои сокровища, Эрин?

— Да.

— Чудно-чудно. Мои сокровища дожидаются меня в Черной Грязи, говорит Дедуля. Он выкопает их оттуда, прежде чем станет недвижней недвижного.

— Недвижней недвижного?

— Недвижней недвижного. Не важно, Эрин! Показывай дальше.

Я достала фотографию из больницы, размытый УЗИ-снимок, где я расту у мамы в животе. Там можно различить мою голову, руки; видно, как я дрыгаю ногами.

— Это я, когда я была у мамы в животе, за несколько месяцев до рождения.

Она рассмеялась. Смотрит то на меня, то на фотографию.

— Это придумка такая?

— Нет, это правда я внутри у мамы.

Она снова задумалась:

— Там темнее темного. Трудно как следует разглядеть.

— Да, — прошептала я. — Темнее темного.

— Ты это помнишь?

— Нет, не помню.

— Я тоже нет.

— Ты тоже нет?

— Я была в Черной Грязи, где все чернее черного. Дедуля выкопал меня оттуда, и стало днем солнце, а ночью луна.

— У тебя тоже была мама. Иначе не бывает, — шепчу.

Она задумалась:

— Значит, моя мама была Черная Грязь.

В восторге от своего открытия, она засмеялась и крепко обняла меня:

— Мама Эрин Ло была темнее темного. Мама Небоглазки была чернее черного.

Некоторое время мы сидели молча. Наконец я спросила:

— Как ты попала в Черную Грязь?

Она вздохнула:

— Это загадка, Эрин Ло. Дедуля говорит, что я, наверное, была сначала чем-то вроде рыбки или лягушки и плавала в воде.

Она снова посмотрела на снимок, где я у мамы внутри.

И как вся засветится!

— Глазами глянь! Глазами глянь, какие ручки и ножки крохотулечные! Глянь, как маленькая Эрин барахтает ими, будто в воде.

— Да.

— Значит, ты, Эрин Ло, тоже была сначала чем-то вроде рыбки или лягушки.

Я рассмеялась.

— Да, — говорю.

— Эрин как Небоглазка, а Небоглазка как Эрин.

— Да, — говорю.

Глядим друг на друга, улыбаемся.

— Вроде рыбки, — говорю.

— Вроде лягушки, — откликается.

И тут мы как расхохочемся. Наверное, мы никогда ничего не сможем толком объяснить друг другу. Я обняла ее, крепко к себе прижала, а она только поерзывает, как настоящая маленькая сестричка.

— Ты! — говорю.

— Я?

— Да, ты, ты! Ты! Ну что мне с тобой делать?

— Ничего не делать, Эрин Ло. Просто оставайся тут и дружи со мной. Только будь осторожна!

— Осторожна?