Страница 9 из 15
По данным А.Н. Кирпичникова, фрагменты принадлежат двум разным боевым наголовьям, одно из которых было найдено на голове воина в кольчуге, павшего в воротах городка[97]. В результате неудовлетворительного хранения фрагментов сложилось мнение, что обломки могли принадлежать разным шлемам. Так, на одном из фрагментов рифленого купола (хранится под одним инвентарным номером, вместе с обломками кольчуги) хорошо видна пайка двух элементов бронзой. Другой же кусок с полумаской не рифленый, а гладкий. Несмотря на это логично предполагать, что все фрагменты принадлежат все же одному наголо-вью. В этом случае следует полагать, что грани на нем были откованы только на верхней части тульи, так что шлем имел гладкий околыш и, кроме того, на нем отсутствовала роскошная дорогая серебряная золоченая обтяжка (она нигде не упоминается). Несмотря на это предположение, на карте находок, представленной в этой книге, фрагменты из Изяславля помечены двумя номерами (№ 4–5).
Фрагменты полумаски и обломки тульи шлема, найденные при раскопках на городище Свислочь, также трудно привязать к какому-либо одному событию со стопроцентной точностью. Ясно одно — находка сделана в горелом слое и связана с последствиями боя, так как к внутренней стороне полумаски «припекся» фрагмент кальцинированной кости — все, что осталось от сгоревшего хозяина шлема[98]. Эти боевые действия вполне могли носить и междоусобный характер, но авторы раскопок связывают находки со штурмом монголами крепости во время карательного похода Бурундая в 1258 г., так как среди обнаруженного оружия имеется и навершие древка значка «бунчука»[99].
Учитывая вышеперечисленные находки, А.Н. Кирпичников причислил «крутобокие» боевые наголовья к кругу русских древностей, обозначив их как шлемы «IV типа». Их появление он связал со временем феодальных междоусобиц XII — начала XIII в.[100] В основу аргументации этой точки зрения им были привлечены выдержки из Ипатьевской летописи. Первое сообщение относится к описанию битвы при Руте 1151 г. и рассказывает, как к Изяславу Мстиславичу, лежащему раненым, подошли его же воины и, не узнав его под шлемом, хотели убить. Один из пехотинцев уже ударил мечом по шлему князя, где «написан святой мученик Пантелеймон злат…», «…и тако вшибеся шелом до лба». Изяслав успел снять шлем и был узнан[101]. Второе сообщение изображает один из драматических моментов похода на половцев северского князя Игоря Святославича. Он пытался остановить отступающих ковуев и, чтобы быть узнанным, «сонма шолом погнаше опять к полку»[102]. Исходя из этих пространных известий, А.Н. Кирпичников заключил, что упомянутые летописью шлемы обязательно должны были иметь защиту лица в виде круговой кольчужной бармицы. При этом полностью была исключена возможность того, что князья могли пользоваться более надежными для защиты лица шлемами с железными масками-личинами. На основании сообщений о шлеме Изяслава Мстиславича, исследователь выделяет еще один признак «крутобоко-куполовидного» шлема с круговой бармицей — рыцарскую эмблематику в качестве украшения. Однако чеканные начельные накладки встречаются и на других типах шлемов домонгольского периода: Немия (Винницкая область, Украина)[103], Квасниковка (Энгельсский район Саратовской области)[104], и в силу этого невозможно с уверенностью идентифицировать упомянутые летописью шлемы как «крутобокие» с круговой бармицей. Все остальные признаки «крутобоких» шлемов — будь то прямое или загнутое назад навершие в виде короткого стерженька, полумаска с клювовидным наносником и круговая кольчужная бармица— не находят отражения на иконографических памятниках домонгольской Руси. Как уже отмечалось выше, практически отсутствуют они и в археологических комплексах домонгольского периода.
Очевидно, что типологизация шлемов — дело довольно сложное. Существуют подробно разработанные типологии, более или менее дробные или общие. Все они имеют как достоинства, так и недостатки. С одной стороны, деление на безликие типы под номерами вызывает меньше нареканий, нежели чем локально-географическое, зачастую приписывающее ту или иную модификацию конкретной оружейной традиции того или иного народа. Но, с другой стороны, подобная типология грешит излишней прямолинейностью, поскольку подразумевает строгую линейность развития и не учитывает каких бы то ни было локальных особенностей. Такова и типология шлемов А.Н. Кирпичникова.
Говоря о более дробной и вариативной «локальной» типологии, необходимо отметить, что она позволяет более явственно раскрыть характер возможной географической дифференциации и локальных особенностей модификаций шлемов. Вместе с тем при разработке такой типологии трудно удержаться от выделения чистых национальных типов оружия, таких как «русский», «монгольский» и т. п. И тут уже, как правило, различные взаимовлияния, неизбежные при кросскультурных взаимодействиях, отходят на второй план, уступая место пресловутому делению оружия по национальному признаку. Этот подход также кажется упрощенным и не отражающим всей картины взаимного пересечения оружейных традиций и заимствований с позднейшей локальной модификацией. В случае с рассматриваемым типом шлемов это особенно актуально, так как здесь слились воедино наработки сразу нескольких оружейных традиций, которые аккумулировались на территории Золотой Орды. Крупное оружейное производство отмечено в Самарканд[105] и области Саксин — округе большого средневекового торгового города, который был расположен в устье Волги[106]. В Волжской Булгарин существовало и свое оружейное производство[107]. Следует полагать, что массовостью и качеством своей продукции славились и аланские кузнецы-оружеиники[108]. Также давнюю традицию имело производство кольчуг в Дагестане, о чем красноречиво свидетельствуют письменные источники[109]. О поставках персидского оружия из Персии монголам упоминает Гильом де Рубрук[110]. Можно даже предположить, что изначально производственная база Золотой Орды находилась в Южном Закавказье и Северном Иране, захваченных монголами[111]. Позже ханы нередко получали оружие в качестве подарков из Египта[112]. В Орду также переселяли самых лучших ремесленников[113]. Таким образом, можно говорить о формировании своеобразной золотоордынской традиции в изготовлении вооружения, впитавшей в себя самые лучшие и передовые оружейные технологии многих стран и народов.
Несомненно, не следует упрощать вопрос, приписывая шлемы рассматриваемого типа к русской или монгольской оружейной традиции, так как они несут на себе отпечаток сразу нескольких традиций. Горбатый скульптурно выполненный нос видоизменялся — от довольно реалистичного до упрощенного и неуклюже изготовленного — в зависимости от места изготовления шлема, что прекрасно демонстрирует шлем из погребения № 1 Келийского могильника[114], являющийся подражанием или локальным вариантом этой серии шлемов.
97
Кирпичников, 1971. С. 30.
98
Плавинский, Кошман, 2010. С. 146.
99
Там же. С. 146, 149.
100
Кирпичников, 1958. С. 63–65; Кирпичников, 1971. С. 29–31.
101
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 439.
102
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 642.
103
Кирпичников, 1962. С. 230–234.
104
Максимов, 1960. С. 190–193.
105
Массон, 1934. С. 53.
106
Коновалова, 2006. С. 123.
107
Большаков, Монгайт, 1971. С. 33.
108
Алемань, 2003. С. 219–220, 301–302.
109
Караулов, 1903. С. 53; Тизенгаузен, 1941. С. 187.
110
Рубрук. Гл. 50.
111
Горелик, 2001. С. 25.
112
Тизенгаузен, 1884. С. 60–61, 67–68, 100, 152, 324–325.
113
Плано Карпини, VII. 4.
114
Виноградов, Нарожный, 1994. С. 68–70, 76. Рис. 2, 1.