Страница 10 из 13
Мать встретила его сурово:
– Напровожался?
– Тебе что-то не понравилось? – резко бросил Алексей. – Не угодили?
– Не угодили, – кивнула мать. – И не понравилось! Если честно – ничего не понравилось! Ни Надя твоя, ни ее поведение! А главное, – тут мать на мгновение замолчала, – мне не понравился ты!
Алексей махнул рукой и ушел в свою комнату. Ночью, валяясь без сна, он думал о том, что мать, разумеется, права. Во всем права! И невеста его вела себя сухо и непочтительно. А он… Так просто заявил про деньги, как будто он один ими и распоряжается! Нет, заработал, конечно, он. Но! Деньги эти были отданы в семью! На жизнь, на здоровье Тёпы! И разве имел он право так легко и беззаботно предложить их прогулять? Разве в их положении это возможно? Разве правильно, когда в доме… беда.
Алексей то и дело вскакивал с кровати, курил в форточку, мерил шагами комнату, снова ложился и снова вставал. Потом на кухне долго пил из-под крана холодную воду. А еще смотрел на ночную пустынную улицу, прислонившись к прохладному оконному стеклу.
«Нет! – уговаривал он себя. – А я-то? Не имею права? Ни на что не имею? Я никогда ничего не просил: ни новые тряпки, ни поездки на море. Ни магнитофон, ни джинсы, ни все остальное! Я все всегда понимал и даже старался помочь! Но сейчас… Когда в его жизни появилась Надя!.. Когда она, его невеста, так хочет свадьбу и белое платье! Как любая девица мечтает об этом! Так что ж в этом плохого? Что такого ужасного он предложил? Исполнить мечту своей любимой? Сыграть свадьбу? Сделать все как положено? Даже самые скромные люди покупают к свадьбе платье, костюм и обручальные кольца. А он? – Выходит, не имеет права? По какому такому случаю его этого права лишили? И деньги эти чертовы заработал он, между прочим! Своим собственным тяжеленным трудом! Пока другие пили пиво и бегали на дискотеку в каком-нибудь Геленджике!
И цепочку эту, между прочим, он Тёпе отдал! И матери – кофту, и отцу…»
Так повторял про себя Алексей, а сам… чувствовал, что сгорает от стыда.
Алексей все пытался себя оправдать, обелить, распаляясь все больше и больше. Но когда он приплел и эту цепочку… Ему вдруг стало так противно, так стыдно, что он чуть не разревелся как последний дурак, глупая, истеричная баба, как самый ничтожный мелкий слабак…
Потом Алексей достал из холодильника початую бутылку вина, оставшуюся после не самой удачной помолвки, допил ее из горла одним махом и, чувствуя себя совершенно несчастным, отправился спать. Благо назавтра рано вставать не нужно. Завтра – выходной.
На следующий день первой позвонила Надя. А он, услышав в трубке ее голос, едва не задохнулся от счастья.
Договорились встретиться на их любимом бульваре – на Патриках.
У метро Алексей купил букетик ландышей – пахли они восхитительно сладко!
Алексей увидел ее еще издалека. Распахнутый плащик, голубая косынка на шее, распущенные прекрасные волосы. Дух перехватило от такой величавой и спокойной красоты: «И она – моя девушка! И даже больше – невеста!»
Надя выглядела тихой и печальной. Зашли в кафе, взяли кофе с мороженым.
И надо было начинать разговор. Кому? Да разумеется, мужчине! Именно мужчине надлежало как-то все объяснить. Расставить по своим местам. Оправдаться, в конце концов. И конечно же, что-то предложить! План на их дальнейшую жизнь.
А в голове Алексея было пусто… Как назойливая муха жужжала только одна фраза. «Я ничего не могу! – звучало внутри как приговор самому себе. – Ну и какой же я мужик после этого? Я ведь должен взять на себя, проявить инициативу, принять решение!..»
Алексей тяжело вздохнул. Сначала он попытался объяснить, оправдать поведение матери. Потом стал рассказывать про Тёпину болезнь и отцовский инфаркт, про сложности с деньгами.
Надя молчала, уткнувшись глазами в пустую кофейную чашку. Ни разу не перебила, не кивнула – дескать, все понимаю. Только пару раз тяжело вздохнула и приподняла удивленно брови.
Когда Алексей замолчал, она подняла на него свои ясные небесно-голубые глаза и с горькой усмешкой спросила:
– А для чего это все, Леша?
Он недоуменно пожал плечами:
– Для чего – что?
Надя нетерпеливо, раздражаясь на его непонимание, дернула плечом:
– Да все разговоры эти пустые! Нет, я все, конечно, пытаюсь понять. Да, сложно. Больная девочка. Инвалид. Больной отец. Нехватка денег…
– Но… – Надя сделала паузу и внимательно посмотрела на Алексея. – Давай теперь по-другому!
Он растерянно кивнул, не понимая, куда она клонит.
– Ты меня хочешь разжалобить? Растопить мое сердце? А вот не выйдет! – резко заключила Надя и приблизила к нему свое взволнованное, пылающее лицо. – Не выйдет, Лешечка! А все потому, что я видала кое-что пострашнее!
Ну, давай разберемся, – продолжила Надя. – Квартира в центре Москвы. Дача в прекрасном поселке. Нет в доме пьяниц, скандалов, битья посуды. Нет старой избы с растрескавшейся и вечно дымящей печкой. Нет холодного хлева с отощавшей скотиной. Нет пьяного и скандального бати и больной мамы, год лежащей бревном. А за мамой надлежало ходить: простыню уделанную поменять, накормить, напоить. Бате обед приготовить. А готовь не готовь – он все равно возьмется бузить. Потому что тоже устал и все ему надоело. А мама будет плакать за занавеской и вслух молить Бога о смерти… А в четыре утра надо подоить корову, дать еды поросятам. Убраться в хлеву. Сварить суп отцу, кашу – маме и… топать в школу, за черт-те сколько верст. По снегу, по наледи, по сугробам. …А потом мама умрет. С одной стороны – облегчение. А с другой… Отец тут же женится. И мачеха окажется злобной и жадной. Типичная такая злая мачеха из детских сказок! Я раньше думала, что все это выдумка! Ну, для остроты, так сказать, сюжета. А нет, все – чистая правда! И даже еще страшнее…
И тогда я решила: уеду. Навсегда. Без возврата. Домой не вернусь ни за какие коврижки. Впрочем, коврижек мне не сулили…
А потом – экзамены, общежитие, вечные страхи, что завалю сессию и останусь без стипухи. А это – голод. И холод. И никто мне не вышлет по почте десятку! Да что там, десятку – даже простого письма не напишут! Никому не интересно, как я живу. Да и вообще, жива ли?..
Ну, как тебе? – подытожила Надя. – Нравится? А ты, – тут она презрительно хмыкнула, – хочешь меня удивить! Разжалобить хочешь! А я… Знаешь, – она пристально посмотрела Алексею в глаза, – а меня уже не разжалобить, понимаешь? Не пробить так просто, и все! Такой бегемотьей шкурой я обросла! Иначе не выжить! Ну, хочешь обидеться? Да пожалуйста!.. – Надя резко откинулась на спинку стула: – Обижайся!
Долго молчали.
– Горе у каждого, Надя, свое, – начал Алексей. – Что считаться и сравнивать, у кого шире и глубже? Просто… – тут он запнулся, – просто нам надо решать, как… будет дальше! Ну, как мы?.. Как будет у нас?
Надя засмеялась:
– Ну, я готова! Слушаю твои предложения.
– А давай уедем! – с преувеличенной радостью в голосе объявил Алексей. – Уедем в провинцию, на Север, на Дальний Восток! Специалисты везде ведь нужны! А там – перспективы, жилплощадь! Опыт, свобода! И мы – молодые! И вместе… – нерешительно, окончательно сникнув, когда увидел ее глаза, закончил Алексей.
– Ты так ничего и не понял, – тихо сказала Надя. – Выходит, ты меня не услышал… – с горечью добавила она. И словно собрав воедино всю свою энергию пылко продолжила: – Уехать? В село? В сельскую больничку? На фельдшерский пункт? Вскрывать чиряки и накладывать шины? Обходиться зеленкой и градусником? – Вот это ты мне предлагаешь? Уехать обратно? Туда, откуда я… еле выбралась? После бессонных ночей над учебниками? После битв за стипендию? После холодной комнатухи в общаге? Угробить себя на Севере? Снова надеть валенки и тулуп? Снова топить печь и колоть лед в ведре? Жрать хлеб с маргарином? И это ты… называешь любовью? Строительством будущего? Перспективой для молодой семьи?
Нет, – Надя уверенно покачала головой, – такой семейной жизни мне точно не надо! И перспективы такой! Не для этого я рвалась в столицу! Я, – по слогам произнесла она, – я хо-чу. Ра-бо-тать. В столичной клинике. Готова на все: ассистировать много лет. Брать ночные дежурства. Но знать, что когда-нибудь! Понимаешь, когда-нибудь я стану человеком! Оперирующим хирургом. Хорошим хирургом, к которому будут стремиться попасть больные и с которым будут считаться коллеги! И на квартиру я заработаю! Здесь, в Москве! И обставлю ее красивой мебелью! И машину куплю! Слышишь, куплю! И будет у меня каракулевая шуба и австрийские сапоги! Тоже на натуральном меху, чтобы ноги не мерзли! Потому что я очень долго обматывала их для тепла газетой! Вот такие у меня, Леша, планы! И никто – слышишь – никто мне не помешает их осуществить! И не потому, что я алчная и жадная! А потому, Леша, – она снова наклонилась к нему и продолжила почти шепотом: – А потому, что я хочу жить как человек! Ты меня понял?