Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 43

Грубо оттолкнув Сергеева, на крыльцо взобрался Волобуй. Его обычно тусклые глаза блестели теперь злыми огоньками.

— Господа станичники! — злобно взвизгнул он. — Господа станичники! Коваленко хотел тут предложить нам организовать отряд самообороны из старых казаков…

— А ты–то откуда знаешь, что он хотел предложить?

— Снюхались, собаки треклятые!

— Ты брюхо–то убери! Кабан!

Волобуй, делая вид, что не слышит выкриков, продолжал:

— Я говорю, надо организовать такой отряд, который мог бы защитить нашу станицу от банды.

— Банду организовать хочешь?

— Долой!

— Дайте ему говорить!

— Дело человек кажет!

— Долой!

Рукопашная казалась неизбежной. Андрей шепнул что–то окружавшим его фронтовикам и стал решительно пробиваться вперед. Фронтовики помогали ему расчищать дорогу.

Когда он, в новом казачьем уборе, с георгиевскими крестами, приколотыми повыше серебряных газырей, появился на крыльце, притихли даже старики.

Сергеев был чужой казакам, иногородний, им было оскорбительно слушать чужого городовика на своем казачьем майдане. Андрей же был свой, казак. И хотя про него и ходили слухи, что он большевик, все же он был вахмистр и георгиевский кавалер.

Казаки плотнее придвинулись к крыльцу, ожидая, что скажет Андрей. Шум постепенно смолкал.

Андрей молча вытянул вперед руку, и все невольно повернули головы в указанную им сторону. Бут, шептавший что–то Семену Лукичу, почувствовал на себе сотни внимательных, любопытных глаз, смущенно умолк.

Станичники! Вот он… — в голосе Андрея зазвучали гнев и презрение. Семен Лукич спрятался за широкую спину Бута. — И вот он, — рука Андрея протянулась к все еще стоящему на крыльце Волобую, — а также и другие куркули нашей станицы, подговорив атамана, готовят восстание против советской власти. Они боятся, что у них отберут добытые ими обманом сотни десятин лучшей земли и отдадут вам. Чтобы защитить свое добро, они хотят создать контрреволюционную сотню. Я вас предупреждаю, казаки, в его голосе послышалась угроза, — что мы пришли с фронта не с пустыми руками, а боевые наши кони стоят готовыми к седловке. Сейчас мы уйдем с майдана и соберемся в другом месте. И если они посмеют собрать свою банду… мы вырубим их всех до одного!

— Это отцов–то своих рубать?

— Не отцов, а тех, которые посмеют собраться в контрреволюционный отряд. А если… если отцы наши пойдут с врагами нашими, то… и отцов повырубаем!

Собиралась гроза. Где–то далеко прозвучал глухой раскат грома.

Старики закрестились. И не понять было отчего — в страхе ли перед громом или от неслыханных слов Андрея.

От крыльца отделилась группа фронтовиков. Невольно расступалась перед ними колыхнувшаяся толпа. С гордо поднятой головой шел Андрей. Фронтовик, стоящий рядом с Чесноком, восхищенно шепнул ему:

— Вот, чертяка, отчебучил! Он такой, что и очень свободно может повырубать!

Чеснок, не отвечая, стал выбираться из толпы…

Когда площадь осталась позади, Андрей остановился:

— А теперь, хлопцы, до дому, седлать коней! Собираться у моста за греблей. У кого лишняя шашка или кинжал есть, берите с собой! Патроны тоже несите. Ну, а вы, — обернулся он к иногородним фронтовикам, присоединившимся к ним в конце площади, — приходите пеши. Коней вам добудем! — И, обведя всех смеющимися глазами, крикнул: — А теперь — по домам ма–р–р-ш!

Фронтовики с шутками и смехом быстро расходились в разные стороны.

Около Андрея остался один Максим.

— Ну, а ты, — Андрей вынул из кармана новенький вороненый наган, — бери вот это да беги до Сергеева, чтоб они, гады, с ним чего не сделали. — И, проводив задумчивым взглядом удаляющегося Максима, поспешно свернул а переулок…

Когда Андрей прискакал за греблю, там уже собралось около десяти конных казаков. К своему удивлению, он увидел среди них и Луку Чеснока.

— А ты зачем здесь? — подъехал к нему Андрей.

Лука выпрямился:

— А вот слыхал, что ты сотню фронтовиков собираешь, ну, и приехал. Я что, по–твоему, не фронтовик, что ли? — в его голосе послышалась обида.

Да нет, Лука, я так спросил… — замялся Андрей.

Ты на мою руку не гляди! — поймал Чеснок недоумевающий взгляд Андрея, смотревшего на его пустой рукав — Я, может, повод в зубах держать буду.



Андрей, соскочив с коня, порывисто обнял Чеснока:

— Спасибо, брат! А рука что ж… Казак и с одной рукой все же казак.

Со всех сторон к гребле съезжались казаки. Появились и пешие иногородние и те из казаков, у кого не было лошадей.

Андрей стал на большой камень:

— Товарищи! По поручению партии большевиков мною из иногородних и казаков организуется отряд. Начальником отряда временно назначен я. Когда же отряд организуется полностью, вы сами выберете себе командира. А теперь говорите — согласны ли вы, чтобы временно отрядом командовал я?

— Согласны! Чего там!

— Командуй, грец с тобой!

— Ну, а если согласны, то слушать мою команду! Нас собралось двадцать семь конных да пеших… тридцать два человека. Товарищ Дергач! Построй пеших и веди их к станичному правлению, а остальные — по ко–о–оням!

После ухода Андрея и фронтовиков с майдана остальные также стали расходиться. Старики нерешительно топтались на месте, не зная, что предпринять. Такой сходки в станице еще никогда не было.

Приезжающие с фронта сыновья часто вступали в споры со своими отцами, но из повиновения все же не выходили. А когда появился Андрей Семенной, все вверх дном пошло. Перестали слушать сыны родительское слово. Атамана и того в грош не ставили.

Семенной словно зачаровал молодых казаков — так и ходят за ним следом. И знают старики, что скажи он сегодня лишь слово, разогнали бы фронтовики майдан и на седину стариковскую не посмотрели бы.

На крыльце снова показался Коваленко. Из–за его спины робко выглядывал Волобуй.

— Господа станичники! В правлении семьдесят пять винтовок и десять цинков патронов, присланных отдельским атаманом. Говорите: передать эти винтовки фронтовикам или нет?

— Не давать! — разом выдохнули сотни грудей, а Волобуй, встав рядом с Коваленко, замахал руками:

— Они нас рубать хотят, а мы им оружие отдадим? Да где же тогда правда на свете? Свой отряд организовать, чтобы нас от банды защищал да от этих смутьянов.

Волобуй, сойдя с крыльца, стал пробираться к Буту. Казаки молчали. Коваленко обвел взглядом заметно редеющую толпу:

— Кто, господа станичники, хочет записываться в отряд и получить оружие, прошу вперед.

Писарь развернул толстую тетрадь, приготовясь записывать фамилии. Расталкивая казаков, к нему подошли Семен Лукич, Сушенко с сыном и еще пять–шесть пожилых казаков. Остальные стали расходиться.

Когда писарь, записав подошедших добровольцев, поднял голову, то около крыльца оставалось уже не больше двух десятков казаков. Коваленко, все время презрительно смотревший на уходящих, крикнул:

— Ну, кто следующий? Подходи!

Желающих больше не нашлось. Коваленко круто повернулся и, не прощаясь, пошел в станичное правление; за ним молча поплелись помощник, писарь и немногие добровольцы.

Когда часа через два отряд Семенного прискакал к правлению, там никого, кроме писаря, не было. Андрей с маузером в руках вошел в канцелярию. За ним, держа винтовки наперевес, шли семь казаков. Остальные окружили дом.

Увидев Андрея, писарь испуганно заморгал глазами.

— Где винтовки? — Андрей поднял маузер.

— Не… не знаю!

— Отвечай, когда спрашивают!

Писарь растерянно вскочил, поглядывая то на дуло направленного на него маузера, то на казаков:

— Вон в тех ящиках, господин вахмистр…

— Ну вот, давно бы так! — Андрей повернулся к казакам: — А ну, хлопцы, посчитайте, сколько их.

Казаки бросились к ящикам.

— Шестьдесят четыре винтовки и шесть цинков, товарищ Семенной.

Андрей посмотрел на писаря:

— А где остальные?

Тот молча протянул Андрею тетрадь.

Так! Успели–таки одиннадцать штук растащить… Казанок!