Страница 2 из 28
Палочка моя просто волшебная. Сделана она из композитных материалов, в огне не горит, в воде не тонет. Легким движением руки превращается посох в трехметровый шест. На одном конце штык трехгранный спрятан, из второго нить пятиметровая выбрасывается с крючком стальным. Полезная штука на болотах, может жизнь спасти. Провалишься хоть по плечи, зацепишься за ближайший куст и выбирайся на сухое место из трясины. А в сложенном виде всего полтора метра и никаких вопросов не вызывает.
Фляжка армейская на ремне, ягоды и травы сушеные по карманам рассованы, сало и сухари в рюкзаке. Жека Болотник из Кольцова к походу готов. Утром до зари встали, к заправке пошли. Ворожил нам с Сенечкой дедушка леший, сразу знакомого водителя встретили. Мы его в прошлом году два раза из снежных заносов выкапывали. Он по окрестностям пробежался, в гостиницу заглянул и в столовую, бежит, руками машет.
— Нашел я вам машину. Эстонцы своим землякам творог со сливками везут, прямо в военный городок Чернобыль‑4. Через полчаса выезжают, пошли скорей!
Обнялся я с Сеней Алкоголиком, слов тратить не стали, и так все понятно — мне удачи, ему — терпенья. Ждать — тоже работа. Эстонцы на меня посмотрели мельком, и то верно, я ведь не девка голая, чего пялиться? Залез в спальник, рюкзак под голову, и затих. А проснулся уже в Украине. Шли без остановок, груз нежный, дядькам прибалтийским его сдать не терпелось.
— Мы в городке на транспортной площадке каждый четверг с десяти до двух, — мне один говорит. — Водители добро помнят, и долги отдают. Раз ты нашим товарищам помогал, можешь на поддержку рассчитывать.
А тут опять заставы замелькали, патрули и блокпосты, и понятно стало, приехали. Пропуск на машине был серьезный, поставки армейские, к нам не цеплялись. Через час я на щебенку перед КПП спрыгнул и в кусты ушел. Веточки качнулись, то ли плечом зацепил, то ли ветер колыхнул. И опять нет никого.
Если не знаешь, чего делать, не делай ничего. Переделывать не придется. Слился я с местностью, дождик мелкий меня мочит, по грунтовой дороге джипы тентом затянутые три раза проехали, откуда–то слева ветер речь казенную обрывками доносил. Мы, типа, не зону от вас охраняем, а вас от зоны. От трудностей и опасностей. Выходите из леса с поднятыми руками, иначе заложники будут расстреляны. Это раньше было и не здесь. Это маршал Тухачевский под Тамбовом орден зарабатывал в боях с крестьянами. Да, один черт.
Начальство в стране меняется изредка, а порядки — нет. Меня зовут последний поворот. Меня узнайте сами по вкусу водки и сырой земли и хлеба со слезами.
А вот и гости пожаловали. Один штук. Шучу я. Смех — он жизнь продлевает. А человечек не прост. К ограждению подкатился, заранее запасенными рогатками нижнюю проволоку поднял и под нее нырнул. Я ползком за ним следом, дядя местный, расписание патрулей должен знать. Тут дымком табачным повеяло. Еще один дурачок, думаю. На каждой пачке им пишут — не кури, вредно это, а они все не верят. Ты сходи в тубдиспансер или в областную онкологию — посмотри на больных людишек и себя на их месте представь. А потом выйди на крылечко и закури.
Мой невольный проводник к курильщику подошел. Тот на поваленном дереве сидел в черной куртке. И ясно мне стало, что я уже в Зоне. Метрах в десяти труп валялся, и никому до этого дела не было. Лежит — ну и пусть. Дальше в тумане, под мелким дождем, полусфера пузырилась. Вот к ней мне не хотелось приближаться категорически, храни меня дедушка леший.
— Вот тебе, Клещ, контейнер фарфоровый, — сказал негромко гость и рюкзак протянул. — Наберешь его полный «холодца», тут тебе и вид на жительство и квартирка в Европе и счет в банке немалый.
— Ты меня, Бизон, совсем за идиота держишь, — вяло возмутился собеседник сидящий на дереве. — Исследования запрещены полностью, как представляющие опасность для всего человечества. Это сразу гражданство, вилла на берегу теплого моря и счет очень большой.
— Принеси хабар, поторгуемся, — усмехнулся пришелец. — Вот тебе аванс и патроны.
Он положил на землю пакет.
— Тебя три страны ищут, и вовсе не для того, чтобы ордена вручить, — напомнил он Клещу. — Жду неделю в «Пьяной плоти». Время пошло.
И ушел обратно. А я здесь остался.
Курильщик стал деньги из пакета в карманы разгрузочного жилета раскладывать, когда из зарослей зверюга выпрыгнула. Хруст раздался и сразу удар. Клещ весь изогнулся и на землю уже мертвый упал и по частям. Кишки отдельно. Кабан этот жуткий тело за ногу ухватил и потащил в кусты. Дедушка мой леший, куда меня занесло? Нож мой тут не поможет явно. И штык в посохе тоже. Я считал, что после того как на танцах видел кривоногую Маринку в сиреневых колготках, меня уже ничего не напугает. Так вот, я ошибался. Сгреб с дерева разгрузку, пакет, подхватил из–за ствола поваленного рюкзак и шажками короткими от рыка и чавканья стал в сторону уходить. Пот по мне вместе с каплями дождевыми ручейком бежит, с севера гул доносится и в небе молнии сверкают. С прибытием тебя, Жека! Ты сюда сам пришел!
Минут за двадцать я до асфальтовой дороги добрался. Сбоку от нее вагончик брошенный стоял и плиты лежали. Ну и труп иссохший. К такой детали местных пейзажей я быстро привык. Бывал я в Петербурге на экскурсии, там, на Пискаревском кладбище полмиллиона покойников лежит, чего — горожане каждый день о них думают? Это вряд ли. Ну и я не стал. Спрятался от дождя в вагон и стал добычу рассматривать. А денег там оказалось полста тысяч европейскими деньгами. И сразу мне стало счастье. И патроны в пачках под «Парабеллум».
В рюкзаке, кроме контейнера, всякого добра навалом было. Консервы, бинты и шприцы одноразовые. Сижу я в уголке за ящиком, грызу шоколад трофейный и думаю, что на комнату в коммунальной квартире питерской мне случайно денег перепало. Или на квартирку в Нарве. Положил все пачки банковские в контейнер, пальцы облизал, обертку в карман убрал и опять на дождичек вылез.
Через перила моста еще один страх божий на дорогу вымахнул. Шкура клочьями, вместо глаз бельма, на ходу его мотает во все стороны. Я его одним ударом нагайки уложил. Только щелчок раздался, уродец даже не взвизгнул. Пал и лапками задергал. Нечего было тут прыгать. С северо–востока дымком пахнуло от костра. Плеть убирать не стал и на запах пошел. Кто–то что–то жарил.
Вскоре я домики увидел. Сбоку тракторная тележка стояла, у нас бы ее уже лет пять назад в металлолом бы сдали, а тут никому не нужна. Конечно, мы с Сенечкой за два года на грибах и ягодах с трудом пять тысяч накопили, а здесь я в первый день в десять раз больше сразу на дороге нашел. Кто тут будет утилем заниматься?
Мои мысли шум прервал. Там у костра кого–то крепко били.
— Пни его по почкам. Тогда он точно голос подаст!
Такие забавы я знаю. Скучно старшим пацанам, поймают мальца и начинают его лупить. Принимал участие — отрывались на мне по полной программе. Из той пятерки двое от самогонки сдохли, один замерз и один сидит. Пятого я после армии найду и с ним поиграю. Кто старое помянет — тому глаз вон. А кто забудет — тому оба долой. Так нас учит дедушка леший.
— Ладно, шашлык готов, не будем Клеща ждать, садимся. Отведите солдатика подальше, да и пристрелите его. Пошевеливайтесь!
Круто тут у них поставлено. В воротах тени мелькнули и во двор пошли. За углом направо повернули. Ну, что, Жека, делать будешь? И побежал я вдоль покосившегося заборчика в ту же сторону.
Здание длинное было и давно заброшенное. Вместо крыши одни стропила торчали, как кости в скелете ящера. Спрятался я за крайним кирпичным столбиком и стал троицу поджидать. Их хорошо было слышно, матерки и сопение. А солдатик пленный все время кашлял. Ближе, совсем рядом, все — вижу их.
Один солдата пинками вперед гонит, второй автоматчик в двух шагах позади идет. Есть у меня такой удар. Пошла плеть вперед, а я ее кистью закручиваю. Заднему прямо в лоб попал. У него вместо лица сразу маска кровавая нарисовалась. Локтем вправо дергаю, и гаечка конвойному между лопаток на излете входит. Открывает он рот, мне размахиваться некогда и вбиваю я ему в глотку кнутовище. А левой рукой нож из сапога выдергиваю и под ухо в шею. Жизнь у тебя была поганой, но недолгой. Падай, ты убит. Сразу же веревку на солдате перерезаю.