Мое условие судьбе

Если бы Людмиле кто-то сказал, что это называется депрессией, она бы сплюнула себе под ноги презрительно, как научилась когда-то, будучи в компании трудных подростков, и растерла бы ногой картинно, по-пацански.

Не простой она человек, Людмила, и никому не позволит лезть к себе в душу.

Она вышла из подъезда ровно за полтора часа до начала рабочего дня, решительным и бодрым шагом направилась к своей машине. И почти с радостью вновь увидела там толстенькую фигуру их участкового Семена. Он ее развлекал. У этого смешного коротышки, взяточника, интригана и вымогателя, была невероятная для такого персонажа фамилия – Горский. Людмила всегда думала при встрече: это какого же Горского угораздило выродить подобное существо.

– Людмила, – начал своим неприятным голосом недорезанного петуха Семен, – не понимаете вы просто разговоров. Сколько раз я вам говорил: народ жалуется. Вы ставите машину так, как будто вы тут одна живете. Другим людям негде парковаться. В прошлый раз я говорил: это последнее предупреждение. Сегодня выписываю штраф. – Он блеснул гордо очами. То есть маленькими такими глазками, как потерянные пуговицы в пыли дороги.

– Да что ты, Сеня, – даже заулыбалась Людмила. – Народ все жалуется? Народ – это Костя из нашего подъезда и Петрович из соседнего? Они тебе это сказали месяца три назад. И ты все мне мозг проедаешь. А мы тем временем с ними провели разделительные полосы. Вот они. Мы старались широко начертить. Краску дорогую купили, красную. Видно за версту. А тебе видно? – озабоченно спросила она. – Или у тебя глаза нарисованные?

Оставив участкового в глубокой задумчивости, Людмила вырулила со двора и поехала, быстро, легко, осторожно, как профессиональный гонщик. Она все старалась делать профессионально. Всегда к этому стремилась. Так странно: это не страхует ни от чего.

Глава 9

Режиссер шевелил усами, как кот. Он постоянно жевал жвачку. Это, как и все остальное в нем, раздражало Анну. Наглый, стеклянный взгляд, уверенность в том, что он невероятно осчастливил ее тем, что пригласил сниматься в своих рекламных роликах. Идиотских роликах, помогающих продавать всякую дрянь. Взять эти кошмарные, вульгарные часы, которые нарисованы на заднике сцены, более того, они болтаются на уродливом искусственном дереве, типа это яблоки соблазна, которые Анна, как Ева, полтора часа снимала и цепляла себе на разные места. Затем их вешали опять. Но Ева, кажется, была голой все же, а на Анне обтягивающее трико и блуза до талии из одних рюшей, с рисунком леопарда. Обалденный креатив, наверное, думает этот козел Никита.

– Снято, – сказал Никита.

Анна сняла с себя часы разной величины и формы, но одинакового уродства, бросила в коробку.

– Я свободна?

– Минуту, – вальяжно произнес режиссер, развалившись в своем кресле и закинув нога на ногу.

А она остановилась перед ним. В этом дурацком, неудобном наряде – где-то жмет, где-то колет и щекочет кожу, – после пятого дубля. Никита и в паузах корчил из себя великого мастера, претендующего на «Оскар». Теперь ему нужна еще минута. Наверняка, чтобы придумать повод меньше заплатить.

– Что еще? – хмуро спросила Анна. – Я еле стою. Зад, извиняюсь, весь расцарапан. В этом трико швы не заделаны, а сшиты они из дерюги какой-то. Как будто делались для чучела на огороде, а не для живого человека.

– Люди работают, как могут, – так же вальяжно заявил Никита. – У всех проблемы. У всех кризис.

«Особенно у тебя, ворюга», – зло подумала Анна. Все знают, сколько из полученных от заказчика денег идет на клип, а сколько прилипает к его ненасытным лапам.

– Ты меня держишь, чтобы о кризисе поговорить? – поинтересовалась Анна.

– Вон зеркало, – кивнул Никита на туалетный столик у выхода за кулисы. – Посмотри, будь добра, на свое лицо.

– А можно, я не буду? Это вроде в оплату не входит.

– Именно об этом я и хотел сказать. Ты хорошо выглядишь. Ты в форме, ты по-прежнему артистична. Но выражение лица… В чем дело? Тебя снимаю я! А ты знаешь, какой у меня строгий отбор. Я выбираю для тебя выгодные проекты. А у тебя такое лицо, как будто ты роешь канавы.

Анна вдруг искренне и звонко рассмеялась. Они были уже вдвоем, почти все разошлись, а оператор никогда не слушает бред Никиты.

– Слушай, Ник. Кинь мне сегодня всего один лимон из натыренных тобою у заказчиков баксов. И завтра я засвечусь, засияю в очередных подштанниках с помойки. И буду петь и смеяться, как дети, снимая с этих крючков, какие ты выдаешь за дерево, ту гадость, которую никто не возьмет, даже если за это будут платить. Все, я устала. Чао, бамбино.

Анна отправилась в закуток, который был ее раздевалкой, довольно насвистывая. Она, конечно, держит дистанцию, когда в студии, кроме них с Никитой, есть другие люди. Но вообще он стерпит от нее что угодно. Чего она только о нем не знает. Вся подноготная этого режиссеришки ей известна. Но он по своему врожденному жлобству жмется, ручонки трясутся, прежде чем написать ее заработанную сумму прописью, а ведь зависит сейчас он от Анны, а не наоборот.

Они познакомились, когда Никита был никому не нужным бездарным актером, которого кто-то из жалости или по другой причине иногда пристраивал в массовки. Отсутствие у него таланта бросалось в глаза. Даже при съемках толпы его старались поставить в самый последний ряд. До выхода с подносом ему было как до луны.

Аня приехала из Нижнего в никуда. Договорилась только с бывшей одноклассницей, которая работала в библиотеке «Мосфильма», что та попытается ее куда-нибудь предложить, хоть уборщицей для начала, и поселит где-то на первое время. У нее остановиться было нельзя – семья, но «Мосфильм» большой. Конечно, мечта у Ани была, да еще какая. Софи Лорен тоже была когда-то нищей, да еще и сиротой, брошенной в детстве родителями. А встретила миллионера Карло Понти… Короче, нужно просто часто ходить по коридорам, попадаться нужным людям на глаза.

Шло время. Аня сделала «карьеру»: от уборщицы до постоянной участницы массовок. И однажды приехала с Никитой в его дом в Подмосковье. Так называемый дом. Это оказалось незаконченное строение, старое, запущенное, где жили его родственники, которые практически не общались друг с другом. Сначала Ане показалось это диким, потом даже понравилось. Уж ей-то с ними общаться никак не хотелось. Она и к Никите приехала на одну ночь, потому что замучилась прятаться от ночных сторожей по павильонам и кабинетам «Мосфильма». А он был прыщавый и озабоченный. Девушки его не любили. Но задержалась Аня в том подмосковном доме на несколько месяцев. А потом кто-то, уезжающий то ли из города, то ли из страны, предложил Никите закончить рекламный ролик про пиццу. Дал какие-то копейки. Никого, кроме Анны, он нанять и не смог бы. А она… Она же мастер эффектных появлений. Тогда она сделала эти свои несколько минут… Пиццу, может, и не заметили, а ее – да. Очень даже заметили.

Вскоре она снимала нормальную квартиру, у нее появились другие предложения, Никиту не бросала, как талисман, что ли. Но встречалась с нормальными мужиками. Никита держался за нее, как за золотую рыбку. А когда в жизни Анны появился Артем и в связи с этим у Никиты дорогие заказы, дела его пошли в гору. Анна обалдела, заглянув к нему посмотреть новый дом. Особняк не хухры-мухры. Тогда она и заметила, как он раздобрел, как остекленели глаза, как он зашевелил некогда жалкими, нелепыми усами. И что интересно: совершенно забыл, с чего все начиналось. Анна не бросает его сейчас с его роликами только потому, что даже мысленно не называет себя любовницей Артема. Она ему пока никто. И она как раз никогда не забывает, что и как начинается. Вернуться в то прозябание – запросто. Причем именно Никита скажет ей в самый трудный час, что она больше не справляется с его планкой, что постарела, и возьмет другую. Он уже в струе: поток таких заказов не остановится.

Анна посмотрела своему отражению в глаза. То ли зеркало на ее столике грязное и туманное, то ли действительно устала, то ли мысли у нее совсем не победные. Да, она все время готова к поражению. И глаза в зеркале сейчас стали совсем узкими, как щели между бревнами в том старом сарае, в который может швырнуть ее жизнь. А надо стараться. Бить лапками по молоку, как лягушка в сказке, чтобы взбить масло, выйти на свет. Она беспощадно смыла с лица грим и пот горячей водой, придвинула к себе гигантского размера косметичку и принялась за работу. Allez![1] Сейчас эффектный выход. Она едет в офис Артема. Наверняка увидит там и Дину.

1

Вперед, марш! (фр.)