Страница 10 из 77
— Какое место в вашей жизни занимал сад «Эрмитаж»?
— Громадное. Летом почти каждый вечер мы — в «Эрмитаже». Входной билет стоил тогда один рубль, теперь — десять копеек. Но для нас и это были деньги. Через забор не лазили: во-первых, забор был высокий, а во-вторых, была масса других способов попасть в «Эрмитаж». Например, в сад пускали бесплатно тех, кто шел в кино или на концерт. Мы встречали знакомых с билетами, двое проходили. Потом эти два билета передавались через решетку, проходили следующие двое. И так попадали все В «Эрмитаже» всегда кого-то можно было встретить из знакомых или друзей И это для нас было самое интересное.
— А кто тогда выступал в «Эрмитаже»?
— Вначале надо сказать, что «Эрмитаж» был тогда самой престижной площадкой в Москве. Если эстрадный артист работает в «Эрмитаже», то он уже прима. И выступали там все звезды тех лет: Утесов, Шульженко, Райкин, Смирнов-Сокольский, Гаркави… Вы бы видели, что творилось у эстрадного театра, когда были концерты Утесова или Райкина!
А первые гастроли зарубежных артистов!.. Все наши помнят польский «Голубой джаз». А вот джаз из Венгрии, наверно, мало кто вспомнит. Там были два ударника — Чепи и Портик. Мы такого и не видели никогда, тогда это было что-то невероятное.
— А как складывалась судьба вашей компании после окончания школы?
— Когда мы учились в школе, то встречались постоянно. Потом, конечно, реже. Ребята поступили в разные институты: Свидерский учился в медицинском, Кохановский — в строительном, Безродный тоже поступил в какой-то технический вуз. Высоцкий учился в Школе-студии МХАТ, стал приводить к нам своих друзей. Приводили своих друзей и другие ребята, но костяк компании остался. Володя к этому времени переехал жить к Нине Максимовне, но бывал здесь довольно часто. Во-первых, приходил к Семену Владимировичу, а потом уже сложилась компания Кочаряна.
Вовка к этой компании тянулся, и я считаю, что ему просто повезло, что он познакомился с Кочаряном. Там были очень хорошие люди. А сам Лева Кочарян — просто великолепный человек. Он не просто дружил с Высоцким, он опекал Володю.
— А кого еще из компании Кочаряна вы знали?
— Артура Макарова. Артур — суровый человек. Кстати, он бывал и у Акимова. Однажды мы с ним вместе пошли в нашу угловую бакалею, стояли в очереди, как приличные, порядочные люди. К нам подходит Володя Муравьев, жил он здесь недалеко, кличка у него была Жирный. Подходит к нам Муравьев и говорит: «Возьмите и мне тоже». Конечно, очередь сразу начала волноваться, особенно возмущался мужчина, который стоял за нами. Этот Володя Муравьев, бывший тяжеловес, как гаркнет: «Тихо!» А этому мужику говорит: «Быстро! Говори, сколько стоит пол-литра и четвертушка вместе? Быстро! Я считаю до пяти! Раз, два, три, четыре…» Мужик растерялся и не может сообразить. Володя говорит: «Пять», а тот в отчаянии кричит: «Пол-литра и четвертинка, а с посудой или без посуды?»
Мы с Артуром так хохотали! И когда пришли к Акимову, рассказали про это всем.
— А как рассказывал сам Высоцкий?
— Ну, рассказывал он блестяще. Хорошо помню его рассказ о поездке на целину. В вагоне они с Геной Портером переоделись в ватники, Володя взял гитару, и они пошли по поезду. Портер изображал слепца, а Володя пел песню…
Не знаю уж, подавали им деньги или нет, но спели они эту песню — точно.
— Вы помните, когда появились первые песни Высоцкого?
— Он начал петь еще в студии, но пел тогда не свои песни. А свои вещи Володя впервые начал записывать у Володи Акимова. У Акимова появился старый магнитофон «Спалис». И на некоторых песнях я даже подстукивал, жалко, что эти пленки не сохранились. Когда у Володи появилась гитара и он начал петь, мне это дело понравилось. Я уговорил свою мать купить и мне гитару, — купили самую обыкновенную, за шесть рублей в музыкальном отделе ГУМа. Начал разучивать аккорды, но ничего у меня не получилось. И как-то Высоцкий взял эту гитару у меня — и с концами. Где бы я его ни встречал, всегда говорил: «Верни мне гитару! Верни!» Мне все-таки хотелось научиться играть. Но Володя мне эту гитару так и не отдал. По-моему, с этой гитарой он снимался в фильме «Хозяин тайги». Кстати, в этом фильме он играет в моем свитере. Свой он где-то потерял, и мне пришлось его выручить.
— Какова история посвященной вам шуточной песни «Живет в Москве в прекрасном месте аристократ М. Горховер…»?
— Сочинили ее Володя и Гена Ялович. Они пришли ко мне на именины 21 ноября — это Михайлов день. Взяли мою многострадальную гитару — тогда она еще была у меня — и спели. Спели в присутствии моей первой жены, да еще и приплясывали. А про нее там такие детали… Я думал, что на этой песне мои именины и закончатся, потому что жена пошла на кухню за мокрой тряпкой. Но мы сумели ее уговорить — песня-то шуточная.
— А почему вас звали Граф?
— У меня до сих пор хранится купчая на этот вот дом, в котором я и сейчас живу. Когда-то он принадлежал моей бабушке. Домовладелец — ну, значит, и граф.
— У вас в памяти не осталось каких-нибудь первых стихов Высоцкого, не песен, а именно стихов?
— Да, я запомнил несколько строчек, они связаны с таким случаем… Тогда был такой знаменитый ударник Лаци Олах. Позже я у него учился. Вдруг мы узнаем, что у него концерт в ЦДКЖ, но попасть на этот концерт было просто невозможно. А в то время директором Московского цирка был Байкалов, имени-отчества, к сожалению, не помню. Я знал о нем, потому что до войны директором одного из цирков шапито работал мой отец. Я позвал ребят, приезжаем в ЦДКЖ, и кто-то из нас, скорее всего Володь-ка, пробирается к администратору и говорит: «Вам Байкалов про нас не звонил?» Жульничество, конечно, но что было делать… Короче говоря, нас пропустили.
Посадили нас в ложу — «люди от Байкалова»! Видимо, кто-то про нас шепнул и Лади Олаху. И когда он делал свои знаменитые «брейки», то несколько раз поклонился в нашу сторону. А Володя по этому поводу написал стихи, помню только их начало:
Я не ручаюсь за точность… А что было дальше? Может быть, дальше и не было ничего.
— А потом, в 70-е годы, вы встречались с Высоцким?
— Мы встречались, но редко. Однажды совершенно случайно встретились в Одессе. Я приехал туда с ансамблем лилипутов. Гостиница в самом центре Одессы, на Дерибасовской, — спускаюсь в кафе: «Владимир Семенович, здравствуйте!» Володя меня спрашивает: «Ты с кем?» Он знал, что я работал тогда ударником в разных коллективах. Отвечаю: «Я — с маленькими». Лилипуты не любят, когда их называют лилипутами. Они не любят, когда им помогают, — тебе тяжело, давай я понесу… А я к ним относился, как к равным, они меня за это уважали.
Володьке это страшно понравилось — «маленькие»… Он целый день ходил за мной по пятам. «Граф, ну познакомь меня с ними. Ну познакомь…» — «У нас вечером концерт, некогда». — «Ну после концерта». Познакомил я его с маленькими, они притащили гитару… И Высоцкий для лилипутов пел, пел долго, почти всю ночь. Маленькие были страшно довольны.
А жили мы в старых одесских номерах — громадные комнаты, метров, наверное, по пятьдесят. И в этих громадных номерах стояли громадные кровати. Высоцкий у меня все спрашивал: «А по скольку человек они спят?» — «По одному, конечно…» — «Не может быть, они же все на одной кровати могут поместить-ся». В этой же гостинице у меня в номере произошел пожар. От незатушенной сигареты задымило одеяло. Прибежали маленькие, примчался Володя… Около кровати стояло несколько бутылок — «огнетушителей»— белого сухого вина. Я топчу это одеяло и кричу: «Давай лей, заливай вином!» А Вовка отвечает: «Жалко! Бежим за водой!» — «Что жалеть-то — восемьдесят семь копеек за бутылку». И лилипуты — «огнетушители» к животу — потушили.