Цена предательства

Сам рассказ много времени не занял. Михаил слушал вполуха, потому что в это время оглядывал и своих – настороженно-напряжённо сжимавших кулаки, и играющих желваками кадровых солдат – и гражданских: худосочно-блёклых клерков-админи-страторов, скептично-недоверчивых учёных, и откровенно злых и хмурых ребят из технического персонала, отвечавшего за аппараты и структуры жизнеобеспечения, которые упрямо молчали и только щурились.

Кошмары успели увидеть не все. И хорошо: иначе пострадавших могло бы быть и больше, если б в ночном коридоре кто-то оказался – направляемый своими кошмарами…

А так рядовой Дитрих Бирнбахер успел только расстрелять трубы центрального отопления, из-за чего двое техников получили ожоги. И изрешетить пулями стену лазарета – к счастью, повреждена оказалась лишь незначительная часть оборудования.

Ну вот показалось солдату, уже в сознании бегущему по коридору за помощью, что трубы – это чудовищные змееподобные монстры, что сделали подкоп снизу. И сейчас пытаются захватить спящих людей врасплох… А приснилось ему, оказывается, царство спрутов и морских змей чудовищных размеров: Михаил так понял, что рядовой всего лишь раз видал нечто подобное в старом фантастическом боевичке.

Но этого оказалось достаточно.

Ремонт коммуникаций и ликвидация затопления нижних Уровней Станции заняли остаток ночи. Гул прорывающейся воды, шипение перегретого пара, выстрелы и дикие вопли, перебудили, понятно, всех.

Всё оружие лейтенант тут же приказал перенести в оружейную. И лично запер на ключ. Так что сейчас, после завтрака, люди оказались пусть и невыспавшимися, но – живыми. Уже плюс.

И ведь не накажешь никого, кто, как Дитрих, начал бы «разбираться» и в будущем с такой угрозой: традиционно-привычным силовым методом!.. Боец не виноват, если окажется излишне впечатлителен. Или – его психика так устроена, что он «досматривает» кошмары уже наяву. Не отличая, где – сон, а где – явь.

Михаил подумал, что проще всего, наверное, будет как раз с техническим персоналом. Специфика обучения и работы такая, что воображение не требуется. Следовательно, особо изощрённых или изобретательных кошмаров у них не будет.

Хуже – с учёными. Нужно бы сказать лейтенанту, чтобы приказал уничтожить, или хотя бы запирать на ночь все яды и опасные бактерии-бациллы, что сейчас исследуются: вдруг кто, как Дитрих, «увидит», что только они могут «спасти» жизни людей, да и запустит в систему кондиционирования воздуха. Или – в питьевую воду.

Хуже всего, похоже, придётся кадровикам. Солдатам.

Уж они-то повидали за свою жизнь такого!..

Если хотя бы часть монстров, или ОМП*, применявшегося против них, или ситуаций, в которые попадали сами, или хотя бы – видели записи, воспроизвести, станет совсем уж тоскливо. Беспросветно. Особенно в свете того, что оружие – под замком…

ОМП* – оружие массового поражения.

Ведь если не вооружиться – можно просто… Оказаться убитым. Съеденным. Отравленным. Заражённым. Вон – как в случае с ожогами О,Салливана: подсознание – неумолимая вещь!

– … защитить вашу психику не удалось. А сейчас поднимите руки те, кто ещё не успел увидеть кошмары. Так. Двенадцать, тринадцать… – лейтенант смог насчитать девятнадцать «счастливчиков», – Отлично. Вас всех я прошу пройти в медотсек. Доктор! – штатный врач Станции, доктор Роман Скардино встал, как всегда сложив пухленькие ручки с волосатыми обрубками толстеньких, но чертовски, как знал Михаил, умелых, пальчиков, на аккуратном животике, – Вас я попрошу тщательно обследовать этих… добровольцев. Нам чётко, и очень быстро нужно узнать, чем таким – в плане как физиологии, так и психики – они отличаются от остальных. И разработать рекомендации, как нам, остальным, избежать. Повторения кошмаров.

Прошу теперь задавать вопросы.

Никто не поднял руки. Лейтенант, понимавший, что вопросы просто обязаны возникнуть, повторил, уже не столь жёстким тоном, – Вопросы есть?

Вдруг рядовой Мастон поднял руку:

– Разрешите, господин лейтенант, сэр?

– Да, рядовой Мастон. Спрашивайте.

– Так вы говорите, что на самом деле всё это – галлюцинация? Вроде как – гипноз? И на самом деле ничего того, что мы видим – нету? Оно… не настоящее?

– Да. Совершенно верно. Ненастоящее. Это именно так. Ничего материального нам не угрожает. (Ну, подумайте сами: как кто-нибудь, или что-нибудь может проникнуть сквозь метонно-броневые стены?!) Всё это – только образы, извлечённые, и затем каким-то неизвестным нам способом спроецированные обратно – нам в мозг. Правда, как заявляют все свидетели, эти образы… Чертовски достоверны и убедительны. В этом-то и проблема. Как нам во сне научиться понимать, что это – только сон, пока док чего-нибудь для предотвращения не придумает.

– Понятно, господин лейтенант. – Мастон сел с явно неудовлетворённым видом. Михаил его вполне понимал: раз нет реального врага – палить или сжигать из огнемёта, дробить гравипушкой или глушить ЭИМИ пистолетом – некого! А Мастон больше остальных любил именно убивать врага. И добивать – «для гарантии!» Но пока он входил как раз в группу, ещё не увидавшую кошмаров.

Лейтенант кивнул:

– Ещё вопросы.

Поднял руку один из учёных. Михаил его имени не помнил, зато помнил лейтенант:

– Слушаю вас, профессор Бейли.

– Я вот что хотел узнать, господин лейтенант. Вы упомянули, что раньше против нас такое оружие не применялось. И капрал Левицки отметил в рапорте, что его начали применять совсем недавно – когда… э-э… так называемое Правительство сустаров сменилось. На радикалов. Значит ли это, что само оружие было разработано давно?

Лейтенант шумно выдохнул. Потом сказал:

– Извините, профессор, в этом вопросе я вам ничем помочь не смогу. У нас нет данных о применении хотя бы чего-то похожего. Хотя… Да – вы правы. Сустары – большие специалисты в именно ментальном способе управления техникой. Механизмами. Оружием. Так что ничем иным, как сменой стратегии объяснить их нежелание использовать против нас столь эффективные приёмы ранее, не объяснить.

Но до сих пор они, вроде бы, не применяли столь прямого воздействия именно на мозг, на сознание отдельно взятого человека. Я имею в виду – проецируя, или как-то формируя там именно кошмары. Причём – сугубо индивидуальные, особо страшные именно для этого конкретного человека. Личности.

Возможно, до этого они действительно руководствовались соображениями… э-э… этичности. – лейтенант снова дёрнул протезом плеча, – Своей этичности. Хотя лично мне, как кадровому солдату, не очень понятно: почему застрелить, или – сжечь, или «размягчить» врага в ловушке – этично, а насылать на него кошмары – нет.

– Хорошо, господин лейтенант. Я понял. – профессор сел. На его лице Михаил видел досаду и разочарование. Ещё бы – никаких зацепок начальник группы адаптации людей к бациллам-вирусам-микробам Эрины для начала работы не получил.

Руку поднял кок:

– Господин лейтенант! Могу ли я продолжать готовить стандартные рационы? Не влияют ли какие-то наши продукты на… Сон?

– Хм… – лейтенант опять пошкреб подбородок, – Интересная мысль. Спасибо, капрал Китсон. – и, к Роману Скардино, – Док! Пожалуйста, выясните у каждого из добровольцев – что, и в каком объёме они ели на обед и ужин. А вам, капрал, рекомендую пока готовить пищу как всегда. Только избегать эссенций, загустителей, и перца.

Кок кивнул и сел. От стены отошёл начальник команды технического обеспечения, Отто Лардентингер:

– Вот уж за это – спасибо, господин лейтенант. За перец, в-смысле. – все сразу немного расслабились, заёрзали, закивали. Послышались смешки и скрип стульев. О привычке кока сыпать куда надо и не надо, вплоть до компота, старинную земную приправу, знали все. – Но я вот о чём хотел спросить. Если ожоги на теле капрала О,Салливана – настоящие, как и синяки на телах Пауэлла и Терри, и раны у Босха, это значит, что и все остальные раны или увечья, полученные в таком кошмаре, останутся после пробуждения?