Страница 68 из 77
Что касается гражданских прав, то многие либералы предполагали: при Обаме большинство законодательных актов, принятых во время правления Буша, будет полностью изменено. Первые шаги нового президента не разочаровали: Обама начал с ряда распоряжений, среди которых были закрытие тюрьмы в Гуантанамо, прекращение деятельности военного трибунала и введение ограничений в практику следователей в соответствии с армейским уставом. Это означало на деле запрет пыток, который Конгресс не смог утвердить в начале 2008 года, когда обсуждал закон «О финансировании расходов на национальную оборону». Это были в значительной мере символические шаги. В то же самое время он посылал другие, менее обнадеживающие сигналы. Высокопоставленные сотрудники его администрации одобрили продолжение программы ЦРУ по переправке узников в другие страны без законных на то оснований и по задержанию подозреваемых в терроризме на неопределенно долгое время без решения суда, даже если они были арестованы далеко от зоны военных действий. Напрашивается вопрос: в чем моральное преимущество авиабазы Баграм перед Гуантанамо? Что особенно печально, администрация сохранила легальную возможность возобновления в определенных ситуациях деятельности военных трибуналов. «Мы прокладываем новый путь вперед, принимая во внимание безопасность американского народа и необходимость подчиняться верховенству права, — заявил юридический советник Белого дома Грегори Крэйг. — Это послание мы хотели бы адресовать и борцам за гражданские права, и сторонникам Буша». Не менее мрачное послание получили те, кто ожидал изменений в том, что касается слежки и прослушивания переговоров. Обаме была нужна как можно более широкая политическая поддержка, чтобы решить стоявшую перед ним основную задачу: преодоление экономического кризиса. Зато он мог много потерять и мало выиграть, давая республиканцам повод для критики по вопросам, которые он не рассматривал как насущные.
Затем Обама спровоцировал недовольство спецслужб и многих влиятельных сторонников Буша в СМИ, обнародовав серию меморандумов, описывающих методы пыток, одобренных ЦРУ, и разрешив публикацию фотографий, показывающих издевательства американских военных над заключенными по всему миру. Тем самым он дал понять, что в тюрьме «Абу–Грейб» инструкции прежней администрации не нарушались, а, наоборот, соблюдались. Тем не менее всего несколько недель спустя он под давлением военных и спецслужб объявил, что постарается остановить публикацию опасных снимков.
В ноябре 2008 года, за два месяца до вступления в должность нового президента, руководители американской разведки определили основные угрозы стране и миру в следующие два десятилетия. По мнению экспертов Национального совета по разведке США, помимо традиционных экологических катастроф, ядерной войны и борьбы за истощающиеся природные ресурсы, появятся и новые опасности. Америка может сохранить свое доминирующее положение, но разделит влияние с Китаем и другими развивающимися странами. Гордыня, испытываемая Америкой по поводу победы в войне с Ираком, а также ее опора на грубую силу могут стать признаками ее агонии. Как бы то ни было, тенденции, описанные в докладе, едва ли новы.
Одним из наиболее резких отличий курса, выбранного сначала Обамой, по сравнению с Бушем, является акцент, сделанный на прагматизм, а не на идеологию. Поэтому он в равной степени пытался установить контакты с Ираном и избегал конфронтации с Китаем, зная о его растущей мощи и влиянии. Во время первого визита Хиллари Клинтон в Пекин в качестве госсекретаря она дала понять, что придает вопросам о правах человека меньшее значение, чем прочим. Она сознавала, что США и Китай — равные партнеры и обострение конфликта принесло бы мало пользы. Поступая таким образом, Клинтон смирялась с переменой, которая давно уже произошла, но которую администрация Буша пыталась отрицать: Америка больше не в состоянии навязывать демократию «под дулом пистолета».
В этом заключается парадокс. Надежды, которые американцы возлагают на Обаму, носят исключительный характер. Однако требования, которые они выдвигают, остались по сути прежними: защитить Америку от терроризма, вернуть им работу и процветание, спасти от экологической катастрофы и упрочить позиции страны в мире. Причем сделать все это ему предлагается в то время, когда два столпа послевоенного устройства мира — либеральная демократия и свободный рынок — изрядно расшатаны, а возвращение у Америки вкуса к либеральным ценностям совпало с невозможностью для нее передать эти ценности другим.
Заключение
Народные приоритеты
Заключение
Народные приоритеты
«В этот день мир объединился», — сообщил сияющий Гордон Браун. Это начало «нового мирового порядка»: такое претенциозное заявление было сделано Вудро Вильсоном при основании Лиги наций после Первой мировой войны. То же самое говорил президент Джордж Г. У. Буш в 1990 году, в конце холодной войны. Знаменовал ли в действительности лондонский саммит Большой двадцатки в апреле 2009 года окончание исторической главы, гибель экономического уклада, который безраздельно господствовал в течение двух десятилетий? И как обстоят дела с политическим устройством, которое его обеспечивало?
В 1989 году, с крахом коммунизма и концом холодной войны, режимы по всему миру, от Китая и России до Южной Африки, Индии и Бразилии, пришли к выводу, что рынку как способу производства нет серьезной идеологической альтернативы. В 2009 году, с кризисом мировой финансовой системы, многие, казалось, пришли к противоположному заключению: стихийные свободные рынки привели к катастрофе даже самые богатые и сложные общества. Многие скептически отнеслись к этому раскаянию, решив, что когда удача снова вернется, она приведет с собой и прежний — стяжательский — образ жизни. Но даже если принять такое допущение, будет ли это знаменовать изменение качества демократии, углубление и расширение основополагающих свобод для большего числа людей?
Эти 20 лет обогащения в глобальном масштабе трансформировали представления правительств и народов о свободах. Возвышенная свобода превратилась в финансовую: возможность зарабатывать, копить и покупать. Все другие свободы были подчинены этой цели. Политические лидеры даже превозносят шопинг как патриотический долг. Это — вместе с интернетом и другими технологическими достижениями — обеспечило невиданную ранее культурную однородность. Сверхбогатые, достаточно богатые и стремящиеся к богатству люди, будь то в Санкт–Петербурге, Шанхае, Сан–Паулу или Южном Кенсингтоне, жили в единообразном мире с теми же дизайнерами, брендами, сайтами социальных сетей и средствами связи, теми же спортивными автомобилями и местами отдыха. Возник культурный конформизм, чувство стадности, обеспечившее тем, кто находился у власти, удобную для манипуляций среду.
К тому моменту, когда глобальный пузырь лопнул, неравенство глобальной экономики стало слишком очевидным. В США к 2007 году насчитывалась 1 тысяча долларовых миллиардеров (по сравнению с 13 в 1985 году), которым принадлежали ошеломляющие 3,5 триллиона долларов. Согласно данным журнала «Форбс», уже в течение ряда лет являющегося официальным арбитром состояний, крепкий коктейль глобального экономического роста и стремительно растущих цен активов привел к появлению 178 новых миллиардеров всего за 12 месяцев. «Это самый богатый год в истории человечества, — заявил главный редактор журнала Стив Форбс. — Лучший способ создать богатство — иметь свободные рынки и свободных людей, и все больше людей в мире понимает это». Один процент богатейших людей получил при Джордже У. Буше $2% всех налоговых льгот. Тем не менее средний доход американских рабочих в реальном выражении по существу снизился. Признанный инструмент измерения неравенства, коэффициент Джини, вырос практически во всех странах, и лидерами тут являются Китай, Индия и Соединенные Штаты. В Британии верхний слой в 1% населения получил большую часть национального дохода, чем в какое бы то ни было другое время после 30–х годов. В 2006 году общая сумма выплаченных премий составила 21 миллиард ф. ст. — около трети бюджетных расходов Великобритании на образование. Доход и активы верхнего слоя 0,1% населения вообще не поддаются оценке. Директор Института исследований финансов, наиболее авторитетного британского экономического аналитического центра, однажды сказал мне, что пытаться оценить сверхбогатство сродни «стараниям разглядеть что‑либо сквозь густой туман». Глобальные денежные потоки были так велики, что недоукомплектованные и дезорганизованные налоговые органы едва справлялись.