Пропавшая Рысь

– Отправьте меня, – вызвалась Аллегро. – И очень скоро я отправлю этого больного ублюдка к праотцам.

Домино закатила глаза.

– Господи, если она спасла мир, то теперь будет думать, что он принадлежит ей.

Остальные рассмеялись.

Потом она добавила, уже серьезно:

– Монти, я тоже предлагаю свою кандидатуру.

– Его нужно взять живым. Они хотят допросить его о других жертвах, чтобы проверить его выходы на азиатских торговцев живым товаром. А еще они хотят шумиху в СМИ, чтобы в этот раз публика поверила, что они, наконец, поймали этого типа. Наша задача – вернуть его ФБР, а они уж разберутся, что с ним делать.

– Я – как всегда, – вставила Камео. Конечно, она предлагала свое участие.

– Благодарю, дамы, – сказал Пирс. – Но у меня на уме другая кандидатура. Пусть это задание выполнит тот, у кого наиболее подходящее досье.

– И у кого же оно наиболее подходящее? – поинтересовалась Аллегро.

– У кого меньше опыта и меньше желания противоречить, чем у тебя, – ответил Пирс, глядя на нее. – И кто не позволяет себе нарушать правила и гнуть свою линию при каждой возможности.

Он повернулся к Домино и Морок.

– И это должен быть кто-то, кого азиатские торговцы живым товаром так легко не узнают, – добавил он многозначительно.

Монти указал на девушку, сидевшую слева от него.

– Морок ведет контакты и прикрытие. Ты нам понадобишься на этом конце провода, чтобы знать, как подступиться к этим торгашам, если Рено отыщет выходы на них на компьютере Оуэнса.

Пирс положил руку на досье «охотника за головами».

– Кодовое имя цели – «Лик», – проговорил он и сделал небрежное движение. Папка плавно заскользила по столу. Все взгляды были прикованы к папке, пока она не остановилась под пальцами той, кому предназначалась.

– Рысь, операцию «Маска» ведешь ты, – проговорил Пирс.

Глава четвертая

Манхэттэн бич, Нью-Йорк

Большинство соседей Юрия Драшева в Бруклине на первой линии от океана были господа немолодые и более чем состоятельные. Богатые дома отражали их изысканные представления об элегантности. Это были ухоженные особняки в духе Тюдор и в колониальном стиле, с вылизанными лужайками и фигурно подстриженными кустами. Если бы у каждого дома ни стояло по несколько автомобилей класса люкс последних моделей, можно было бы сказать, что владения соседей лишены показного блеска.

– Вот тебе и соседи, – подумала Джек, когда подъехала к дому русского авторитета – недавно отстроенной крепости из красного кирпича, окруженной высокой кованой оградой. Особняк отчаянно выделялся на общем фоне не только размерами, но и кричащей эклектичностью архитектурного решения. Флигели были увенчаны золочеными куполами, подчеркивавшими национальность владельца. Решетчатые окна были обрамлены аляповатыми изразцами ясно-голубого цвета с немыслимым золотым орнаментом. Шесть позолоченных колонн стояли сверкающим рядком, по три с каждой стороны от массивной двери, окрашенной все в тот же кирпично-красный.

Лужайка перед особняком изобиловала классическими итальянскими скульптурами – преимущественно обнаженная натура. А в центре красовался фонтан – четыре латунных дельфина, вращаясь, плевали во все стороны слегка подкрашенной водичкой.

У въезда была припаркована единственная машина – канареечно-желтого цвета Хаммер с огромной аэрографией на боку, изображавшей феникса.

Интерком справа от запертых чугунных ворот приветливо мигал зеленым, но Джек даже не пришлось делать вызов. Как только она оказалась в пределах видимости камер наблюдения, ворота автоматически открылись и впустили ее. Когда она подошла к двери, не понадобилось и стучать: на пороге ждал Олексеев.

– Входи, – сказал он и сделал шаг в сторону.

– Еще одна понтовая деталь имиджа? – отозвалась Джек, кивая на автомат Узи, висевший у Олексеева на шее.

Интерьер особняка не оставлял глазу возможности отдохнуть: нагромождение предметов роскоши делало внутренне убранство еще более броским, чем внешнее. Из просторной прихожей влево и вправо расходились дубовые двери. Прямо перед Джек вилась огромная мраморная лестница, над которой чудовищной громадой нависала стилизованная люстра из оленьх рогов. На стенах были развешаны охотничьи трофеи – головы вепрей, барсов, лосей… Они жутким образом сочетались с мохнатыми искусственными тигровыми шкурами на ступенях и бурым медведем-ковром в прихожей. На все это таксидермическое великолепие с выражением немого одобрения взирала со стены православная Богоматерь – копия какой-то знаменитой иконы.

Олексеев повел Джек направо, сквозь разноцветную стеклярусную занавеску, в огромную гостиную. Стены были окрашены в порядком поднадоевший кирпичный; вдоль них стояли бархатные кушетки, почти не разбивавшие цвет, покрытые леопардовыми шкурами и загроможденные блестящими парчовыми подушками с бахромой. На стеклянном столике посередине красовался самовар в окружении расписных шкатулок – не то коллекция сувениров, не то нелепая попытка спустя поколения не терять связи с русскими корнями.

У окна располагался роскошный бар с ломившимися полками и зеркальной задней стенкой в золотом обрамлении. У противоположной стены стоял стеклянный стеллаж с дюжиной наборов матрешек. На шахматной доске были расставлены любопытные фигуры: красноармейцы против американских солдат.

– Подожди вот здесь, – Олексеев указал на огромную красную кушетку.

– Я сюда не ждать пришла, – Джек развернулась было, чтобы направиться к двери, но услышала за спиной хриплый голос:

– Мисс Норрис, добро пожаловать ко мне в гости. Я рад, что Вы решили взяться за эту работу, – Юрий Драшев улыбался ей, демонстрируя золотые зубы. Он был высоким, тучным и лысым, на вид ему можно было дать лет пятьдесят. У него были густые аккуратно подстриженные седоватые усы и короткая узкая борода от уха до уха. Красный нос с крупными сосудами выдавал неумеренную любовь к водке. От нее же происходили и мешки под серьезными карими глазами.

– Я еще ничего не решила.

– Проходите, пожалуйста, и садитесь, – он указал на кушетку. – Выпить?

– Водки. Чистой.

Драшев щелкнул пальцами, и Олексеев бросился к бару, как выслуживающийся щенок, готовый принести хозяину тапочки.

Джек прошла к стеллажу, оглядывая китчовых матрешек, точно выставочные экспонаты.

Среди обычных улыбающихся «баб» были и наборы, ориентированные на туристов: персонажи сказок, герои диснеевских мультиков, советские и американские политики, четверка Beatles и другие поп-музыканты.

– Красиво, а? – с гордостью спросил Драшев, протягивая руку в жесте хвастовства. Он держался так, словно ждал, что Джек станет преклоняться перед его богатством и роскошью. – Nyet? – настаивал он, перейдя на русский, когда ответа не последовало, точно вопрос был риторическим.

– Это точно. За деньги можно купить все. Или почти все.

– Э, чего-то не хватает?

– Кроме вкуса? Да ладно, это всего лишь мое мнение.

– Если ты возьмешься за эту работу, тебе тоже обеспечена такая жизнь.

Драшев продолжал улыбаться, и Джек не могла понять, неужели эти смерть-машины так тупы, что не чувствуют, когда в их адрес звучит оскорбление. Похоже, они даже не допускали такой возможности.

Джек знала, что о русских думали, будто в делах они неорганизованны, а в подходах крайне примитивны. Но вообще-то в своем деле они были лучшими, едва ли не безупречными. У них хорошо шло все, за что бы они ни брались, – от торговли наркотиками до ввоза живого товара. И все остальное, что можно втиснуть в один ряд между этими пунктами.

Олексеев вернулся с двумя стаканами водки в руках и церемонно передал их хозяину и гостье. Джек подняла свой стакан и произнесла тост.

– Davai! – она сделала глоток и поставила стакан.

– Хороша, а? – спросил Драшев.

– Водка и «калаш» – это лучшее, что дала миру Россия, – согласилась Джек и откинулась на спинку кушетки, утопая в блестящих подушках.