Страница 73 из 87
– Ну конечно же, ваше преподобие, у меня найдутся для вас прекраснейшие мечи. Какой изволите пожелать: полуторный или же двуручный?
– Да нет, простого одноручного мне вполне хватит. – Они со Зборовским уже обсудили этот вопрос и решили, что совершенствоваться во владении клинком Юраю стоит постепенно, от простого к сложному.
Гном тем временем буквально подлетел к одной из прилавочных стоек и вытащил из нее разрисованный затейливым узором меч с оголовьем, обильно изукрашенным драгоценными камнями.
– Вот позвольте порекомендовать: прекрасный клинок самой что ни на есть наилучшей гномской работы. Надежен, прочен, и совершенно недорого – всего сорок золотых!
– Ты, милейший, нас совсем за идиотов считаешь, или как? – в голосе Зборовсково сарказм соседствовал с недовольством, причем и того, и другого хватало с избытком. – Этому твоему мечу лучшая цена – десять государей в базарный день, а работы он людской, а не гномской, да и мастер явно не из лучших.
В гневе барон был страшен, пусть даже голоса он не повышал и вампирских клыков наружу уж тем более не выпускал.
– Думаешь, если клинок цветными финтифлюшками разукрасить да камней побольше напихать, такое барахло на дурачка прокатит? Настоящие клинки показывай, чтобы гномской работы был, из трехслойной стали да с волной по лезвию. И чтоб не только выкован, а и отполирован мастером…
– Так, изволите ли видеть, настоящий клинок и денег стоит настоящих, – похоже, что гном‑торговец нисколько не стеснялся своей попытки обмишулить покупателей, а даже гордился этим.
С деньгами у путешественников проблем пока не было. Во Фрейолле Зборовский ненадолго заглянул в тамошнюю энграмскую миссию, в результате чего казначей представительства Его Владетельного Высочества судорожно схватился за сердце, а потом долго отпивался успокоительными каплями, однако же кошелёк барона по итогам этого посещения изрядно потяжелел.
– За оплатой дело не станет. Ты давай именные клинки показывай!
"Меч воину ближе жены и слаще любовницы. Именно для его рукояти предназначена правая рука бойца, а не для того, чем ты тут – гы‑гы‑гы – без жены своей обходиться будешь!" Эту простецкую солдатскую формулу вбивает в голову каждого молодого рекрута его десятник в первую же неделю обучения. Но меч воину действительно ближе, чем жена и слаще, чем любовница, поскольку именно от клинка слишком часто зависит, увидишь ли ты завтрашний рассвет или уже не увидишь. От твоего меча и от того, насколько ты с тем мечом сроднился. Поэтому настоящиму клинку мастерской работы его владелец обязательно давал имя, причем чаще всего женское (если не предпочитал мальчиков, конечно). Как раз такой, достойный собственного имени меч и требовал сейчас барон.
– Сто пятьдесят золотых! – бухнул гном, когда Юрай прикоснулся к очередному клинку в том ряду "именных" мечей, к которому их наконец подвел Альтстафф. Но в этот меч просто невозможно было не влюбиться. Его лезвие отзывалась при ударе чистым и прозрачным тоном, тёмный блеск металла свидетельствовал о высочайшем качестве, и это же подтверждала неровная волнистая линия вдоль дола – тонкого желобка по оси лезвия. Меч был приятен в руке и отлично сбалансирован…
"Дайла, – услышал вдруг Юрай свой внутренний голос. – Тебя зовут Дайла, и ты останешься со мной".
– Сто пятьдесят, говоришь? – насмешливо переспросил хозяина лавки Зборовский, поймав выразительный взгляд своего товарища. – Вообще‑то он и больше пятидесяти‑то не стоит…
Гном широко распахнул глаза в притворном возмущении, готовясь к долгой утомительной торговле, но Владисвет тут же остановил его еще не начавшуюся речь короткой репликой.
– Получишь сто… хорошо, даже сто двадцать пять. Но только при условии, если ответишь сейчас на один простенький вопрос.
– И какой же это вопрос, позвольте полюбопытствовать?
Барон выжидательно посмотрел на Юрая, предоставляя решающее слово именно ему.
– "Поганое серебро". Если оно у тебя есть, продашь нам образец. Если нет – скажешь, где взять.
Какое‑то время в лавке стаяла такая гробовая тишина, что можно было бы, наверное, расслышать не то что пролетающую мимо муху, а даже проползающего по ковру таракана.
– Какое‑такое "поганое серебро"? В первый раз слышу, – отозвался наконец пришедший в себя Альтстафф.
– Ладно‑ладно, не прибедняйся. Знают гномы, где и как его добывать, А ты ж у нас по металлам наипервейший специалист. Или с тобой по другому разговаривать придется? – в голосе Зборовского звучали металл и неприкрытая угроза.
– Ну и кто же это вам такое про гномов понарассказывал, ваша милость? Бабка‑нищенка на сельском базаре или ведьма какая, мухоморов перекушавшая?
Вообще говоря, подобную реплику требуется произносить с ехидством и подковыркой, но сейчас голос хозяина лавки слегка подрагивал, и интонация насмешливого отрицания Альтстаффу не удалась. Плохой из него был актер, это уж точно – не то что в императорский театр, даже и в бродячую труппу фигляром не взяли бы.
Всё же, заданый вопрос требовал ответа. Юрай поколебался было, но бывают случаи, когда сухая бесстрастная правда действовует сильнее любой угрозы или выдумки.
– Хозяйка Эльбенборка сказала.
И, чуть помолчав, окончательно добил последним, смачно сказанным словцом:
– Лично.
Несчастный гном уже давно с трудом сдерживался, чтобы не вспылить: его и без того красное лицо сейчас напоминало готовый закипеть чайник. И теперь упоминание о легендарной деве эльфийской горы, с которой его покупатели якобы даже и поболтать успели, наконец‑то вывело его из себя.
– Да враньё это всё! Так и знайте: враки и россказни. Никогда настоящие гномы с "поганым серебром" дела не имели и наперёд иметь не будут. Поганый это металл, страшный! Все нормальные металлы и сплавы портит, и пользы от него никакой.
– Так значит, настоящие гномы с ним дела не имеют, – вкрадчиво и неторопливо произнес Зборовский. После чего въедливо уточнил – Ну а если ненастоящие?
– Да и не гномы они вовсе, а поганцы, – в сердцах ответил Альтстафф, слегка снижая тон. – Это только люди их "черными гномами" прозвали, а так‑то наши пути уже много веков назад разошлись. Кобольды, вот как они называются на самом деле. Кобольды, а никакие не гномы. Они одни с "поганым серебром" и водятся, чтобы хорошие руды портить и на истинные металлы ржавчину наводить. Век бы их не видел, поганцев.
– Но ведь видели же, достопочтенный?! – Владисвет был учтив, но настойчив.
– А, что с вами говорить, – махнул рукой гном. – Давайте деньги, забирайте свой меч и всего вам доброго, как говорится.
– Сто двадцать пять золотых, – напомнил барон. Добиваться желаемого словами он тоже умел неплохо, не только мечом махать.
– Поганцы они, сказал же я вам, – снова повторил Альтстафф, но теперь уже с жадным блеском в глазах. – Сами поганцы, и серебро у них поганое… Вот на Поганой Горе и найдете. На нечистую гору вам надо, на Фанхольмскую. Есть у них там пещера… А искать особо и не надо, ваш же нос вас туда приведет. Гору‑то почему поганой прозвали, знаете? Из‑за этой их вони. Только осилите ли вы тот смрад вытерпеть, если в гости к ним соберетесь, вот в чем вопрос.
Гном ехидно ухмыльнулся и, утерев пот со лба, уже спокойным и деловым голосом добавил:
– Деньги мои, клинок ваш. По рукам?!
…
Шагая по улицам, Юрай теперь каждую минуту радостно похлопывал по новому мечу, уютно упокоившемуся в прикрепленных к поясу ножнах у него на левом боку, и чистосердечно полагал, что все дела на сегодня уже сделаны. Но Зборовскому зачем‑то потребовался аптекарь, причем прямо сию же минуту, и отложить это на завтра Влад категорически оказывался.
Ближайшая аптекарская лавка оказалась закрытой, но к счастью, между знахарем и продавцом мяса или, к примеру, кухонной утвари есть огромная разница: без услуг последних можно пару дней и обойтись, лекарство же может потребоваться в любой час дня и ночи. И всякий вступающий в аптекарский цех приносил торжественную клятву, что лавка его будет открыта для страждущих круглые сутки, без перерыва. Барону пришлось долго и громко стучать специальным молоточком по висевшей у входа медной тарелке со ступкой и пестиком, но наконец дверь всё‑таки открылась, и фармацевт, старательно дожевывая остатки ужина, от которого его, судя по всему, оторвали надоедливые визитёры, недовольно спросил: